© CABAR – Центральноазиатское бюро по аналитической журналистике
При размещении материалов на сторонних ресурсах, гиперссылка на источник обязательна.

Когда Таджикистан начнёт изучать Китай?

«Подавляющее большинство исследований посвященных китайской тематике, сосредотачивается на изучении исключительно позитивных аспектов сотрудничества с Китаем. При этом, любые попытки более-менее критического рассмотрения различных аспектов китайской экспансии в Таджикистане характеризуется в духе советских времен – как “происки внешних врагов” или “геополитических конкурентов” Китая», –  отмечает в своей статье, написанной специально для аналитической платформы CABAR.asia, политолог Парвиз Муллоджанов.

English  Тоҷикӣ


Подпишитесь на наш канал в Telegram!  


Краткое изложение статьи:

  • В современном Китае справедливо полагают, что наличие хорошо развитой и успешной мягкой силы является одним из основных факторов в укреплении его дальнейшего присутствия и залогом его будущего доминирования как в мире, так и в Центральной Азии;
  • В последние несколько лет происходит бурный рост деятельности исследовательских институтов Китая по изучению Центральной Азии и СНГ;
  • Существует значительный дисбаланс в области тематики исследования самого Китая. Значительная часть исследований посвящена в основном вопросам китайской лингвистики и филологии. Большая часть остальных публикаций посвящена вопросам интеграции, интеграционным моделям на постсоветском пространстве, продвигаемым Китаем и Россией;
  • Китай не заинтересован в финансировании и поддержке углубленных и объективных исследований по своим внутриполитическим и социально-экономическим проблемам;
  • Таджикское китаеведение находится только в начале своего развития. Одна из главных проблем на сегодня – это отсутствие квалифицированных кадров (в первую очередь молодежи), недостаток средств и ресурсов. 

В настоящее время Китай стремительно превращается в одного из основных экономических игроков на постсоветском пространстве – с серьезными и далеко идущими геополитическими амбициями, которые, в той или иной степени, затрагивают всех его соседей. Это особенно верно для Таджикистана, ибо ни одна другая страна региона сегодня не имеет такого уровня экономического сотрудничества с Китаем. Уже к апрелю 2016 года Китай превратился в основного кредитора Таджикистана, на долю которого приходилось 48,3% всего внешнего долга страны – сегодня этот показатель стал уже выше.[1]

Казалось, в этих условиях в Таджикистане уже должна  появиться сильная научная школа китаеведения (синологии), со своими академическими кадрами и традициями, многочисленными публикациями и активной исследовательской деятельностью. Однако, так ли обстоит дело в действительности? Как вообще в Таджикистане  сегодня рассматривают и изучают соседнюю супердержаву, которая играет столь ключевую роль в экономике страны?

Китайская “мягкая сила” в Таджикистане – от образования до науки

Китай стремительно превращается в одного из основных экономических игроков на постсоветском пространстве. Фото: russian.china.org.cn

В последнее десятилетие Китай особое внимание уделяет развитию своей мягкой силы” – так в современной политологии обозначают международный имидж государства, его привлекательность и узнаваемость в сфере культуры, образования, науки и так далее. В понятие китайской мягкой силы входит также и наличие политического, экономического и культурного лобби как на международном уровне, так и на уровне отдельных государств, а также влиятельной прослойки интеллигенции и образованной молодежи, ориентированной на Китай, его культуру и язык. В современном Китае справедливо полагают, что наличие хорошо развитой и успешной мягкой силы является одним из основных факторов в укреплении его дальнейшего присутствия и залогом его будущего доминирования как в мире, так и в Центральной Азии.

К середине 2000-ых годов был создан и один из основных инструментов по построению китайской мягкой силы – Институт Конфуция, который сегодня имеет более 500 отделений по всему миру, где обучаются уже около 7 млн. человек.  Институт Конфуция является государственной структурой и действует под эгидой Государственной канцелярии по продвижению китайского языка; основная же база по продвижению китайского языка и культуры на территории постсоветской Средней Азии находится в городе Урумчи, столице провинции Синцзян. Институт  Конфуция (помимо изучения китайской культуры и языка) занимается также подготовкой технических и инженерных кадров для китайских компаний и предприятий, работающих за рубежом.

В Таджикистане на сегодня создано два Института Конфуция – при Таджикском Национальном Университете и в городе Чкаловске Согдийской области, на базе местного Горнотехнологического института. За почти 10 лет своей истории только через Институт Конфуция при ТНУ прошло почти 10 тысяч таджикских студентов, часть из которых потом продолжило обучение в Китае. В обоих институтах основное внимание уделяется изучению китайского языка, но в Чкаловске также готовят специалистов для горно-металлургической и нефтяной промышленности – также с целью их дальнейшего использования в структурах китайских предприятий и компаний, работающих в стране.

Праздничный концерт с лирическим названием «Прекрасный Китай», посвященные Дню Института Конфуция. Фото: news.tj

Другим важным направлением является подготовка и обучение таджикских студентов в китайских вузах. Здесь также налицо серьезный прогресс – если в 2010 году китайское правительство выделило только 20 квот для бесплатного обучения в Китае, то уже в 2013 году по квотам обучалось 122, а через два года 289 таджикских студентов.[2] Всего в китайских вузах проходит обучение около 4 тысяч таджикских граждан – часть из которых вернулась домой, другие же  продолжат обучение за рубежом, как в Китае, так и в других странах.

Следует отметить, что подавляющая часть таджикских студентов направляются в Китай в первую очередь для изучения языка и технических специальностей, необходимых для обеспечения нужд китайских компаний. Только около 10% бесплатных квот выделяется на магистратуру, то есть на научную деятельность – при этом, основная часть таджикских магистрантов в дальнейшем  специализируется в области китайской лингвистики, филологии или технических наук. Меньшая часть занимается исследованиями в сфере общественно – политических дисциплин, занимаясь в основном вопросами международной интеграции и развития сотрудничества с Китаем.

Следующим важным направлением китайской мягкой силы является деятельность исследовательских центров и академических институтов, которые занимаются исследованием постсоветского пространства, вопросов внутренней и внешней политики государств СНГ, в том числе и Таджикистана. Среди них самыми известными  являются  Шанхайский университет иностранных языков, Институт России, Восточной Европы и Центральной Азии АОН КНР, Шанхайская академия международных исследований (ШАМИ), Центр по изучению Центральной Азии при Совете национальной безопасности Китая, Институт по изучению Центральной Азии и Институт по изучению Шелкового пути при Северо-западном Университете.[3]

Если на Западе и в России финансирование центральноазиатских исследований в последнее десятилетие неуклонно снижается, то в Китае мы наблюдаем абсолютно противоположную картину.
Основная цель китайских аналитических центров – обеспечение соответствующих государственных органов Китая качественной аналитикой, содействие в разработке основных направлений и стратегии китайской внешней политики. Другая не менее важная цель заключается в развитии сотрудничества с зарубежными учеными и аналитическими институтами, а также создании положительного образа Китая в местной экспертной и академической среде. В последние несколько лет происходит бурный рост деятельности исследовательских институтов Китая по изучению Центральной Азии и СНГ. Общее количество ежегодных научных семинаров и симпозиумов по среднеазиатской тематике уже на порядок превышает количество подобных мероприятий в России или США. Другими словами, если на Западе и в России финансирование центральноазиатских исследований в последнее десятилетие неуклонно снижается, то в Китае мы наблюдаем абсолютно противоположную картину.

В Таджикистане основными партнерами китайских “мозговых центров”  являются официальные и государственные ведомства, в которых сегодня заняты почти все  таджикские специалисты и эксперты, так или иначе работающие по тематике Китая и проблемам международного сотрудничества. Это Центр стратегических исследований при Президенте РТ, соответствующие подразделения Академии Наук РТ, также несколько ведущих вузов – прежде всего, Таджикско-Славянский Университет (ТСУ) и Таджикский Национальный Университет (ТНУ). 

В среднем, в Китае ежегодно организуются не менее 10 международных семинаров и конференций по проблемам постсоветских стран, на которые на постоянной основе приглашаются и представители таджикских аналитических ведомств и подразделений. Как правило, повестка дня этих международных форумов включают вопросы, которые сегодня больше всего интересуют китайское правительство, среди них исламский фундаментализм, региональная безопасность, интеграция и основные интеграционные модели, также как ШОС, ОДКБ, Таможенный союз и т.д. Таджикские ведомственные эксперты активно участвуют также в различных совместных сборниках и научных публикациях, в той или иной степени оплачиваемых Китаем. Существует также практика научного обмена, хотя в гораздо в меньшей степени, чем с Россией и другими странами СНГ.

Китаеведение в Таджикистане – плюсы и минусы

Если внимательно рассмотреть ситуацию области синологии в Таджикистане, то можно выделить следующие ключевые особенности:

Количество публикаций и исследований, посвященных Китаю, остается крайне незначительным и недостаточным.
Во-первых, следует отметить, что таджикское китаеведение находится только в начале своего развития. Одна из главных проблем на сегодня – это отсутствие квалифицированных кадров (в первую очередь молодежи), недостаток средств и ресурсов. Эксперты, с которыми мне довелось беседовать, отмечали также отсутствие государственного заказа на развитие китаеведения и проведения более глубоких и всесторонних исследований в этой области. В целом, количество публикаций и исследований, посвященных Китаю, остается крайне незначительным и недостаточным – особенно в свете той возрастающей роли, которую Китай играет сегодня в Центральной Азии и в Таджикистане. В целом,  в Центральной Азии наблюдается парадоксальная, но вполне объяснимая ситуация – чем больше экономическая зависимость от Китая, тем меньше публикаций на тему китайского присутствия можно найти в местной академической прессе и масс медиа.

Во-вторых, существует также значительный дисбаланс в области тематики исследований. Непропорционально значительная часть исследований, находящаяся в открытом доступе, посвящена в основном вопросам китайской лингвистики и филологии. Большая часть остальных публикаций посвящена вопросам интеграции, интеграционным моделям на постсоветском пространстве, продвигаемым Китаем и Россией. Крайне мало публикаций и исследований (как и в целом, китаеведов-экономистов) по проблемам экономики и внутренней политики КНР.

Во многом, такой тематический дисбаланс обусловлен и интересами основного спонсора синологии в Таджикистане – то есть самого Китая. Как и в других странах региона, Китай выделяет средства и квоты в основном на подготовку местных переводчиков и технических специалистов для нужд китайских компаний и других экономических структур в регионе. Китайские мозговые центры готовы использовать местных политологов и экономистов для более глубокого изучения региона и государств, в которые Китай вкладывает свои инвестиции. Но КНР, как правило, не заинтересована в спонсировании местных общественных наук; китайские власти всегда болезненно относились к критике – поэтому, и в самом Китае, развитие политических наук также традиционно сталкивается с рядом ограничений. Еще меньше Китай заинтересован в финансировании и поддержке углубленных и объективных исследований по своим внутриполитическим и социально-экономическим проблемам. Действительно, здесь существует комплекс таких серьезных и трудноразрешимых вопросов и противоречий, внимание к которым может значительно подорвать усилия китайских властей по улучшению своего международного имиджа. В качестве примера такого нежелательного для изучения вопроса  можно привести методы разрешения проблемы мусульманского меньшинства в Китае – на сегодня около одного миллиона человек из более чем десятимиллионного уйгурского (также частично казахского и кыргызского) меньшинства содержатся в центрах так называемого “политического перевоспитания” – а по сути дела, в концентрационных лагерях.

В-третьих, следует отметить также и существенный дисбаланс в направлении и характере исследовательских проектов и публикаций, посвященных китайской тематике. Подавляющее большинство  исследований (по крайней мере, находящаяся в открытом доступе) сосредотачивается на изучении исключительно позитивных аспектов сотрудничества с Китаем. Как правило,  в них подчеркивается положительный эффект от китайско-таджикского сотрудничества в рамках совместных интеграционных и экономических проектов, кооперации в области борьбы с терроризмом, проводится обоснование межправительственных  договоров и соглашений. Даже в научных работах китайско-таджикское сотрудничество характеризуется исключительно в розовых тонах, в стиле, напоминающим передовицы советских газет – с массивным использованием терминов “бескорыстная помощь”, “равноправный партнер”, “добрые традиции добрососедства” и т.д. При этом, любые попытки более-менее критического рассмотрения различных аспектов китайской экспансии в стране опять же характеризуется в духе советских времен – как “происки внешних врагов” или “геополитических конкурентов” Китая.

Недостаток критического анализа сегодня проблема не только таджикской синологии, но и политических исследований в целом. Во многом это объясняется и тем фактом, что аналитическая школа в Таджикистане (как и в регионе в целом) до сих еще так и не сложилась. Понятие современной аналитической школы является многоструктурным явлением и предполагает наличия как минимум четырех компонентов – ведомственной (официальной) аналитики, неправительственного экспертного сообщества, независимой публицистической аналитики и, конечно, рынка для аналитической продукции. Все эти элементы призваны сосуществовать вместе, органично дополняя друг друга. Ведомственная аналитика обладает лучшим доступом к информации и данным, но ограничена в тематике и открытости – а потому, зачастую вынуждена говорить то, что от нее ожидают сверху. Неправительственная аналитика, наоборот, зачастую страдает от недостаточного доступа к информации, но зато обладает большей возможностью говорить то, что думает. Аналитика  в СМИ призвана работать с общественным мнением, привлекая к сотрудничеству как официальных, так и независимых экспертов. Рынок аналитической продукции обеспечивает финансовую и организационную устойчивость всей системы, экономя государственные затраты. В идеале, имея в своем распоряжении продукцию ведомственной аналитики, независимых экспертов и аналитической журналистики, правительство может выбирать из нескольких вариантов подходов,  принимая наиболее оптимальные и взвешенные решения, с наилучшим учетом национальных интересов.

К сожалению, в Таджикистане сегодня относительно развивается лишь один компонент – ведомственная аналитика, которая и сама страдает от недостатка финансирования и нехватки квалифицированной молодежи. Соответственно, несформированность  отечественной аналитической школы сказывается на характере развития  в стране как китаеведения, так и политологической науки в целом.
Перспективные направления исследований в таджикской синологии

Будучи экспортной экономикой, Китай не заинтересован в создании конкурентоспособной промышленности в соседних государствах.
Китай не является благотворительной организацией или гуманитарным агентством, ставящими (хотя бы на бумаге) своей целью развитие Таджикистана. Термины “содействие развитию”, “помощь развития” , “развитие внутреннего потенциала” (capacity building)  используют лишь западные доноры, тогда как КНР предпочитает говорить о “сотрудничестве и равноправном партнерстве”.[4] Соответственно, Китай  не скрывает, что основная цель этого сотрудничества и партнерства заключается, прежде всего,  в  обеспечении  своего собственного национального развития. Сюда входит реализации стратегии go out (выход наружу, за границы), что подразумевает доступ к минеральным ресурсам в других странах, вывод туда своей избыточной рабочей силы и создание там рынков сбыта для своей промышленной продукции. Будучи экспортной экономикой, Китай не заинтересован в создании конкурентоспособной промышленности в соседних государствах; поэтому, ключевым условием при выдаче китайских кредитов является привлечение в качестве подрядчиков своих компаний, своего оборудования, преимущественно своей рабочей силы и кадров. Разумеется, при таких условиях не происходит передача технологий, а местные трудовые ресурсы остаются большой частью незадействованными. Для того же, чтобы обезопасить свои инвестиции, Китай разработал схему займов в обмен на минеральные ресурсы и другие активы (в том числе имущественных и земельных) стран-получателей.

В свете этих данных перед таджикистанской политологией и китаеведением возникает ряд ключевых исследовательских задач и вопросов, имеющих приоритетное значения для будущего страны:

Во-первых, один из главных вопросов – насколько вышеупомянутая долговременная стратегия Китая согласуются  с Национальной стратегией развития РТ – а именно, с задачами развития таджикской промышленности, создания рабочих мест и постепенном вовзращении и обустройстве трудовых мигрантов на Родине? На сегодня ответ на этот вопрос будет скорее отрицательный, чем положительный. В результате, случаются достаточно парадоксальные ситуации – когда таджикские крестьяне в массовом порядке уезжают на заработки в Россию, но в то же время в страну завозятся трудовые ресурсы из Китая. Соответственно, отсюда проистекает и следующий столь же значимый вопрос – как государство может защитить таджикских производителей, малый и средний бизнес и крестьянство в условиях расширяющейся экспансии китайской промышленности и товаров?

В последнее время китайские эксперты все чаще открыто говорят о том, что Китай имеет право защищать свои инвестиции и экономические интересы в других странах любыми доступными способами. 
Здесь возникает целый ряд смежных проблем и вопросов, напрямую касающихся национальной безопасности, как-то: где находится “порог безопасности” для Таджикистана, за которым дальнейшее получение китайских займов придаст нынешней экономической зависимости от Китая уже необратимый характер? Где находится та грань, за которой экономическое влияние приобретет политический характер? Китай хорошо известен тем, что традиционно не вмешивается во внутреннюю политику своих партнеров и не обговаривает политические условия для выдачи своих кредитов. Однако, в последнее время на международных симпозиумах китайские эксперты все чаще открыто говорят о том, что Китай имеет право защищать свои инвестиции и экономические интересы в других странах любыми доступными способами. И это будет вполне логичный и обоснованный подход с точки зрения интересов Китая – в целом, как показывает международный опыт, экономическая зависимость рано или поздно оборачивается зависимостью политической.

Китай известен тем, что не реструктурирует свои кредиты, не прощает долги, предпочитая получать в случае неуплаты активы заемщика.
Во-вторых, существуют также вопросы, связанные с долговременным прогнозированием, разработкой сценариев и возможных вариантов дальнейшего развития таджикско-китайских отношений и реализации соглашений и контрактов в сфере экономики. Сюда входят вопросы более прикладного характера, например, касающихся условий будущего погашения уже полученных или получаемых займов. Китай известен тем, что не реструктурирует свои кредиты, не прощает долги, предпочитая получать в случае неуплаты активы заемщика. В ряде стран, где власти не смогли найти средства для погашения долга, это привело к полной передаче местных активов китайской стороне. Например, в Шри-Ланке на средства китайского долговременного займа был построен крупный морской порт, который затем перешел под контроль китайской стороны после того, как у местного правительства не нашлось денег на выплату долга. Сегодня страны-получатели кредитов отдают китайским компаниям свои месторождения на длительный срок, после чего они должны вернуться под местную юрисдикцию под формулировкой “при обоюдном согласии”. Вопрос в том, что страна-должник сделает, если такого “обоюдного согласия” достигнуто не будет?

В странах третьего мира китайские компании обычно предпочитают работать по старым правилам, без соблюдения экологических норм.
Другая группа вопросов, которая в Таджикистане и в регионе в целом, практически не затрагивается, относится к проблеме экологической безопасности. В ходе промышленной революции и модернизации последних десятилетий в Китае сложилась удручающая ситуация в сфере экологии. В первую очередь, благодаря бесконтрольной деятельности местных промышленных производств – отказом от очистных сооружений, массовым пренебрежением правилами экологической безопасности. Только в последние годы правительство Китая стало предпринимать жесткие меры против нарушителей экологических технологий. Однако, в странах третьего мира китайские компании обычно предпочитают работать по старым правилам, без соблюдения экологических норм. Соответственно, возникает проблема экологического мониторинга – хотя и не связанная напрямую с политологией, тем не менее имеет столь же актуальное значение.

Таджикистан и Китай: стратегическое партнерство или безальтернативность?

Конечно, на все эти вопросы и вызовы сегодня будет трудно найти однозначные ответы. Для этого, необходимо проведение целой серии регулярных и многолетних исследований с привлечением специалистов и экспертов самого различного профиля. Здесь основное значение будет иметь государственный заказ – то есть, осознание официальными структурами серьезности проблемы, и формирование новой госполитики в этом направлении. Это политика должна включать в себя целый комплекс мер по развитию таджикского китаеведения, современной аналитической школы, увеличению государственного финансирования ведомственных аналитических структур, госуниверситетов с одной стороны и поддержка неправительственных экспертных групп и организаций с другой.

При этом, не столь важно, окажутся правы  критики или апологеты китайской экономической экспансии – сама по себе данная тематика имеет столь большое значение для будущего Таджикистана, национальной безопасности, сохранения таджикского государства и политической стабильности, что ее, в любом случае, нельзя оставлять без пристального изучения.

 

[1] Константин Бондаренко: Внешний долг Таджикистана: растущие риски на фоне хрупкой стабильности, Агенство Cabar, 2016

[2] «Мягкая сила» Китая в Центральной Азии, https://camonitor.kz/20740-myagkaya-sila-kitaya-v-centralnoy-azii.html

[3] Руслан Изимов, «Китайские “мозговые центры” и Центральная Азия: новая оценка», САА, http://caa-network.org/archives/5940

[4] Наргис Касенова  Новые международный донор: помощь Китая Таджикистану и Кыргызстану, Центр Росси/СНГ, Париж, январь 2006


Данный материал подготовлен в рамках проекта «Giving Voice, Driving Change — from the Borderland to the Steppes Project», реализуемого при финансовой поддержке Министерства иностранных дел Норвегии. Мнения, озвученные в статье, не отражают позицию редакции или донора.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: