Существует немало факторов, которые способствуют сближению Таджикистана и Кыргызстана, считает таджикский политолог Парвиз Муллоджанов. По его мнению, между двумя странами нет неразрешимых противоречий, нужна политическая воля для решения возникших проблем на границе. Многое также зависит от гражданского общества двух стран, которое должно заняться поиском согласия и компромисса.
В последние годы, в особенности, после недавнего обострения трансграничного конфликта отношения между Кыргызстаном и Таджикистаном все больше представляются в достаточно негативном и алармистском ключе. Если судить по публикациям во многих СМИ и в экспертных изданиях, то создается впечатление, что оба государства находятся в остром геополитическом и экономическом противостоянии друг с другом.
Однако, так ли это на самом деле? Насколько такое восприятие таджикско- кыргызских отношений соответствует действительности? Нет ли здесь искажения реального положения дел и преувеличения конфликтного потенциала в отношениях между этими двумя постсоветскими государствами? На самом деле, все эти вопросы имеют прямое практическое значение – от ответа на них зависят как перспективы мирного урегулирования приграничного конфликта в зоне Исфара-Баткен, так и возможности дальнейшего укрепления двухсторонних связей. Ведь чем серьезнее разделяющие стороны проблемы, тем труднее выглядит перспектива их счастливого разрешения – и наоборот.
Для того, чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим таджикско-кыргызские отношения в трех основных измерениях – геополитике, экономике и торговле, а также в секторе безопасности. Рассмотрим также последствия резкого ухудшения двухсторонних отношений в результате недавнего обострения на границе. Все это позволит нам сделать ряд предварительных выводов относительно перспектив миростроительства и улучшения таджикско-кыргызских отношений в ближайшем будущем.
Геополитика и безопасность
Специфика конфликта Исфара-Баткен заключается в том, что в течение долгого времени он практически не сказывался на состоянии и качестве отношений между двумя соседними государствами и их политическими элитами. Действительно, приграничный конфликт впервые заявил о себе еще в советские времена; однако, на межгосударственном уровне, в области торговли и экономики, культурного и научного обмена, каких-либо серьезных проблем или конфронтации между обеими постсоветскими республиками не наблюдалось.
Точно также трансграничные проблемы практически никак не сказывались на межнациональных отношениях – таджики и кыргызы спокойно пересекали границы в обе стороны, торговали и занимались бизнесом. Вплоть до последнего времени Бишкек считался самым удобным и оптимальным местом в регионе для проведения международных конференций, в которых могли без проблем принять участие выходцы из всех пяти среднеазиатских республик. Для целого поколения таджикских ученых, журналистов и представителей гражданского общества, Бишкек был наиболее часто посещаемым зарубежным городом, где они проходили ежегодные тренинги, семинары, мастер-классы и конференции. Представители гражданского общества инициировали, наверное, самое большое на постсоветском пространстве количество совместных проектов и инициатив в самых разных областях, от образования до социологических опросов.
Конечно, в приграничье, непосредственно в зоне конфликта, напряжение между местными общинами имело место быть, но его корни всегда имели скорее социально-экономический, нежели этнический характер. Наверное, по этой причине, несмотря на подчас ожесточенное противостояние на меж-общинном уровне в зоне конфликта, таджики и кыргызы в целом сохраняли по отношению к другу вполне доброжелательное и положительное отношение. Это неудивительно, потому что основной причиной конфликта является конкуренция за местные водные и земельные ресурсы – вернее, за их справедливое распределение, что было чрезвычайно трудно добиться в условиях советских и постсоветских реалий. В любом случае, будучи вызванным социально-экономическими причинами, конфликт Исфара-Баткен не приводил к тому уровню межнациональной напряженности и взаимного неприятия, который характерен для большинства других трансграничных и территориальных конфликтов.
Помимо этого, на протяжении всего постсоветского периода, Таджикистан и Кыргызстан оставались геополитическими союзниками как на региональном, так и на международном уровне. Начало геополитического сотрудничества было положено еще в 90-ые годы; Бишкек активно участвовал в урегулировании меж-таджикского конфликта, а на территории Кыргызстана получили временное убежище тысячи таджикских граждан, бежавших от от войны и разрушений. Оба государства являются членами ШОС и ОДКБ, где также традиционно занимали схожие позиции по большинству региональных и международных проблем.
В частности, обе страны придерживались единых позиций в отношении водных и энергетических проблем региона. В 2000-х годах диспут по водным ресурсам де-факто разделил страны региона на два лагеря. Так, страны низовья, в первую очередь, Узбекистан и Казахстан, придерживались концепции, что все водные ресурсы региона являются общими. Напротив, страны верховья, Таджикистан и Кыргызстан, предлагали считать водные запасы стратегическим ресурсом, в который необходимо вкладываться всем государствам региона. Соответственно, страны верховья считали, что поддержание водных водохранилищ требует значительных затрат, и предлагали своим соседям платить за их содержание также, как они оплачивают поставку энергоресурсов. Другим предлагаемым вариантом было совместное финансирование таджикских и кыргызских водных и энергетических проектов; и здесь Душанбе и Бишкек также придерживались схожих позиций.
Обе страны также сотрудничали в продвижении крупных энергетических и транспортных международных проектов в регионе. В первую очередь, речь идет о проекте CASA-1000, который предполагает строительство новой высоковольтной системы передачи электроэнергии, призванной соединить четыре страны в Центральной и Южной Азии. Обладая самыми значительными в регионе водными ресурсами и стратегическим энергетическим потенциалом, Таджикистан и Кыргызстан особенно заинтересованы в реализации данного проекта.
Другим масштабным проектом, в рамках которого сотрудничают дипломаты и политики обеих стран, является строительство газопровода Центральная Азия–Китай. Предполагается, что линия D газопровода будет проложена от границы Туркменистана по территории Узбекистана, Таджикистана и Кыргызстана. Ее протяженность составит около 1000 км, пропускная способность — 30 млрд. кубометров газа в год, что обеспечит регулярный доход в госбюджет всех стран-участников.
Основным условием для реализации таких крупных межнациональных проектов является политическая стабильность как в регионе целом, так и в каждой постсоветской республике. Поэтому, неудивительно, что правительства обеих стран традиционно сотрудничают в области региональной безопасности. В частности, речь идет о противодействии религиозном экстремизму, который несет угрозу всему региону.
И хотя Бишкек и Душанбе применяют различные подходы в борьбе против религиозного радикализма, в целом их позиции по этому вопросу совпадают. Соответственно, это предполагает достаточно тесное сотрудничество между соответствующими органами по обмену информацией и данными; кроме того, в последние годы был реализован целый ряд совместных научных, гражданских и медиа проектов по противодействию насильственному экстремизму.
Экономика и торговля
Обе страны уже просто в силу географии имеют друг для друга стратегическое значение. После развала Союза, экономика Кыргызстана строилась во многом как как своего рода региональный торгово-транспортный хаб. Основанием для этого служило выгодное географическое местонахождение страны, ее расположение на перекрестке коммуникаций между Китаем и Западом, а также севером и югом Евразии. Именно здесь происходит пересечение геополитических и экономических интересов Бишкека и Душанбе.
Так, для Таджикистана хорошие отношения с соседней республикой означают еще один альтернативный выход на китайский рынок; кроме того, через кыргызскую территорию проходит дополнительный транспортный маршрут на казахский и российский рынки. Для Кыргызстана интерес представляет перспектива выхода на транспортные маршруты в южном направлении – в сторону Афганистана и далее на морские порты, торговые и энергетические рынки Южной Азии.
Конечно, ввиду нестабильности в Афганистане, реализация крупных проектов в южном направлении еще долго будет оставаться достаточно отдаленной перспективой. В то же время, не следует забывать, что уже сейчас среднеазиатские государства активно используют афганский рынок для поставок различных товаров и энергетических ресурсов.
Неудивительно, несмотря на спорадическое обострение приграничных проблем, официальная статистика свидетельствует об оживленной торговле и тесном экономическом сотрудничестве между странами. В частности, Кыргызстан экспортирует в Таджикистан домашний скот, яйца, молочные продукты, переработанные продукты, полуфабрикаты, картофель, лук, яблоки, абрикосы, сухофрукты. Из Таджикистана импортируются строительные материалы, хлопок, ткани, овощи и фрукты, спиртные и безалкогольные напитки, одежда и другое.
Долгое время показатели торговли и экономического сотрудничества между Бишкеком и Душанбе постоянно возрастали. По официальным данным, на пиковые показатели товарооборот между двумя республиками вышел в 2013 году, достигнув 186,5 миллиона долларов. В 2015 году, после вступления Кыргызстана в ЕАЭС, этот показатель снизился до 79 миллионов долларов, а в 2019 году составил 67 млн долларов, но в 2020-м из-за пандемии коронавируса вновь снизился до 37 млн долларов.
Между тем, большинство экспертов считают, что официальная статистика не отражает реального положения дел. По их мнению, на самом деле объемы торговли не особенно снизились – просто в последние пять лет значительная часть трансграничной торговли ушла в тень. Вступление Кыргызстана в ЕАЭС вызвало резкий рост таможенных тарифов, что сделало официальную торговлю через границы просто невыгодной; в результате бизнес с обеих сторон просто перевел большую часть своих трансграничных операций в нелегальное состояние.
Например, почти полностью в тень был переведен экспорт/транзит бензина и энергоносителей из Кыргызстана в Таджикистан. По неофициальным данным, согласно одной из таких нелегальных схем, кыргызские бензовозы сначала доставляли свой товар на заправки, расположенные на кыргызской территории, прямо вдоль дороги, за которой начиналась территория Таджикистана. Ночью на этих же заправках заправлялась таджикские бензовозы, и поток уже вполне легально шел далее по таджикской территории, а возможно, и дальше, транзитом в Афганистан. После 2015 года, по таким схемам, по-видимому, шла уже и значительная часть других товаров, в чем местный бизнес традиционно проявлял незаурядную изобретательность. Так, китайские товары зачастую оформлялись транзитом из Китая через кыргызскую территорию в Таджикистан, а потом поставлялись уже обратно через границу в Баткенскую область.В результате, при таких теневых схемах, основные убытки приходились на бюджеты обеих стран, в то время как реальный объём товарооборота, возможно, не только оставался на прежнем уровне, но и даже возрастал. Таким образом, несмотря на таможенные барьеры, пандемию и кризис, экономики государств-соседей по-прежнему остаются связанными друг с другом, что оставляет надежду быстрое восстановление и рост объёмов экономического сотрудничества в будущем – после того, как нынешний непростой период останется позади.
Последствия конфликта 29 апреля 2021
Недавнее обострение конфликта в зоне Исфара-Баткен внесло серьезные изменения в таджикско-кыргызских отношениях. Прежде всего потому, что выявило ряд отрицательных тенденций, которые еще недавно выглядели незначительными и маловероятными.
Во-первых, столкновения на границе в апреле этого года неожиданно переросли в самое масштабное военное противостояние между двумя странами за всю их постсоветскую историю. Это не могло не сказаться на качестве двухсторонних отношений. Соответственно, апрельские события приобрели как никогда прежде серьезный общественный резонанс в каждой из стран; многие СМИ и политические группы вдруг начали активно строить в общественном мнении образ врага. Соответственно, конфликт вдруг вышел за рамки меж-общинного, сугубо локального конфликта, перейдя на межгосударственный и межнациональный уровни– чего опять же прежде не было.
Если говорить о внешнеполитическом аспекте, то произошёл серьезный разлом в отношениях между двумя странами, которые еще совсем недавно могли с уверенностью называть себя достаточно близкими геополитическими союзниками. Конечно, обе республики все еще остаются внешнеполитическими партнёрами, сотрудничают в рамках ШОС и ОДКБ, но серьёзное охлаждение между ними налицо.
Во-вторых, произошел разрыв экономических связей, что ударило по интересам обеих сторон. И это понятно, потому что в любой торговой операции, существует, как минимум, две стороны. В данном случае, основные потери несет, прежде всего, малый и средний бизнес по обе стороны границы – как и население приграничных областей, которое пострадало от нового скачка инфляции. Например, серьезные потери понесли таджикские предприниматели, которые оптом закупали товары на бишкекском рынке Дордой, а также поставляли продукцию местных швейных цехов на московские и таджикские рынки. Это действительно были в основном типичные представители среднего бизнеса – предприниматели и челноки, которые выстраивали свои торговые цепочки, основанные на взаимном доверии и многолетних связях еще с акаевских времен. Наряду с ними, такие же потери сегодня несут и их местные партнеры – среди них торговцы с местных рынков, а также владельцы и сотрудники около 90 швейных цехов, которые работали по заказам таджикских челноков.
Другое дело, многопрофильные крупные холдинги, напрямую связанные с политическими элитами. Не знаю, чем руководствовался руководящий тандем Жапаров-Ташиев при принятии решения о перекрытии таджикско-кыргызской границы: но, судя по всему, основная цель заключалась в оказании давления именно на крупные таджикские предприятия, которые, в теории могли бы пролоббировать смягчение позиции таджикских властей в отношении приграничных проблем.
Если это так, то конечный результат оказался более чем скромным. Таджикский крупный бизнес, связанный с властью, от перекрытия границы не пострадал; скорее всего, возможные потери носили минимальный характер и уже возмещены за счет других направлений. Насколько известно, поставки бензина в страну (вернее, та часть поставок, которая шла через Бишкек) уже в мае были переориентированы на другие направления. Поставки китайских товаров также уже переориентированы с бишкекского на альтернативное направление; теперь большая их часть поступает уже напрямую из Китая.
Рано или поздно, когда реальное положение дел дойдет до власть имущих, границы будут вновь открыты. Многое восстановится, и конечно, будет развиваться и дальше. Однако, многие совместные инициативы и бизнес-проекты на малом и среднем уровне, какими успешными они не были бы прежде, уже никогда не восстановятся и не наберут прежнего размаха. Многие представители среднего и малого бизнеса, и так переживающие не самые лучшие времена, разорятся, а немало оставшихся перейдут на более стабильные направления. И это, конечно, совсем не тот результат, которые политики планировали получить от закрытия границ.
Перспективы миростроительства
В настоящее время, несмотря на имеющиеся сложности, в таджикско-кыргызских отношениях все еще гораздо больше положительного, чем негативного. Поэтому, и оснований для оптимизма гораздо больше, чем это может показаться на первый взгляд. Прежде всего, потому что по-прежнему существует немало факторов, которые способствуют сближению Таджикистана и Кыргызстана – это общее советское прошлое, геополитические и экономические интересы, общий взгляд на региональные проблемы и так далее. Оба правительства сегодня явно заинтересованы в скорейшем разрешении конфликта, понимая, что его продолжение может оказаться неподъемным бременем для национальных экономик и обернуться угрозой для внутренней стабильности.
Единственный действительно деструктивный фактор – это конфликт Исфара- Баткен, который, на самом деле является сугубо локальным. Кроме того, несмотря на всю свою сложность и застарелый характер, этот конфликт не выглядит неразрешимым. Есть немало трансграничных конфликтов в мире, которые отличались гораздо более ожесточенным и непримиримым характером – и тем не менее были успешно разрешены. Все зависит от политической воли власть предержащих; кроме того, политики должны понимать недопустимость использования конфликта в качестве инструмента для поднятия собственного рейтинга и престижа. Многое зависит и от представителей интеллигенции и гражданского общества в каждой из стран – их усилия сегодня должны быть направлены не на разжигание конфликта и создание образа врага, а на поиск согласия и компромисса. Вместе с тем, переговорный процесс больше невозможно затягивать — в условиях полумер и чрезмерного затягивания мирного процесса, возрастает вероятность постепенного перехода конфликта в неуправляемую форму, когда стороны уже не смогут влиять на его ход.
Например, мелкие конфликты могут перерасти в более масштабное противостояние, которое будет гораздо еще труднее поддаваться урегулированию и контролю. Силовой же вариант урегулирования не представляется возможным. Оба государства на сегодняшний момент не имеют ни финансовых, ни экономических ресурсов для ведения масштабных или продолжительных боевых действий; блицкриг же одной из сторон просто невозможен в силу военного паритета. Поэтому, стороны должны как можно скорее разработать эффективный подход к разрешению конфликта – на основе международного опыта и с учетом специфики региона.
В частности, для успешного и окончательного урегулирования конфликта эксперты и конфликтологии предлагают следующие шаги:
Во-первых, необходимо в ближайшее время закончить делимитацию границы, а также окончательно решить вопрос о статусе обходной дороги в Ворух и распределении поливной воды в зоне распределительного центра «Головной». В первую очередь, речь идет о делимитации спорных участков вокруг анклава Ворух и в районе Ходжи Аъло и Аксай, где происходит наибольшее количество столкновений.
До последнего масштабного конфликта в апреле этого года, эксперты предлагали выработать новые, нетривиальные подходы к разрешению этого конфликта. Например, можно было (пусть даже во временном порядке) объявить спорные территории зоной двойной юрисдикции, вывести оттуда полицию и пограничные войска, разработать особый механизм совместного использования спорных территорий, водных ресурсов и дорожной инфраструктуры.
Однако, уже в то время было ясно, что поиск нестандартных и альтернативных подходов практически невозможен в условиях, когда мирный процесс ограничен узким кругом высших чиновников. Теперь же, после апрельского конфликта напряжение на границе выросло до такой степени, что для поиска нестандартных решений остаётся все меньше времени. В этих условиях, окончательная и скорейшая делимитация границы (в первую очередь, спорных участков в зоне конфликта) выглядит единственным выходом их ситуации.
Проблема состоит в том, что даже сейчас, когда необходимость скорейшей делимитации декларируется на самом высоком уровне, стороны все еще не могут достигнуть взаимоприемлемого компромисса. В частности, так и не был решен вопрос с прокладкой альтернативной дороги к анклаву Ворух, а делимитация спорных участков вновь оказывается в де-факто замороженном состоянии. Причина такой неуступчивости носит во многом внутриполитический характер; в обоих государствах проходят сложные политические и социально-экономические процессы, так что правительства предпочитают избегать чрезмерных политических рисков.
Например, в Кыргызстане даже наиболее популярный политик, в случае чрезмерной, с точки зрения общественного мнения, уступчивости при разрешении территориальных вопросов, всерьез рискует поставить крест на своей карьере. В Таджикистане, политическое руководство гораздо меньше зависит от общественного мнения; однако, вряд ли правительство пойдёт на явно непопулярные меры в условиях углубляющегося экономического кризиса. Кроме того, над сторонами довлеет также и непримиримая позиция местных общин, каждая из которых настаивает на своем варианте делимитации спорных участков.
В результате, процесс урегулирования вновь, на наших глазах, заходит в тупик, что увеличивает возможность нового масштабного обострения ситуации в зоне конфликта.
Во-вторых, поиск нестандартных решений требует подключения к мирному процессу более широкой прослойки участников. Другими словами, для выхода из очередного тупика необходимо выйти за рамки официальных переговоров и привлечь к мирному диалогу широкий круг экспертов (конфликтологов, экономистов), представителей профессиональных НПО, гражданского общества, местных общин и неформальных лидеров. В международной миротворческой практике такой подход обозначается термином «гражданский диалог» (civic dialogue) или Track II (Второй путь или вторая линия мирного процесса); он считается необходимым и эффективным дополнением к официальным переговорам (Track-I –Первый путь).
Считается, что в рамках гражданского/неофициального диалога могут обсуждаться наиболее чувствительные и сложные проблемы которые часто не затрагиваются в ходе официальных переговоров. Кроме того, гражданский диалог позволяет более успешно решать вопросы технического порядка, так как стороны меньше ограничены дипломатическим рамками и могут уделить больше времени проработке конкретных деталей мирных соглашений.
Как правило, гражданский диалог несколько шире, чем экспертные встречи и рабочая группа, так как включает в себя, помимо экспертов и профессионалов, официальных лиц и неформальных лидеров. Гражданский диалог также часто предполагает и создание нескольких параллельных рабочих и экспертных групп – для лучшей проработки деталей соглашения. В результате, гражданский диалог позволяет лучше учитывать интересы и нужды всех заинтересованных сторон – в первую очередь, местных общин, что позволит в дальнейшем избежать недовольства и противодействия мирным соглашениям с их стороны.
В нашем регионе уже имеется опыт широкого и успешного применения гражданского диалога – в 90-ые годы, в период гражданской войны в Таджикистане. Меж-таджикский мирный диалог начался за год до официальных переговоров в 1994 году и продолжался параллельно им в течение всего процесс национального урегулирования – вплоть до 2001 года. Некоторые члены Диалога в дальнейшем вошли в состав официальных делегаций, что позволило держать постоянную связи между обоими уровнями мирного процесса. Многие технические вопросы и подходы к мирному урегулирования были впервые обсуждены в рамках Меж-таджикского диалога – например, идея о создании Комиссии по национальному примирению.
К сожалению, на протяжении десятилетий, участие местных общин в мирном процессе ограничивалось проведением фестивалей дружбы, совместных концертов и спортивных мероприятий. Сегодня уже ясно, что такие мероприятия имели более пропагандистский и демонстративный характер, и по этой причине, не могли оказывать существенного влияния на ситуацию в зоне конфликта. Соответственно, пришло время для выработки новых подходов к разрешению приграничного конфликта; сегодня ни в коем случае нельзя допустить, чтобы переговорный процесс вновь зашел в тупик, что рано или поздно приведет к новому обострению ситуации на границе.