«Оппозиции не существует» — такая табличка висела в редакции провластного СМИ и указывала, что о тех, кто критикует власть в Казахстане, упоминать вообще нельзя. Это табличка — из разряда журналистских баек, но в ней есть доля правды — в казахстанских медиа существует самоцензура. Почему журналисты сами себе становятся цензорами, разбирался CABAR.asia.
Что такое самоцензура?
Тамара Еслямова, издатель газеты «Уральская неделя», считает, что самоцензура – это состояние человека, когда из-за неуверенности и страха изнутри выстраиваются ограничения. В итоге журналист не полностью выполняет свои профессиональные обязанности.
Для Дмитрия Дубовицкого, основателя YouTube-канала «За нами уже выехали», самоцензура — это «иногда не включаться во взрывоопасные вопросы и темы».
«Сейчас Казахстан переживает период глобального передела активов. И в этот непростой период в личку прилетает довольно много «сливов» — разного рода якобы компромата на «слонов» из «старого» и «нового» Казахстанов. Пока мы приняли решение не брать в работу такие входящие темы, иначе можно попасть в мясорубку — оказаться жертвой информационной войны между олигархатом. Самоцензура ли это? В каком-то смысле, да», — не отрицает Дубовицкий.
Самоцензура – это плохо?
Тамара Еслямова переживает, что самоцензура убивает журналистику.
«Последствия самоцензуры – это разрушение доверия к СМИ. И это самое печальное, что может случиться, – уверена Еслямова. – Весь фундамент под профессией рушится – нет доверия, появляется пространство для фейков и контент, направленный на утоление поверхностных запросов общества. Из-за этого страна и общество сильно теряют. Это влияет и на социальную, и на экономическую сферы, и на культуры. Если ложь главенствует, то чего можно ожидать от этого общества?»
Александр Трухачев, директор столичного телеканала КТК, предлагает не смешивать цензуру и самоцензуру. Он считает, что самоцензура – это сугубо индивидуальная вещь. «Самоцензура и журналистская этика – это параллельно идущие вещи. И самоцензура должна присутствовать у всех журналистов, кто называет себя таковыми», – высказывает свою точку зрения Трухачев.
По его словам, бывает гиперболизированная самоцензура, когда журналист выражается, боясь самого себя, боясь сказать что-то не то, говорит расплывчато, без фактов и утверждений.
«Но это от недостатка профессионализма, – уверен Трухачев и приводит пример: – Когда есть спорная тема, но журналисту кто-то угрожает судом, неопытный или не шибко профессиональный журналист может испугаться и отказаться от материала. А профессионал сделает такой материал, где не будет ни одной юридической зацепки».
Редакционная политика или самоцензура?
«Судя по по контексту, который создается казахстанскими журналистами, самоцензура в Казахстане присутствует. Нужно разделять, так называемые, государственные СМИ, где сами журналисты знают, о чем можно писать, а о чем нельзя писать. Есть другая категория СМИ – те, что принадлежат частным владельцам. Там журналисты ориентированы на то, что хочет хозяин: на его ценности и убеждения. Там самоцензура тоже присутствует», – рассказывает Тамара Еслямова.
В самой «Уральской неделе» никто не грешит самоцензурой, утверждает издатель. Ведь для сотрудников издания самое важное — это журналистские принципы: «У нас никогда не было запретных тем или тем, о которых бы мы сказали: “Давайте не будем об этом писать”. Мы всегда исходили из того, есть ли у нас доказательства, документы, подтверждение из трех источников и далее. Тут самое главное быть профессиональным».
Дмитрий Дубовицкий считает, что самоцензура есть в любом медиа.
«Если речь идет о редакционных “красных флажках”, то да, конечно, они есть. Эти “красные флажки” негласно, а иногда прямым текстом расставляются сразу: “Это мы можем, а это мы не можем. Этих мы хвалим, а этих мы не трогаем”. И, что самое плохое, я долго думал, что это вполне нормальная практика. Но нет, это не нормальная практика», — признается Дубовицкий.
Александр Трухачев не скрывает, что на КТК есть редакционная политика: «Есть темы, которые мы не освещаем: какие-то скучные темы, которые не интересны нашей целевой аудитории. Но это и без нас покажут государственные телеканалы».
По словам спикера, редакционная политика – это коллективная самоцензура. Как-то раз у него зашел разговор о самоцензуре с коллегами из Франции, когда он спросил, могут ли там компании критиковать своих акционеров, и те ответили: «Нет». А на вопрос «Разве это не самоцензура?», опять повторили «Нет» и объяснила, что «это редакционная – политика».
«Так устроен рынок, – объясняет Александр Трухачев. – У каждого СМИ есть источники финансирования: олигархические группы, правительственные структуры и так далее. В том или ином СМИ будет присутствовать определенная самоцензура, относящаяся к источнику финансирования. Когда журналист не может критиковать того, кто платит зарплату».
Дмитрий Дубовицкий признается, что не знает, где заканчивается личная самоцензура автора и где начинается «редполитика».
«Тут довольно много тонкостей, – признается Дмитрий. – “Мы не берем в работу протесты в Жанаозене” — это редакционная политика. “Мы даем позицию нефтяников, государства и «КазмунайГаза»” — это нормальный журналистский подход. “Мы даем только нефтяников, потому что правда на их стороне” — это уже самоцензуры с примесью активизма».
Дубовицкий рассказал, что подобный вопрос он задавал Юрию Дудю, когда тот не был звездой YouTube, а был главредом Sports.ru. Дмитрий заметил, что у Sports.ru случались перекосы по каким-то темам. К примеру, в конфликте двух футбольных тренеров — в пользу позиции одного могло выйти пять материалов, а другого — один.
«“Юр, почему так? Это же необъективно”. На что Дудь мне ответил: “Да, иногда мы слишком субъективны, зато мы нескучные”», — вспомнил Дубовицкий.
Нужно ли бороться с самоцензурой?
Александр Трухачев говорит, что с самоцензурой не нужно справляться: «Если это адекватная и здравая самоцензура, то это нужная и полезная вещь».
Дмитрий Дубовицкий работает по принципу «не навреди».
«В прошлом году я похоронил или отложил несколько интервью на тему будущего русского языка в Казахстане. Там поднимались политические, идеологические вопросы, проблемы казахского языка, отсутствия единых реестров, слабой методологической базы и много всего. Почему отложил? Мы переживаем болезненный контекст – войну России и Украины и катализацию процесса национального строительства, когда многое аудиторией воспринимается слишком эмоционально», — объяснил Дубовицкий.
Тамара Еслямова рассказывает, что борется с самоцензурой каждый день: ни она, ни журналисты «Уральской недели» не родились без страха – это было бы чем-то аномальным.
«Я постоянно веду с собой внутренний разговор, – описывает этот процесс Еслямова. – В моем случае профессиональный разговор побеждает над страхами. Но это сложно, поэтому я не могу никого осуждать, у кого побеждает самоцензура».
Она обращает внимание на то, что за отсутствие самоцензуры приходиться платить свою цену: «Всевозможные формы давления, несправедливые незаконные судебные решения, разорительные штрафы, клевета и нападения на журналистов – в «Уральской неделе» и не такое было. Применялись все, что возможно, все имеющиеся у властей в руках средства».
Чтобы победить самоцензуру, в борьбе с ней должны участвовать обе стороны – и журналисты и власти, обращает внимание Тамара Еслямова.
«У нас власти все пытаются регулировать — с их стороны это недоверие и различные ограничения. Там уже должны прекратить экспериментировать с законом о СМИ и дать журналистике то место, которое она должна занимать в нашем обществе, как самостоятельная четвертая ветвь власти. А до тех пор – это пространство несвободы. Что может в нем возникнуть? — задается вопросом журналист. — Только страх. Сейчас есть понимание, что нет ничего страшнее для политического режима, чем свободная пресса».
Главное фото: Freepik
Эта публикация финансируется Европейским Союзом. Её содержание является исключительной ответственностью IWPR и не обязательно отражает точку зрения Европейского Союза.