«Наличие синологических центров в Центральной Азии — это насущная необходимость. Это требование не только настоящего времени, но и прошлого, и главным образом будущего. Потому что для того, чтобы сотрудничать с Китаем мы должны знать, что это такое», — отмечает учёный-китаевед, дипломат, экс-генеральный секретарь ШОС, Муратбек Иманалиев в интервью для CABAR.asia
Подпишитесь на наш канал в Telegram!
CABAR.asia: Есть ли у нас в Кыргызстане и в Центральной Азии школа синологии на данный момент? Определённый пул специалистов, которые специализируются по Китаю?
Во-первых, нужно сказать, что наличие синологии определялось научно-экспертной политикой, которая существовала в СССР. В Советском Союзе было всего где-то свыше 20-25 синологических центров, включая военные. В основном они были сосредоточены в Москве, в Ленинграде, во Владивостоке. Но в Центральной Азии, кроме факультета востоковедения в Ташкенте, где была специализированная кафедра по Китаю, школ и учреждений, которые занимались бы Китаем в регионе не было.
Парадокс существования нынешних центральноазиатских государств, заключается в том, что Китай наш ближайший сосед. При чем сосед, который очень бурно развивается. Сегодня Китай не просто мастерская мира, как ее называли раньше. Сегодня Китай — это крупнейший инвестиционный финансовый центр мира. Это страна, которая готова и с огромным удовольствием финансирует очень многие страны в рамках инициативы «Один пояс — Один путь». Китай сейчас — это и крупнейший научно-технологический центр. Это страна, которая сегодня переходит на новый экономический уклад связанный с инновациями. Речь идет о роботостроении, об искусственном интеллекте и о цифровизации. Причем это не просто рассказы на бумаге, а это серьезный шаг, сделанный вперед. Это то, что во многом пугает сегодня Запад, и он пытается каким-то образом, хорошо или плохо, но конкурировать с Китаем.
Я рад тому обстоятельству, что очень многие молодые наши ребята, живущие в Кыргызстане, серьезно пытаются и стремятся каким-то образом изучать Китай, китайский язык, китайскую литературу, историю. Не только потому что это интересно с научной точки зрения, но и потому что это дает возможность более серьезно заниматься бизнесом с Китаем. Сегодня, нам известно, что мы имеем более тысячекилометровую границу, два контрольно-пропускных пункта с Китаем, и у нас масса способов общения с Китайской Народной Республикой. Как вы знаете, у нас в основном бизнес заточен на КНР, с этим ничего не сделать, это объективный процесс. Конечно Институт Конфуция играет довольно большую роль в этом смысле.
Но с другой стороны надо сказать, что недостаточно обильное финансирование Институтов Конфуция не позволяет сотрудникам расширять свою деятельность, оказывать большее внимание изучению китайского языка, например, в регионах. Хотя, например, в Чолпон-Ате в школе имени Абдуразакова есть отделение Института Конфуция, где работают китайские преподаватели, который преподают китайский язык. Такие отделения существуют во многих регионах страны. Конечно, это очень интересно. Распространение китайского языка, конечно, это дело новое и для Китая, и для Кыргызстана. В это смысле китайская и кыргызская сторона пытаются более осмотрительно действовать, чтобы не разрушить то, что начинает выстраиваться. Это имеет отношение ко всем институтам, которые заняты распространением иностранных языков ы Кыргызстане. Где работают студенты, которые обучаются в Институтах Конфуция или обучились в Китае? Они работают в Кыргызстане в китайских компаниях или работают в Китае? Я могу сказать, что сейчас в Китае обучаются примерно свыше трёх тысяч кыргызских ребят, наших студентов. Но к большому сожалению, я должен признать, что очень многие стараются остаться работать в Китае. Это совершенно оправдано и очень объективно, потому что в Китае все-таки есть работа. Да, там сложно, потому что есть конкуренция с местными людьми, иногда не в пользу наших студентов. Однако, многие ребята стараются, остаются и работают там. Есть, например, ребята, которые остаются и делают бизнес для Кыргызстана, как посредники, переводчики, менеджеры и т.д.
Сама ситуация в Кыргызстане довольно сложная с работой. Должен сказать, что огромное количество людей в возрасте от 18 до 45 лет, к большому сожалению, остаются без работы и вынуждены уезжать в Россию и другие страны. Конечно это большая помощь для Кыргызстана, но она опосредовано бьет по ситуации в Кыргызстане, это конечно не очень хорошо. Многие ребята кыргызы, которые изучают китайский язык, после завершения учебы не работают в китайском направлении, занимаются совершенно другими делами, либо стараются уехать в Россию, Казахстан. Но также очень многие стараются остаться в Китае.
Помогают ли существующие на данный момент специалисты продвигать национальные интересы Кыргызстана? Участвуют ли они в разработке стратегий, новых подходов? Допустим, содействие в переговорах, какие-то консультации. Это, наверное, опять же работа МИДа? Нет, я не могу сказать, что это чисто МИДовская работа. МИД делает свою работу в русле той компетенции, которая зафиксирована в регламенте работы этого министерства. То, что касается частных экспертов, связанных с Китаем, я, честно говоря, не знаю таких в Кыргызстане, которые могут говорить по-китайски, в то же время работать в рамках такой научно-экспертной экспертизы. Я могу сказать про себя, что я неоднократно помогал многим президентам Кыргызстана в рамках визитов в Пекин, в рамках приездов китайских государственных деятелей в нашу страну. Года четыре назад я написал огромную на мой взгляд бумагу, примерно 50 страниц для руководства нашей страны, правительства. Я не могу сказать пригодилась ли эта моя бумага, потому что я не знаю, что сделали с этой бумагой, используют ли ее вообще. Но это уже не мой вопрос. Стараюсь и сейчас каким-то образом помогать и нашему министерству иностранных дел, и многим другим учреждениям в рамках того, что касается Китая. Есть ли в переговорах с Китаем какой-то определенный подход, скажем китайский стиль переговоров? Отличаются ли от западных? Если да, то чем? Конечно, они отличаются. Совершено разные способы ведения переговоров. Переговоры с европейцами или с американцами носят очень конкретный характер, то есть без всякого рода церемоний переходят к обсуждению конкретных вопросов сотрудничества и т.д. Я, честно говоря, не знаю есть у Кыргызстана вопросы, которые обсуждаются с американцами или европейцами по таким делам. С китайцами немножко по-другому потому что элемент церемониальности очень важен. Сначала следует говорить о каких-то очень важных принципиальных вопросах сотрудничества с отстаиванием тех или иных позиций для Китая и Кыргызстана, а потом переходить к каким-то конкретным вопросам. Собственно говоря, очень многие конкретные вопросы в переговорах с китайцами решаются за неофициальным столом переговоров, например, за обедом. Я должен сказать, что китайская сторона, учитывая историю, культуру, размеры, философский подход китайцев, они никогда не позволяют себе каким-то образом разрушать то, что существует сегодня. Например, есть проблемы, существующие с центральноазиатскими странами. Я редко видел случаи, когда высокопоставленные китайские чиновники упоминали об этом либо делали какие-то упреки. Наоборот, они пытаются, если не смягчить, то во всяком случаи пытаются выставить этот вопрос таким образом, чтобы хорошая сторона этой проблемы она была выпуклой, более понятной для собеседника. Да, это есть и в этом смысле китайцы отличаются. Что такое синология для вас? Это наука, которая изучает Китай. Президент США Никсон когда-то сказал, что Китай — это университет, который невозможно окончить. Он имел в виду, что история Китая, его размеры, философии настолько обширны, что жизни одного человека не хватит. Например, если я говорю о реставрации истории кыргызов по китайским источникам, я, конечно, имею в виду, что это работа не одного человека. Для этого нужен целый институт, который будет заниматься этим делом на уровне лабораторных изысканий, повторных исследований, переводов, поиском новых китайских письмографов, которые позволили бы расшифровать историю кыргызов. Пытались ли ранее кыргызские власти обучить своих специалистов отправляя на учёбу в Китай? Отправляют в рамках кыргызско-китайского соглашения. Есть ли от них какая-то польза? Я видел мало людей, которые после завершения учебы в Китае работают в каких-то государственных учреждениях. То есть хорошего результата от этого нет? Я такого не видел. Есть ребята в МИДе, но встречаются крайне редко. Не могу сказать, что их много, но есть ребята, которые окончили учебу в Китае. А так в основном работают люди, которые окончили ВУЗ либо здесь в Кыргызстане, либо где-то ещё. Сложно с этим делом. Какие рекомендации вы могли бы дать для кыргызских властей — что нужно сделать, чтобы улучшить ситуацию со специалистами, с работой по Китаю?
Я могу сказать, что для властей очень важно создание института, который связан с внешней политикой Кыргызстана. Это можно создать, например, в рамках Дипломатической Академии КР, в другом ведомстве, либо должно быть какое-то самостоятельно учреждение, которое будет этим заниматься. Самое важное, чтобы в этом учреждении должен быть отдел Китая, который будет заниматься специализированно китайскими проблемами и давать рекомендации правительству, что делать с Китаем. Конечно, главная проблема, которая существует для Кыргызстана — это финансирование. Трудно людей удержать на такую зарплату какую платят сейчас кыргызские власти научным работникам. Конечно народ не намерен за такую зарплату работать. Это единственное, что могу порекомендовать — создать такое учреждение, которое бы занималось внешнеполитическими вопросами.
Данный материал подготовлен в рамках проекта «Giving Voice, Driving Change — from the Borderland to the Steppes Project», реализуемого при финансовой поддержке Министерства иностранных дел Норвегии. Мнения, озвученные в статье, не отражают позицию редакции или донора.