Центральная Азия, регион на пересечении важных торговых путей и геополитических интересов, борется с всепроникающей угрозой организованной преступности. От незаконного оборота наркотиков до коррупции, преступные сети создают множество проблем, требующих немедленного внимания и принятия стратегических мер. По мере того как правительства стран региона предпринимают усилия по борьбе с проявлениями преступного мира, им следует также извлекать уроки из лучших практик мирового опыта, налаживать международное сотрудничество и проводить комплексные реформы. В интервью с профессором Лондонского Королевского колледжа мы углубимся в сложный ландшафт организованной преступности в Центральной Азии, расскажем о ее транснациональных аспектах, региональных и страновых особенностях и возможных путях для трансформационных изменений в Центральной Азии.
Профессор Купатадзе является старшим преподавателем и исследователем Института России при Королевском колледже Лондона. Ранее он преподавал в Школе международных отношений Сент-Эндрюсского университета. Его исследовательская специализация – транснациональная преступность, коррупция, реформа государственного сектора, неформальная политика и связь между преступностью и терроризмом. Ныне д-р Купатадзе исследует, среди прочего, нетрадиционные угрозы безопасности (преступность, коррупция, насилие и т. д.) в постсоветской Евразии и изучает эти явления в сравнительной перспективе.
История организованной преступности
CABAR.asia: Начнем со свежей версии Индекса организованной преступности в Центральной Азии (ЦА): как различные факторы, в том числе жесткие санкции в отношении России, поставка подсанкционных товаров и товаров двойного назначения из Центральной Азии, параллельный импорт, незаконная торговля и рост контрабанды наркотиков и торговля людьми, финансовые преступления — сформировали нынешние тенденции в регионе? Расскажите, пожалуйста, об истории и эволюции криминальных субъектов и процессов в Центральной Азии.
Будучи членом Глобальной инициативы по борьбе с транснациональной организованной преступностью, я вношу свой вклад в деятельность по индексированию преступности в Центральной Азии и на Кавказе. Работая в качестве рецензента и регионального эксперта, я предоставляю информацию для финального отчета. Рейтинг каждого государства Центральной Азии показывает разный уровень преступности: например, Казахстан — 4,27, в наименьшим показателем, и Таджикистан — 5,62, с наибольшим, а региональный показатель 4,52 ниже среднемирового показателя 4,88. Государственные субъекты, в том числе должностные лица правоохранительных и судебных органов, являются преобладающими акторами, влияющими на функционирование преступных образований, глубоко укоренившихся в государственных структурах. Понимание их воздействия жизненно важно для борьбы с транснациональной организованной преступностью в регионе.
Коррупция превратилась в феномен, содействующий организованной преступности, существующей на протяжении всей истории человечества. Однако в последние годы коррупция взяла на себя первостепенную роль в деле организованной преступности, стирая границы между двумя явлениями. Возникновение связанных с государством субъектов, также широко известных как аффилированных с государством акторов, еще больше усложнило это различие. Участие таких акторов в деятельности организованной преступности настолько велико, что отличить коррупцию от организованной преступности становится все труднее. Процесс спайки преступных элементов и акторов, аффилированных с государством, представляется шире, чем просто предоставление защиты преступным группам в обмен на покровительство, разного рода платы или услуги. Аффилированные с государством субъекты часто сами непосредственно организуют преступные операции, еще больше запутывая отношения между явлениями коррупции и организованной преступностью.
В целом, в постсоветской части мира существует проблема размытости границ между общественным и частным, конвергенцией государственных и коммерческих структур, государством и организованной преступностью. Мне было бы трудно провести различие между политиком, бизнесменом или преступником на ранней стадии государственности в Кыргызстане или Казахстане, потому что некоторые бизнесмены вполне могли оказаться частью так называемого «подполья». Это почти идеальный случай сговора, когда коррупция и организованная преступность — разные термины только из-за аналитической ценности. Однако эмпирически нет большого различия между организованными преступными группами и аффилированными с государством акторами. Это важный вывод.
В ландшафте преступных сетей существуют различные субъекты, в том числе традиционные организованные преступные группы и структуры мафиозного типа, обычно ассоциируемые с «ворами в законе». Этих традиционных преступников, появившихся в советских тюрьмах, можно сравнить с крестными отцами сицилийской мафии, однако их влияние в Центральной Азии остается относительно ограниченным. Хотя они сохранили значительное присутствие на Кавказе, в России и Украине, их влияние в Центральной Азии было менее выраженным. В советское время ряды этих традиционных преступников или «воров» пополняли выходцы из Грузии, Армении, Узбекистана и Азербайджана. Известные фигуры, такие как Камчы Кольбаев, наряду с некоторыми другими, занимают видное место в организованной преступности Центральной Азии. Тем не менее, преобладает мнение, что государственные субъекты обладают большей властью и влиянием по сравнению с традиционными организованными преступными группами.
Традиционная организованная преступность на постсоветском пространстве в основном процветает в тюремной среде, где она зародилась и сохраняет свой оплот. Однако происходит интересная трансформация. В 1990-е годы эти традиционные преступники распространили свое влияние за пределы тюрем, взяв на себя значительную роль в экономической и политической сферах. Тем не менее, с приближением 2000-х годов их власть стала ослабевать, хотя они все еще сохраняли некоторое влияние в тюрьмах Кыргызстана, Казахстана и Узбекистана. Тем не менее, это влияние уменьшается, особенно в Таджикистане, где усиливется влияние радикальных экстремистов. Примечательно, что два крупных тюремных бунта за последние пять лет были организованы лицами, связанными с радикальным экстремизмом. Это событие имеет важное значение, поскольку оно не только предполагает замену криминальной иерархии экстремистскими элементами, но также подчеркивает появление тюрем в качестве источника финансирования терроризма, используя криминальную кассу, известную как «общак», для радикальных экстремистов, а не в чисто криминальных целях. К сожалению, публичные дискуссии по поводу данного явления практически отсутствует.
CABAR.asia: Как со временем менялись отношения между правительствами, бизнесом и криминальными синдикатами в государствах Центральной Азии?
В Казахстане отношения между организованной преступностью и упомянутыми секторами относительно минимальны по сравнению с остальными государствами в Центральной Азии. Страна демонстрирует похвальный прогресс в борьбе с организованной преступностью, сравнимый с Грузией. Тем не менее взаимодействия и пересечения между вышеназванными элементами существуют в различных формах. Одно из проявлений связано с тем, что бизнесы производят денежные воздаяния преступным группам в качестве платы за покровительство. Однако такие случаи менее распространены в Казахстане, так как они обычно возникают в условиях слабости государственной власти. Это явление было более выражено в 1990-х годах. В Кыргызстане все еще наблюдается подобная динамика взаимоотношений, особенно в таких регионах, как Чуйская область и ряде других, откуда происходят известные криминальные авторитеты.
Еще одним типом взаимодействия является взаимосвязь происхождения капитала или самого бизнеса с организованной преступностью. В 1990-е годы многие представители преступного мира стремились узаконить свою деятельность, перейдя в сферу легального предпринимательства. Следовательно, региональные базары и давно существующие предприятия, особенно те, которые были основаны в 1990-х годах, наиболее подвержены этой форме взаимодействия. Такие типы связей представляют собой еще одно важное измерение, в котором организованная преступность пересекается с законной экономической деятельностью.
Политическое измерение
CABAR.asia: Какие существуют самые популярные схемы финансирования организованной преступности, наркотрафика и другой незаконной деятельности в Центральной Азии? Как региональные правительства пытались регулировать или пресекать эту деятельность и какие мультилатеральные механизмы в настоящее время существуют для решения этих проблем?
Организованная преступность – это однозначно транснациональное явление, особенно ярко проявляющееся в таких видах деятельности, как контрабанда и незаконный оборот наркотиков. Полная классификация видов незаконной деятельности, представленная в упомянутом Индексе организованной преступности, помогает лучше понять всю полноту картины. Примечательно, что незаконный оборот героина и синтетических наркотиков значительно вырос, и это требует повышенного внимания. Кроме того, преступления против дикой природы приобретают все большее значение, в первую очередь из-за более тесных связей стран региона с Китаем. Сложная взаимосвязь этих трансграничных преступных действий подчеркивает глобальный характер организованной преступности и необходимость согласованных усилий по борьбе с ней.
В дополнение к вышеупомянутым видам в игру вступают несколько других важных факторов. Например, существование подземных туннелей, расположенных вдоль узбекско-кыргызской границы, очень похожих на те, что находятся на американо-мексиканской границе, часто используемых для перевозки мигрантов. Точно так же туннели, наблюдаемые на израильско-египетской границе, в основном служат каналами для боевиков, стремящихся проникнуть на территорию противника. Однако в случае Кыргызстана и Узбекистана эти подземные переходы в основном используются для контрабанды потребительских товаров. Примечательно, что идет оживленная торговля китайскими товарами, поступающими в Центральную Азию, которые впоследствии направляются в Россию. Недавно внимание привлек скандал вокруг семьи Абдукадыр китайско-уйгурского происхождения, связанной с начальником кыргызской таможни. Эта семья организовала незаконные операции, переправляя товары контрабандой из Китая в Кыргызстан и получая от этой деятельности значительную прибыль. Распространенность таких инцидентов подчеркивает динамичный характер сетей контрабанды и сложные проблемы, возникающие при их преодолении.
Отмывание денег через торговлю представляет собой еще одну область исследований, которую часто упускают из виду и которая требует более тщательного изучения. Обширная торговая деятельность между Китаем и Центральной Азией выявляет значительные расхождения между таможенными данными, представленными обеими сторонами. Это несоответствие может быть связано с различными факторами, включая контрабанду, таможенные ошибки, перепродажу, а также неправильное выставление торговых счетов, метод, используемый для отмывания денег. Выставление заниженных счетов предполагает намеренное занижение стоимости товаров для более высоких платежей, что приводит к незаконному переводу средств за границу. И наоборот, завышение счетов-фактур влечет за собой получение чрезмерных платежей, что делает возможным незаконный приток средств из-за рубежа. Для отмывания денег через торговлю используются различные методы, что затрудняет обнаружение. Учитывая существенные несоответствия в торговле, наблюдаемые между государствами Центральной Азии, Китаем и даже Индией, существует острая необходимость тзательнее исследовать динамику в этой области.
CABAR.asia: Как приход к власти талибов (террористическая организация, запрещенная в странах Центральной Азии – ред.) повлиял на развитие преступной деятельности, преступных организаций и сетей наркотрафика в соседних с Афганистаном странах ЦА? Каким образом правящие режимы Центральной Азии решают эти проблемы?
Оценка того, увеличилась или уменьшилась преступная деятельность после прихода талибов к власти, является сложной задачей из-за отсутствия исчерпывающих данных для проведения сравнительного анализа. Текущие оценки положения дел в нынешнем Афганистане часто опираются на аресты и запреты, которые дают лишь частичное представление об общей картине преступной деятельности. Задержания и конфискации представляют собой лишь видимую часть айсберга гораздо большей и неуловимой проблемы. Хотя вероятно и происходит больше конфискаций, однако это совсем не обязательно указывает на всплеск незаконного оборота наркотиков или усиление функций правоохранительных органов. Увеличение количества изъятий может указывать на другие факторы, такие как изменения в стратегиях правоприменения или различия в уровнях коррупции, а не абсолютное снижение преступной деятельности. Следовательно, всестороннее понимание ситуации требует более надежных и детальных данных, которые в настоящее время остаются недостижимыми.
Проблема незаконного оборота наркотиков еще больше осложняется давлением со стороны международного сообщества, требующим увеличения усилий по его перехвату. Между Таджикистаном и Афганистаном развернулась интригующая дискуссия, свидетелем которой я лично стал во время заседания Организации Объединенных Наций. Афганистан утверждал, что примерно 20% афганского героина переправлялось по северному маршруту, охватывающему Таджикистан, Кыргызстан и Узбекистан. В ответ Таджикистан оспорил эту цифру, заявив, что она ближе к 10%. Спор о процентах имел серьезные последствия: если бы Таджикистан признал более высокую цифру, это означало бы его неспособность эффективно обуздать незаконный оборот наркотиков в пределах своих границ. Следовательно, политическая динамика существенно влияет на этот дискурс, добавляя к проблеме дополнительный уровень сложности.
Таким образом, степень изменения потока наркотрафика из Афганистан остается неопределенной. Однако некоторые сообщения свидетельствуют о том, что талибы якобы активизировали усилия по пресечению производства героина в провинциях, контролируемых их соперниками. Как это ни парадоксально, несмотря на публичные заявления о запрете производства героина, этот запрет не соблюдается повсеместно. Правоприменение реализуется избирательным образом, нацеленным на определенные регионы и сети, которые непосредственно выступают против власти талибов. Такой фрагментарный подход ставит под сомнение искреннюю приверженность режима талибов по искоренению производства наркотиков и предполагает стратегическое использование наркополитики для консолидации их власти и подрыва соперничающих с ними группировок. Сложная динамика, связанная с незаконным оборотом наркотиков и правоприменением в Афганистане, требует тщательного изучения, чтобы лучше понять меняющуюся в стране ситуацию.
Несмотря на сложности, связанные с незаконным оборотом наркотиков, есть признаки прогресса в управлении Афганистаном и усилиях по борьбе с коррупцией. Приверженность тамошней власти к улучшению очевидна, поскольку они выражают готовность легализовать некоторые торговые потоки, которые ранее были связаны с контрабандой. Хотя эти торговые потоки охватывают не только наркотики, но и другие товары, движение к формализации обусловлено желанием Талибана преобразоваться в признанное мировым сообществом государство. Потеряв важнейший источник дохода – международную помощь, Талибан осознает необходимость узаконить торговлю для поддержания своего государственно-бюрократического аппарата. Следовательно, ситуация в Афганистане представляется относительно менее ужасной. Однако важно отметить, что упомянутые усилия не оказывают существенного влияния на маршруты незаконного оборота героина через Центральную Азию. Таким образом, остается неясным, уменьшился или увеличился оборот наркотиков в регионе. Сложность ситуации требует всесторонней оценки, чтобы точно определить развивающуюся динамику.
CABAR.asia: Поговорим о коррупции. Как бы вы оценили подход инициативы «Новый Казахстан» к репатриации средств и борьбе с коррупцией в контексте социальной справедливости и прозрачности? Какие усилия по борьбе с коррупцией предпринимают остальные государства Центральной Азии?
Понимание того, насколько искренне власти Казахстана готовы репатриировать активы является сложной задачей. Хотя есть признаки реальных попыток вернуть украденные средства, связанные с семьей Назарбаева, но успех и избирательность этой попытки остаются неопределенными. Репатриация активов — сложный и трудный процесс, зависящий от сотрудничества с зарубужными партнерами. В Соединенном Королевстве недавно принятый закон об экономических преступлениях налагает более строгие правила на посредников, включая банки и юристов, чтобы препятствовать деятельности коррумпированных лиц по отмыванию денег. Это обстоятельство подчеркивает продолжающуюся борьбу с незаконными финансовыми методами и может оказать потенциально положительное влияние на усилия по репатриации украденных активов, однако эффективность и более долгосрочные последствия этой инициативы требуют дальнейшего изучения.
Существуют случаи, когда британское Национальное агентство по борьбе с преступностью преследовало незаконные средства, имеющие происхождение из Казахстана. Однако эти усилия потерпели неудачу, поскольку суд вынес решение в пользу дочери Назарбаева, сославшись на недостаточность доказательств для обоснования заявления о незаконных доходах. Опора на доказательства из Казахстана еще больше усложнила дело, высветив проблемы с установлением незаконно нажитого характера активов. Процесс доказательства незаконного приобретения и последующей репатриации средств является сложной задачей. Тем не менее, очевидно, что президент Токаев и его команда демонстрируют искреннюю готовность и приверженность решению этой проблемы. Возникшие препятствия подчеркивают сложный характер возвращения активов и необходимость комплексных стратегий борьбы с незаконными финансовыми потоками.
Оценивая ситуацию в Кыргызстане, неутешительно наблюдать отсутствие прогресса в усилиях страны по борьбе с коррупцией. На самом деле, можно утверждать, что в последнее время ситуация в стране еще больше ухудшилась. Хотя установить конкретные доказательства для методологически выверенного обоснования этого утверждения может быть сложно, некоторые аналитические оценки прочат мрачную картину. К сожалению, в Кыргызстане нет обнадеживающих признаков улучшения ситуации, а сохраняющиеся проблемы, связанные с коррупцией, по-прежнему вызывают озабоченность.
При анализе ситуации в Таджикистане становится очевидным, что мало что изменилось, и ожидать значительных улучшений не следует. Страна по-прежнему вязнет в безудержной коррупции, которая пронизывает ее политическую и социальную ткань. Учитывая этот глубоко укоренившийся вопрос, перспективы значимых реформ в ближайшем будущем также кажутся мрачными. Преобладающее состояние безнадежности и отсутствие существенных изменений указывают на огромные проблемы, с которыми сталкивается Таджикистан в решении своих проблем с коррупцией.
Хотя в Узбекистане и произошли некоторые оптимистичные подвижки, я по-прежнему скептически настроен к перспективам реальных изменений на местах. Несмотря на имплементацию многочисленных планов и стратегий, законодательных норм и общественных дискуссий, ощутимое воздействие на местах власти страны еще предстоит убедительно продемонстрировать. Коррупция продолжает сохраняться, трансформируясь в состояние, которое можно охарактеризовать как “коррупционный эквилибриум”. Выйти из этого укоренившегося цикла, как известно, сложно, поскольку лишь нескольким странам удалось добиться значительных успехов в этом отношении. Грузия и Эстония служат яркими примерами стран, добившихся существенного прогресса, в то время как Армения все еще находится на пути освобождения.
Пути решения проблемы
CABAR.asia: Поскольку организованная преступность остается широко распространенной глобальной проблемой, стратегии каких стран или регионов могут служить ролевыми моделями для правительств Центральной Азии?
Не существует универсального решения, которое можно было бы легко применить к Центральной Азии, поскольку уникальные условия региона не позволяют легко экстраполировать опыт других стран или регионов. К сожалению, часто требуются тектонические события, чтобы инициировать существенные изменения. Ярким примером является Украина, где потребовалась полномасштабная война, которая сыграла ключевую роль в улучшении ситуации в части борьбы с коррупцией. Обнадеживает тот факт, что в Украине наблюдается прогресс, в частности, благодаря усилиям по восстановлению и усилению требований к прозрачной трате средств. В Грузии и Армении катализатором значительных преобразований стали революции. Примеры этих стран свидетельствуют о необходимости крупных потрясений, сродни «Большому взрыву» выражаясь на языке политической экономии, чтобы стать толчком существенных сдвигов. Хотя такие преобразующие события могут и не материализоваться, стоит все же отметить, что определенные микропроцессы могут оказывать существенное влияние. Признавая нюансы региональной динамики, необходим комплексный подход для борьбы с коррупцией и стимулирования позитивных изменений в Центральной Азии.
Казахстан представляет собой интересный случай, когда стремление правительства укрепить свою международную репутацию и привлечь инвестиции подстегнуло некоторые позитивные изменения. В течение долгого времени, страны региона стремились подражать успеху и имиджу таких стран, как Россия, несмотря на всеобъемлющую коррупцию последней, которая приближает ее неизбежному поражению в войне против Украины. Нежелание более подражать модели устройства России может послужить мощным катализатором перемен, особенно в таких странах, как Кыргызстан и Таджикистан, где Россия все еще остается образцом для подражания. Следовательно, именно элиты способны стимулировать потенциальные изменения к улучшению, где борьба с коррупцией сыграет центральную роль. Значительное снижение коррупции может привести к соответствующему снижению организованной преступности. Однако неясно, произойдут ли какие-либо конкретные существенные изменения в обозримом будущем.
Геополитически положение Центральной Азии также представляет определенные сложности по сравнению с такими регионами, как Украина или Кавказ. В этом контексте важно признать трансформационную или преобразующую силу Европейского Союза (ЕС). ЕС продемонстрировал свою способность добиться позитивных изменений в Центральной и Восточной Европе, хотя и с некоторыми различиями в результатах отдельных стран. Хотя такие государства, как Румыния и Болгария, продолжают бороться с проблемами организованной преступности и коррупции, со временем они добились заметного прогресса.
Говоря об Украине, мы видим сложный набор тенденций, отражающих смешанный характер прогресса. Примечательно, что президент Зеленский пользуется высокой популярностью, уровень общественного доверия ему превышает 75%, что значительно больше, чем в довоенный период. Эта народная поддержка может послужить катализатором борьбы с коррупцией и различными формами преступности. Правительство продемонстрировало неподдельный интерес к борьбе с организованной преступностью, особенно в военном секторе, и добилось в этом отношении заметных успехов. Однако, к сожалению, коррупцию и преступность пришлось политизировать и секьюритизировать, и потребовалась целая полномасштабная война для того, чтобы добиться каких-то существенных улучшений.
Думая о будущем, в стране существует серьезный дискурс о послевоенном восстановлении и ответственном распределении получаемых финансовых средств. Украина сталкивается с огромным давлением, чтобы обеспечить прозрачное использование выделыемых ей ресурсов, тем более что значительная их часть, как ожидается, будет поступать из западных стран, преимущественно из Европейского Союза и Соединенных Штатов. Хотя важно признать, что у заинтересованных сторон и доноров имеются свои собственные проблемы с коррупцией, они заинтересованы в поддержке анти-коррупционных практик и повышении прозрачности в Украине. Более того, требования прозрачности также исходят и от народа Украины. Именно благодаря этим совместным усилиям можно ожидать ощутимый прогресс, но под чутким контролем общественности.
CABAR.asia: Основываясь на представленном анализе, какие ключевые рекомендации вы могли бы предложить режимам Центральной Азии для реализации в краткосрочной и среднесрочной перспективе для эффективной борьбы с организованной преступностью и связанными с ней вызовами?
Преодоление проблем, создаваемых организованной преступностью, является крайне трудной задачей, о чем свидетельствуют слова Леолуки Орландо, бывшего мэра Палермо. Орландо, как известно, сравнил борьбу с мафией с сицилийской телегой, подчеркнув необходимость двух основных компонентов как двух колес телеги: обеспечения законности и правоприменения и широкого гражданского просвещения. Эта двойная стратегия предполагает наделение правоохранительных органов необходимыми полномочиями, правовой базой и ресурсами при одновременном информировании общественности о пагубном воздействии организованной преступности. Важно отметить, что воспитание осведомленности и сопротивления преступности должно начинаться на базовом уровне образования – в школе. Эти два фундаментальных механизма представляются мне наиболее ценными уроками для Центральной Азии.
К сожалению, усиление возможностей правоохранительных органов может непреднамеренно способствовать злоупотреблению ими, как было ранее отмечено – проблема аффилированных с государством структур и акторов, вовлеченных в криминальную деятельность представляет наиболее серьезную угрозу. Простое увеличение полномочий полиции не гарантирует улучшение качества борьбы с организованной преступностью; вместо этого оно может потенциально способствовать увеличению незаконных действий со стороны правоохранителей. Однако эффективность представленных механизмов усиления правоохранительной системы и гражданского образования напрямую зависит от уровня прозрачности и подотчетности. Обеспечивая работу правоохранительных органов и судебной системы в прозрачном режиме и под строгим общественным контролем, эти механизмы могут функционировать эффективно. Внедрение такой системы, учитывая уникальные особенности каждой страны региона, несомненно, представляет существенные вызовы. Тем не менее, соблюдение этих принципов является основой для прогресса.