«От будущего правительства и команды Рустама Эмомали не стоит ожидать кардинальной переделки действующей системы управления и экономической модели», – считает таджикистанский политолог Парвиз Муллоджанов в своей статье для CABAR.asia.
Подпишитесь на наш канал в Telegram!
В последнее десятилетие, проблема устойчивости и преемственности постсоветских политических элит, превратилась в одну из самых обсуждаемых тем на пространстве бывшего Союза. Это неудивительно, так как большинство постсоветских лидеров пришли к власти еще в 1980-1990-ые годы и смена поколений в руководстве этих стран с каждым прошедшим годом становится все более неизбежной.
Соответственно, сразу возникает вопрос о транзите власти – то есть, как именно будет происходить передача власти следующему поколению политиков? Не приведет ли транзит власти к серьезным политическим последствиям, не вызовет ли временной или даже долговременной дестабилизации общества. Другая группа вопросов касается перспективы смены политического и экономического курса страны; другими словами, не приведёт ли транзит власти к существенному изменению внешней и внутренней политики в постсоветских государства.
В этом году, вся эта группа вопросов несколько раз становились предметом обсуждения также и связи с Таджикистаном. Причиной послужили сначала недавняя номинация Рустама Эмомали, сына действующего таджикского президента кандидатом в члены верхней палаты таджикского парламента, а вскоре, 27 апреля, его избрание на должность уже Председателя Национального совета республики. Новый пост действительно делает Рустама Эмомали вторым человеком в республике; вопрос в том, что именно означает это назначение для Таджикистана и является ли транзит власти уже де-факто решенной проблемой в республике.
Транзит власти – что это такое?
Термин «транзит власти» очень часто употребляется в современной политологии и журналистике – между тем, единого определения ему не существует. Некоторые ученые использует этот термин только для обозначения перехода от авторитарной к демократической форме управления. – то есть, проще говоря, от авторитаризма к демократии. Другие подразумевают под этим термином лишь передачу власти от одного правительства или правящей элиты к другой. Скорее всего, в наших постсоветских реалиях, транзит власти означает именно передачу всей полноты политической власти от одного правителя к другому – это можно будет и смена поколений, или просто переход от одной политической фракции к другим.
Таким образом, политические элиты постсоветских стран, рассматривают транзит власти только как управляемый процесс, то есть, проходящий под контролем сверху, со стороны действующей власти. Судя по всему, постсоветские лидеры предпочитают именно такой, управляемый способ передачи власти, что гарантирует им сохранение своих сегодняшних политических и экономических ресурсов, аккумулированных ими за время пребывания у власти.
Управляемая форма передачи власти изначально не признается международным сообществом демократической – потому что, как правило, демократические институты (такие как всеобщие выборы) играют в этом процессе второстепенную роль – фактически же, весь процесс транзита и его конкретные результаты определяются сверху. Вместе с тем, на практике, международное сообщество вынуждено мириться с такой формой транзита власти в авторитарных странах – ибо, в любом случае, появления в них демократической альтернативы в ближайшее время явно не предвидится.
На сегодняшний день мы видим, что многие постсоветских элиты находится в процессе разработки механизма передачи власти – причем нигде этот процесс не выглядит полностью завершённым. Проблема в том, что в современном мире недостаточно просто передать политическую власть – необходимо также, чтобы политический преемник или преемники смогли и дальше сохранить всю полноту власти и гарантировать взятые на себя обязательства, что в современном быстро изменяющемся мире становится все труднее.
Особенности национального транзита
На сегодняшний день, в отношении политического транзита власти в Таджикистане, можно уже сделать следующие предварительные выводы:
Во- первых, в Таджикистане, судя по всему, также сделали выбор в пользу управляемого перехода власти. Достаточно долго интрига заключалась лишь в личности преемника – будет ли он из семьи действующего президента (как это произошло в свое время в Азербайджане) или его изберут из числа его ближайших соратников и подчиненных (модель Узбекистана). Сегодня, после избрания Рустама Эмомали Председателем Национального Совета (Маджлиси Милли), этот вопрос выглядит уже решенным – передача власти произойдёт скорее всего, в рамках одной семьи – от старшего поколения к младшему. Во всяком случае, большинство экспертов и обозревателей сегодня считают, что личность основного политического преемника уже определена.
Во-вторых, следует подчеркнуть, что страна находится только в начале процесса передачи власти. Конечно, существует еще интрига – возможность, что на ближайших президентских выборах (осенью этого года) будет номинироваться Рустам Эмомали. Однако, большинство политических обозревателей считает такой вариант развития событий маловероятным. Скорее всего, на этих выборах будет выставлена кандидатура действующего президента, который, таким образом, останется у власти еще на следующие семь лет.
Таким образом, на сегодняшнем начальном этапе транзита, речь идет больше об обеспечении преемственности высшей политической власти. Будущий получатель политического наследия определен – и, согласно законодательству, в случае любых форс-мажорных ситуаций, председатель Национального собрания автоматически считается исполняющим обязанности президента.
В-третьих, следует подчеркнуть, что таджикская система власти предусматривает особую роль и статус Лидера Нации (Пешвои Миллат), которым обладает действующий президент Эмомали Рахмон. Это значит, что даже если Рустам Эмомали пойдет на ближайшие выборы и станет президентом уже в этом году, то его отец в любом случае будет иметь возможность контролировать процесс принятия основных решений, находясь как бы над властью – возможно, в той же форме, как это делает сегодня казахстанский президент. Таким образом, даже в этом случае, полной передачи власти от одного правителя другому вряд ли произойдёт – скорее всего, будет своего рода правящий дуумвират или тандем. Вместе с тем, как именно будут разделены сферы ответственности между двумя высшими политическими фигурами в этом случае – сегодня еще трудно сказать; скорее всего, детали уже будут определяться в ходе внутренних договорённостей.
Судя по всему, таджикские власти придают вопросу преемственности власти большое значение. На роль преемника Рустама Эмомали явно готовили уже много лет, последовательно перевода с одной руководящей должности на другую, что позволило ему не только получить навыки управления, но наладить контакты и сформировать свою команду. Назначение де-факто официального преемника говорит внутренним политическим элитам и фракциям, что власти не потерпят никакой подковёрной политической борьбы между ними.
Об этом говорит и тот факт, что в последнее время президент Эмомали Рахмон все чаще показывается на публике рядом с сыном, их совместные фотографии также все чаще появляются в прессе. На этом основании можно сделать вывод, что сам президент свой выбор уже сделал и обозначил его для все остальных внутренних политических игроков. Современная таджикская политическая система строго централизована – вся рычаги принятия решения находятся в руках президента. Поэтому, внутренние игроки так или иначе вынуждены будут считаться с его решением – во всяком случае, на сегодняшнем этапе. Заметим еще раз, что Президент Рахмон, обладая статусом Лидера Нации, в любом случае продолжит играть роль верховного арбитра внутри правящей элиты, нивелируя возможные противоречия между ее фракциями.
В-четвертых, таджикские власти явно демонстрируют преемственность политической власти и для внешних игроков. В целом, каких-либо официальных заявлений со стороны России, Китая или западных лидеров относительно таджикского транзита власти еще не прозвучало.
Вместе с тем, если судить по публикациям в экспертных и медиа-изданиях, то общую реакцию можно описать как сдержанно-критическую – нынешнее развитие событий вполне совпадает с большинством существующих прогнозов. Другими словами, международное сообщество отнюдь не выглядит удивленным – от таджикских властей не ожидали каких-либо «менее управляемых», более демократических вариантов транзита.
Будущие перспективы: что ожидать в ближайшие десять лет?
Таким образом, исходя из характера начавшегося процесс транзита политической власти, мы уже можем сделать приблизительный прогноз относительно динамики и формы развития Таджикистана в течение будущих десяти лет. Другими словами, раз мы знаем, кто именно будет у власти в ближайшее несколько лет после выборов, то мы можем и сделать предварительные выводы относительно того, как будет выглядеть их правление.
В этой связи, будущее развитие страны представляется следующим образом:
Прежде всего, в таджикских реалиях, политическая преемственность означает также и преемственность в экономической сфере. Другим словами, от будущего правительства и команды Рустама Эмомали не стоит ожидать кардинальной переделки действующей системы управления и экономической модели. Представители нового поколения правящей элиты, которые могут придти к власти через несколько лет, несмотря на лучшее образование и уже имеющийся опыт управления, вполне адаптировались и комфортно себя чувствуют в действующей системы власти, подверженной коррупцией и непотизму. Они отнюдь не выглядит сторонниками масштабных реформ – скорее всего, они нацелены на модернизацию, а не на перестройку.
Транзит власти по-таджикски означает ставку на продолжение действующей модели – прежде всего, основные политические фракции и бизнес- элиты явно выглядят заинтересованными в ее сохранении. Данную модель можно обозначит условно как государственно-монополистический капитализм, что означает сращивание между политической и бизнес-элитами. В этой модели, развитие происходит посредством крупных компаний, которые сохраняют монополию в основных и наиболее прибыльных секторах экономики. Основная ставка, как и сейчас будет делается на макроэкономику и крупные проекты развития, тогда как микроэкономике традиционно уделяется второстепенное внимание.
Судя по всему, даже при смене поколений, возможные реформы будут проводится именно в рамках этой сегодняшней модели – с тем, чтобы сделать ее более жизнеспособной и устойчивой, способной выдержать различные кризисы и потрясения как на региональном, так и на глобальном уровне. В этой связи, возможно облегчение условий для малого бизнеса, внедрение современных методов управления, цифрой экономики, новейших методов менеджмента – но, опять, же в рамках модернизации уже действующей системы.
С другой стороны, существующая модель экономики и менеджмента явно неспособна справится с новыми вызовами. Необходима перестройка всей системы принятия решений и реагирования, но изменяющиеся решений, создание механизмов и инструментов для реальной оценки событий, разработки стратегии и так далее. То, как таджикские власти реагировали на пандемию коронавируса, указывает на наличие серьезных структурных проблем в системе государственного управления и менеджмента.
Кроме того, сегодняшний кризис связанный с пандемией COVID-19, может в перспективе коренным образом изменить социально-экономическую ситуацию в стране, обострить противоречия между различными бизнес и политическими элитами и привести к трудно предсказуемым последствиям.
Внешние угрозы возрастают, такие события как пандемия или падение мировых цен на нефть представляют серьезную угрозу для стабильности действующей модели. Поэтому, будущий успех транзита власти по-таджикски во многом все более и более зависит от внешних факторов. И у таджикских властей все меньше времени и возможностей для маневра, с тем чтобы нейтрализовать воздействие этих новых глобальных вызовов.
Данный материал подготовлен в рамках проекта «Giving Voice, Driving Change — from the Borderland to the Steppes Project». Мнения, озвученные в статье, не отражают позицию редакции или донора.