В Кыргызстане деколонизация вышла из академической и научной сферы в широкую общественность: вопрос обсуждают на онлайн и офлайн площадках, инфлюенсеры задают новый тон в вопросе языка, а творческие люди интуитивным языком показывают нарративы полного суверенитета.
CABAR.asia поговорил с Эльмирой Ногойбаевой, руководительницей исследовательской площадки «Эсимде», о том, каково это — работать с колониальным сознанием и о роли устной истории в построении идентичности государства и его народа.
«Эсимде»– исследовательская площадка по изучению и осмыслению процессов, событий и «белых пятен», оставшихся в памяти народа и истории. Она призвана способствовать социальному сдвигу в осмыслении истории и памяти Кыргызстана XX-XXI века.
На ваш взгляд, когда в Кыргызстане начали переосмысливать свою историю и идентичность? Кажется, что как будто этот разговор начался только недавно, или происходящие процессы деколонизации просто не привлекали столь широкое внимание?
Если мы рассматриваем советский период как колонизацию, то даже тогда были люди, которых можно отнести к диссидентам. Они говорили о сохранении национальной культуры, искусства. За это их обвиняли в национализме.
Диссидентство – это и есть одна из попыток защитить свою национальную идентичность. Деколонизация – это академический термин.
Во-первых, далеко не все понимают, что это такое. Во-вторых, некоторым кажется, что это какая-то застывшая субстанция, застывшая ситуация.
На самом деле, деколонизация – это процесс осмысления себя в прошлом, возвращения к себе. Потому что во время колонизации та самая колония/метрополия полностью переписывает их историю – она определяет, что было важно, а что нет; кто был героем, а кто – разбойником, как, например, с басмачами.
Метрополия описывала Үркүн (центральноазиатское восстание против царской России 1916 года. – Прим. авт.) как классовую борьбу между богатыми и бедными. Колонизация представляется как привнесение мира, цивилизации, модернизации отсталому народу, а за это они забирают идентичность, самость народа.
Постколониальные теории, постколониальные дискуссии развились и были актуальными в 80-90-е годы. Мы про это очень мало знали, тогда все это было на уровне академических сообществ. Надо понимать, что советская академия, кыргызстанская академия – это институты, которые полностью зависят от власти. Они финансируются властями.
Есть такой термин как колонизация науки – она сопротивляется новым независимым теориям, исследованиям, особенно, когда они смелые, дерзкие, крамольные.
Например, я столкнулась с этим когда 7 лет назад была презентация книги Амирбека Усманова и Петра Кокайсла «Кыргызстан глазами очевидцев» (в книге отражены архивные документы, освещающие политико-экономическое, географическое, социальное положение в Средней Азии в XVIII-XX вв. – Прим. авт.). Они написали документальную книгу на основе архивов. Авторитетные историки сказали, что это не академическая наука, так как она основана на устной истории.
Эпоха колониализма ушла, однако ее влияние остается очень сильно. Как вы считаете, на каком этапе деколонизации находится Кыргызстан?
Я отвергаю определения различных этапов, потому что это продолжение концепции линейного развития. Если мы будем разделять концепцию линейного развития, то мы всегда будем третьим миром – развивающейся или недоразвивающейся страной. Всегда будем в конце.
Мы прошли такой 70-летний период (годы существования СССР, 1922-1991гг. – Прим. авт.) когда, во-первых, нам очень долго внушали, что до 1917 года у нашего народа ничего особенного не было, что это был бедный, ограниченный народ без культуры, без алфавита. И ему белый человек принес цивилизацию, благодаря этому он выжил. Мало того, что выжил, еще и получил индустриальный бум.
Во-вторых, за эти 70 лет у общества сформировался страх, потому что в советской истории часто говорили про победы, про достижения промышленности. Но мы не говорили о том, какую цену заплатил народ. Мы не говорили о депортациях. Мы не говорили про Үркүн. Мы не говорили об огромном количестве репрессированных. Никто не говорил про ГУЛАГ (Главное управление исправительно-трудовых лагерей, существовало как часть системы карательных органов СССР. – Прим. авт).
В те времена человек из полноценного человека с достоинством и уверенностью в своих правах превратился в маленького испуганного винтика, который боялся всего. Люди потеряли память или из-за страха старались об этом не вспоминать.
Вспомним метафору Айтматова: когда у людей забирают память, они становятся послушными манкуртами, готовыми в том числе выстреливать в свою культуру, в свою мать, условно.
Поэтому, занимаясь памятью долгое время, я понимаю, что память – это очень сильный, важный инструмент возвращения к себе, к собственной идентичности, к собственному прошлому, а значит к собственному достоинству. Когда человек не помнит своего прошлого, он не может быть уверенным в настоящем и будущем.
Страны постсоветского пространства выбрали одинаковый путь к собственной идентичности?
Если мы возьмем бывшие 15 республик, первыми откололись страны Балтии, потому что они гораздо позже вошли в СССР и они помнили свою историю. Они вернулись к себе гораздо раньше. А страны Центральной Азии еще до советского периода были введены в состав Российской империи.
Мне бы не хотелось сравнивать Кавказ и Центральную Азию. Факторы и причины разные. Считается, что в некоторых странах Кавказа, где высокогорье, раскулачивание не получилось. А у нас было раскулачивание. Мы в «Эсимде» как раз исследуем эту тему.
Например, возьмем Иссык-Кульскую область. Мало того, что в 1916 году она больше всего пострадала – каждая третья семья пострадала от раскулачивания. Кого-то согнали в Оренбург, в Сибирь, кого-то – в Украину.
Россия – огромная страна. И это не только русские, это малые народы, многие из которых исчезли вообще. Если говорить о самих русских, они тоже подверглись огромному катку раскулачивания.
Почему Россия пытается сохранить свое влияние на постсоветском пространстве и получается ли это у нее?
При Ельцине в России была гласность, свобода. Потом Путин со временем стал воспроизводить систему ценностей СССР. Во-первых, надо понимать, что он выстроил свою государственную систему на представителях ФСБ, как когда-то Сталин на представителях НКВД. Потом он попытался, если не вернуть, то также влиять на многие страны постсоветского пространства и не только.
Для сохранения своего влияния Россия стала использовать СМИ. В Кыргызстане половина телевизионных СМИ – российские, где активно продвигается идеология ностальгии о том, как хорошо было в СССР.
То есть Россия – это такая неоимперия, которая пытается возродить свое влияние. Но времена меняются. За 32 года независимости люди уже ощутили вкус свободы, просыпаются от манкуртства. Кто-то также лоялен к России как Кыргызстан и Таджикистан. Кто-то – как Грузия, Украина, Балтия – уже не хочет возвращаться.
Насколько важны идеология, роль государства в процессе деколонизации?
У нас должна быть идеология ценности каждого человека, каждого гражданина Кыргызстана. Она нам вернет ощущение достоинства, права и права на память. Закон должен быть незыблем, а не как у Оруэлла: закон равен для всех, а для некоторых – равнее.
Чтобы общество развивалось, не обязательно иметь какую-то общую идеологию, потому что она потом заводит в тупик. И мы это видели. Это должно быть просто правовое общество, где государство ценит каждого человека.
Безусловно, государство не должно бояться и постоянно оглядываться на других. Те же российские СМИ и дипломаты до сих пор говорят «Киргизия». Давайте, возьмем человека. Его могут называть Таке, Такин, полноценно – Такебай, но на официальном уровне его называют полным именем. А Кыргызстан до сих пор склоняют как могут. Это разве не достоинство государства? Вопрос позиционирования себя начинается с имени, с названия.
Если мы возьмем учебники, по ним видно, что наши география и история написаны в концепциях советского периода. Очень часто они написаны тем же колониальным языком. Они меняются потихоньку, но не значительно.
Как происходит процесс осмысления себя через искусство и творчество?
Художники интуитивно описывают то, что теоретики еще не обозначили. Именно искусство интуитивным языком говорит и показывает то, что мы чувствуем. Это очень здорово! Люди так или иначе говорят на разных языках про одно и тоже.
В Алматы будет конференция о деколонизации, в эти же дни и мы проведем панельные дискуссии. На разных центральноазиатских площадках идет переосмысление. Люди начинают об этом говорить, и это выходит из различных конференц-залов в общественный дискурс. Происходит возвращение к себе. И это проявляется везде – в экономической, политической, культурной системах.
Довольно сложно говорить о деколонизации, когда в большинство не считают СССР колонизатором. Какие подходы вы используете, чтобы рассказывать об этом?
Нас, исследователей, пытающихся осмыслить процессы тех лет, часто очерняют. За что? Только за то, что мы пытаемся узнать про себя, про свой народ больше. Мы очень устали от такой агрессии. У меня такая позиция: собаки лают, караван идет.
Пример из моей практики. Одна семья всю жизнь ждала своего отца, пропавшего во время сталинских репрессий. Они верили, что он жив, потому что так писали. А на самом деле он был убит в 1938 году. Мы из Украины привезли его фотографию, сделанную перед расстрелом. Родственники не надеялись через столько лет увидеть отца на предсмертной фотографии. Они собрались все вместе и почитали куран (чтение по покойнику короткий отрывок из корана. – Прим. авт.). Важно поминать своих родственников, важно знать, как и где они умерли.
Когда мы рассказываем про тему раскулачивания, приходят люди, в том числе старшего поколения, и они через историю своей семьи вдруг понимают, что многого не знали. Они узнают реальную историю своих бабушек, дедушек и понимают, что на самом деле правда не такая как ее раньше подавали или как Соловьев поет из телевизора.
Они приходят к нам, смотрят архивные документы. В десятитомниках, которые издал Болот Абдырахманов (полковник ГКНБ в отставке, исследователь и преподаватель КГУ им. И.Арабаева. – Прим. авт.) о репрессированных, столько людей находят своих отцов. Роза Айтматова (общественная деятельница, сестра кыргызского писателя Чингиза Айтматова. – Прим. авт.), например, спустя столько лет нашла своего дядю, брата Торекула Айтматова. Я уже не говорю про других.
На самом деле деколонизация – это не просто теория, ее мы видим в повседневной жизни во многих вещах. Она так или иначе происходит, несмотря на пропаганду, несмотря на многие процессы в мире.