Общественность и гражданское общество не должны позволять властям злоупотреблять цифровыми технологиями и ограничивать права пользователей на свободу слова, отмечает в беседе с аналитической платформой CABAR.asia медиаэксперт, директор Школы миротворчества и медиатехнологий в Центральной Азии Инга Сикорская.
Подпишитесь на наш канал в Telegram!
По словам медиаэксперта, «контроль за информационными потоками возрос и опасно то, как этим часто занимаются разные структуры с сомнительными компетенциями».
«Чаще всего баланс свободы выражения во внимание не принимается», — говорит она.
По ее мнению, для еще большего усиления государственного влияния на интернет и сокращения свободы слова в центральноазиатском сегменте широко применяются российские технологии.
«Несомненно одно — мы вплотную приближаемся к цифровому авторитаризму», — подчеркивает директор исследовательской организации Школа миротворчества и медиатехнологий в Центральной Азии.
Инга Сикорская в беседе с CABAR.asia подробно рассказала о состоянии свободы слова в интернете и вызовах, появляющихся в региональном интернет-пространстве.
CABAR.asia: Говорят, что с началом пандемии и карантинных ограничений больше людей стало пользоваться интернетом и дольше сидеть в нем. Исходя из этого, повлиял ли Covid-19 на уровень свободы слова в интернете в странах Центральной Азии? Как на это реагировали власти?
И. С.: Период COVID-пандемии стал одним из самых мрачных моментов для свободы выражения в Центральной Азии. Реагирование властей на эпидемию сопровождалось введением жестких ограничительных мер – что подавляло свободу слова и прессы, увеличило риски преследования, угроз и атак в адрес журналистов и блогеров, особенно пишущих о ситуации с коронавирусом.
С одной стороны, мы оказались зависимы от цифровых технологий. С другой – многие меры негативно отразились на свободе интернета, который стал основной площадкой для распространения и обмена информацией во время социальной изоляции.
Власти принуждали к молчанию журналистов, отказывая СМИ в аккредитации при освещении темы коронавируса в период карантина. В Кыргызстане в марте-апреле 2020 года власти заставляли блогеров извиняться за критику в адрес правительства за плохую реакцию на COVID-пандемию.
В Узбекистане в июле 2020 года кураторы одного из силовых ведомств вынудили администратора Telegram-канала Troll.uz удалить пост о коррупции в период пандемии. В другом случае, неизвестные люди звонили по телефону блогерам, напоминая им об уголовной ответственности за «распространение паники» в постах о ситуации с коронавирусом.
Оскорбления и угрозы получали независимые журналисты в Таджикистане, освещающие вопросы связанные эпидемией на фоне отрицания властями наличия заражений в стране.
Наши мониторинги медиарисков и нападений показывают, что за 2020 год и 3 месяца 2021 года их количество неуклонно ползет вверх.
Например, в конце 2020 года Узбекистане было введено административное и уголовное наказание за первичное и повторное распространение «ложной информации». Схожее обвинение в «распространении заведомо ложной информации» применялось против журналистов в Казахстане и Кыргызстане. В период всплеска коронавируса кыргызстанский парламент принял законопроект «О манипулировании информацией», содержащий избыточно широкие толкования и позволяющий властям без судебной санкции удалять с интернет-платформ контент, который чиновники посчитают «ложным» или «недостоверным».
Что касается языка вражды, изучением которого вы подробно занимаетесь. Какую динамику и изменения привнес Covid-19 в сферу языка вражды в интернете?
Уровень языка ненависти в медиа и Интернете в период социальной изоляции немного возрос, поскольку увеличилось количество обмена сообщениями и комментариями за счет перехода людей в онлайн-сферу. Было задокументировано большое количество ненавистнического контента в визуальном формате.
Стрессовая ситуация, борьба людей за выживание способствовали росту ксенофобии и исламофобии. Согласно результатам нашего последнего исследования о влиянии COVID-19 на дискриминацию, основными целями ненавистнических атак в онлайн-сфере Кыргызстана были мусульмане-паломники, вернувшиеся из малого хаджа накануне введения карантина. Некоторые пользователи не только обвиняли их в распространении коронавируса, но и призывали к расправе над ними.
Другой таргет-группой у распространителей ненависти были этнические китайцы. Последние также являлись основным объектом медиасинофобии в Казахстане.
Речи ненависти по отношению к трудовым мигрантам, возвращающимся на родину из-за пандемии, были зафиксированы в узбекистанском онлайн-сегменте.
Например, в Кыргызстане, пережившим сфальсифицированные парламентские выборы, внеочередные президентские, референдум, политические потрясения от внезапной смены власти, язык вражды транслировался и распространялся в интернете намного быстрее, чем в более спокойных соседних странах.
Часто мы документировали язык ненависти в комбинированных формах в сочетании с троллингом, флеймингом. В одних случаях это были «крики души», исходящие от социально-истощенных пользователей, в других – это были откровенные фейки и тролли.
В анализе и исследовании языка вражды изучается, прежде всего, структура, контекст, персонализация, а также жертвы и статус распространителей ненависти. Эти и другие маркеры дают понять цели и намерения речевых атак. Но с точки зрения гуманитарных исследований особых изменений в структуре и динамике языка вражды не было.
Конечно, в первую очередь это касается стран Центральной Азии, которые являются «несвободными» в соответствии с последним индексом Freedom on the Net[1].
Заметны попытки различных акторов использовать существующие вызовы для подавления свободы выражения под прикрытием борьбы с языком вражды. Более того, в эту кампанию по цензурованию вовлечены субъекты, далекие от борьбы с ненавистью и гуманитарных экспертиз, предметом которых и является изучение языка вражды. Это очень опасная тенденция.
В интернете можно увидеть аргументированную критику, качественную дискуссию, так и жестокие оскорбления, бездоказательные обвинения как в адрес публичных лиц, так и рядовых граждан. Где проходит грань между правом на свободу выражения мнения и несением ответственности за сказанное в интернете?
В интернете мы можем также увидеть и обвинения, исходящие и от публичных спикеров, наделенных полномочиями. Вот это как раз более вредно для общества, чем подобные высказывания от простых пользователей в адрес публичных лиц. Почему? Да потому что политики, лидеры мнений или ведущие блогеры имеют больший охват аудитории, большой электорат, который впитывает в себя эти высказывания, распространяет их дальше, доверяет им, формирует общественное мнение, создает информационные поводы.
В западных демократиях, к примеру, где существует достаточный уровень свободы слова, юридические разграничения, указывающие на вредный и возможный язык вражды, грань между правом на свободу выражения и ответственностью лежит в рамках законов о недопустимости разжигания ненависти.
Во многих случаях, есть четкое определение вредного поведения (кибер-буллинг, троллинг, распространение фейков) и вредного контента, который классифицируется от распространения идей терроризма до преступлений на почве ненависти. Последние являются предметом антидискриминационных законодательств, механизмы которых помогают бороться с нетерпимостью. К сожалению, в странах Центральной Азии нет антидискриминационных законов, а законы о разжигании розни все еще используются для того, чтобы заставить критиков замолчать[2].
Чтобы не распространять ненависть и не реагировать неправильно на нее, нужно осознать и усвоить ценность взаимного уважения и терпимости. Но это может быть трудно для обществ, где ориентиром служат традиционные ценности.
Анализ публичных дискуссий в онлайн-сфере показывает, что распространители ненависти в центральноазиатском интернете нередко используют абстрактный набор ссылок на «традиции или менталитет» народа для которого те или иные явления современной жизни «неприемлемы». Это часто порождает язык вражды в дискуссиях, который в некоторых случаях может быть квалифицирован как запрещённое высказывание.
Но здесь мы тоже не должны забывать, что право на свободу выражения относится и к той «информации» или тем «идеям», которые не всем нравятся и могут даже вызвать возмущение. Таковы требования плюрализма и толерантности. Именно этого у нас катастрофически не хватает.
Исходя из вышеуказанного вопроса, какую оценку вы дадите попыткам властей стран ЦА регулировать интернет, идентифицировать пользователей и призывать их к ответу? Как нужно решать эту проблему – со злоупотреблением граждан в интернете через fake-аккаунты?
Большая часть методов, которые используются для регулирования интернета в Центральной Азии, относится к авторитарным и поощряет цензуру выражения мнений. Эта тенденция сохраняется и в других государствах, идущих по пути цифрового авторитаризма. Связанные с ним инструменты используются для усиления социального и политического контроля и подавления гражданских свобод. Несмотря на то, что цифровое общество страдает от фейков, при внедрении технологий, связанных с онлайн-контролем и регулированием, необходимы гарантии конфиденциальности персональных данных и верховенство закона. Сложно предположить, что правительства стран ЦА готовы будут пойти на это.
Поэтому проблему fake-аккаунтов лучше всего решать путем кооперации с технологическими компаниями, цифровыми гигантами, таким как Facebook, YouTube, Twitter, имеющих громадное количество пользователей, скопление хейтеров и фейкеров. Эти крупные кампании, как известно, уже активно занимаются данной проблемой, они разрабатывают новые алгоритм, правила, продвигая открытость, прозрачность, безопасный интернет, свои механизмы регулирования и свободу выражения мнений.
Как ограничения со стороны властей в интернете сказываются на работе журналистов, блогеров, активистов – всех тех, кто использует интернет для аргументированной критики и свободного обсуждения актуальных вопросов? Как решать эти проблемы медиасообществу?
Последние тренды показывают неуклонное снижение интернет-свободы несколько лет подряд. Можно выделить три основных вызова, которые за этим следуют и будут еще больше угрожать свободе и развитию журналистики в Центральной Азии.
Во-первых, это повышение уровня онлайн-угроз, которые будут иметь продолжение в офлайн-среде, рост медиарисков с использованием юридических, экономических механизмов, а также различных атак. В период избирательных кампаний в 2020 и 2021 годах в Кыргызстане и Казахстане журналисты и интернет-активисты столкнулись с ростом буллинга и нетерпимостью, нападениями и отъеме техники во время ведения прямых эфиров в интернете при освещении политических процессов.
Следовательно, сейчас надо уделять повышенное внимание вопросам цифровой и физической безопасности медиаработников и всех борцов за свободу выражения.
Во-вторых, это кампании до дезинформации, организованные в интернете, которые часто имеют своей целью достичь СМИ, репортеров или активных пользователей, чтобы «завлечь их в свои сети», заставить реагировать, а потом отвечать за последствия своих высказываний или репортажей.
Такой вызов напрямую связан с таким трендом, как цифровой трайбализм. Это когда участники дискуссионных групп или сетевые тролли оценивают информацию не на основании соответствия общепринятым стандартам доказательств или соответствия общему пониманию мира, а на основании того, поддерживает ли она ценности и цели данного цифрового трайба и подтверждается ли эта информация их вождями.
Здесь в одну корзину помещены идеи типа, «хорошо для нашей группы» и «правда». Когда я изучала цифровой трайбализм в интернет-сообществах Ближнего Востока и Африки я обнаружила идентичные структуры и у нас.
Например, в период парламентской предвыборной кампании в Кыргызстане, во время политического кризиса и смены власти в октябре 2020 года модели цифрового трайбализма успешно сработали. Это подтверждают и журналистские расследования, когда разные цифровые сообщества работали над продвижением во власть нужных им персон.
Управлять этим вызовом можно с помощью широкого внедрения инструментов фактчекинга, новой медиакультуры, которая включает элементы сетевого этикета и ненасильственных (миротворческих) коммуникаций. Это должно стать как постоянные курсы повышения квалификации для журналистов и блогеров. Тренды в вышеперечисленных инструментах меняются с учетом внедрения новых механизмов контроля за свободой выражения.
Переход на новые форматы расследований, такие как журналистика решений, тоже может помочь развенчать ложь, расшатать цифровые трайбы, заставить аудиторию найти выход, поощрять открытые дискуссии о волнующих общество вопросах.
Третий вызов — это продолжающееся использование языка ненависти на дискуссионных площадках в социальных сетях и на форумах под статьями онлайн-агентств. Большая часть документируемых инцидентов онлайн-ненависти попадает под концепцию свободы выражения и при необходимости регулируется развитием корректной полемики, просвещения, онлайн-акциями социального неодобрения.
Однако существует опасность, что распространение ненавистнического контента может спровоцировать вспышки насилия в офлайн-сфере по отношению к меньшинствам и социальным группам.
Поэтому медиасообществу здесь надо действовать осторожно, с пониманием целостности гибкой структуры речей ненависти, чтобы не мотивировать безосновательную атаку на свободу слова. Как это сделать? Опять же через внедрение неких сетевых правил, повышение культуры общения и сетевых коммуникаций. Кроме того, онлайн медиа должны обновить свои редакционные инструкции на предмет работы с комментариями (модерации и премодерации ). Необходимо пересмотреть стратегии размещения комментариев. Я разрабатывала недавно учебный курс на основе международного опыта работы в этом направлении и там есть несколько шагов как поступать с языком вражды под новостями в мультиязычных медиа. Эти техники совершенствуются и сейчас уже появляются новые подходы. Их можно использовать. И в ряде случаев, целенаправленная работа с ненавистническими комментариями позволяет даже увеличить таргетинг и, следовательно, повысить окупаемость новостей.
Какие еще вызовы стоят перед защитниками и сторонниками свободы слова в интернете в странах Центральной Азии?
COVID- пандемия изменила не только подходы, но и технологии. Защитники свободы слова будут сталкиваться все с большими вызовами. Цензура будет нарастать через расширение технологий и экспорт цифрового авторитаризма больших соседей Центральной Азии — России и Китая. Наблюдение и контроль за защитниками и сторонниками интернет-свободы будет расти. Такой вызов демократическим принципам, правам человека показывает, что мы движемся в обратном направлении. Победить могут только новые альтернативные стратегии.
Это могут быть совместные программы цифровых компаний, СМИ, гражданского общества и правительств, которые должны согласовать базовый набор правил, ценностей, с учетом важности сохранения свободы выражения для развития открытого и инклюзивного общества.
[1] https://freedomhouse.org/report/freedom-net
[2] https://iwpr.net/ru/global-voices/novoe-tolkovanie-zakonov-o-razzhiganii-rozni-v-centralnoy-azii