Эксперты говорят, что необходимы новые подходы к дерадикализации таких заключенных, но для этого нет ни денег, ни специалистов.
Подпишитесь на нашу страницу в Facebook!
После освобождения из колонии строгого режима в следующем году 28-ми летний Азамат (имя изменено) мечтает жениться и заняться изготовлением сувениров из кожи. Новому ремеслу он обучился за три с половиной года заключения в исправительной колонии №27 в селе Молдовановка Чуйской области.
В 2014 году, почти сразу как он оказался в лагере для подготовки боевиков в Сирии, он получил огнестрельное ранение. Его арестовали в одной из больниц Турции. Спустя 10 месяцев, проведенных в местной тюрьме, экстрадировали в Кыргызстан. Поучаствовать в боевых действиях жителю села Воронцовка под Бишкеком так и не довелось.
В Кыргызстане его осудили на 5 лет лишения свободы по статье «Наемничество».
«В Сирии я оказался из-за неграмотности в религиозных вопросах. Я работал на стройке с одним парнем, он убедил меня в том, что как мусульманин я должен сейчас сражаться за веру с оружием в руках. Купил мне авиабилет до Турции и дал 300 долларов в дорогу», — рассказывает Азамат.
К чему на самом деле призывает ислам и что такое джихад, ему объяснил знакомый имам одной из бишкекских мечетей, который, узнав, что он был в Сирии, по своей инициативе навещал его и привез литературу.
«В камере нас трое человек, вместе уже полгода. Религиозных тем стараемся избегать, у всех разные взгляды. Если все-таки случается, то конфликта не избежать. Когда-то я считал себя одним из ИГИЛ (экстремистская и террористическая организация запрещенная в КР и других странах ЦА — прим.ред.). Спасибо имаму, помог разобраться», — говорит Азамат.
Повернуть процесс радикализации вспять
По данным ГСИН, за последние пять лет количество осужденных за преступления экстремистского и террористического характера выросло в три раза. Сейчас в Кыргызстане отбывают наказание около 600 таких заключенных. Более половины из них имеют пожизненные сроки.
Начиная с 2003 года, религиоведы и сотрудники Духовного управления мусульман Кыргызстана (ДУМК) регулярно — один или два раза в месяц — посещают места лишения свободы, согласно договоренности с Госслужбой по исполнению наказаний (ГСИН), Министерством внутренних дел (МВД) и Госкомитетом нацбезопасности (ГКНБ). Эти визиты обычно ограничиваются лекциями об исламе и его мирных идеях для общего контингента колоний.
«С экстремистами раньше мы тоже встречались, когда они были все вместе, но вот уже два года мы не можем попасть к ним в колонии №27, и в Беловодском не пускают. Им отдельные здания построили», — рассказывает Эстебес Ажыкулов, который от ДУМК посещает места лишения свободы.
Он уже 17 лет преподает в Исламском университете и столько же ездит по тюрьмам. Говорит, что в начале бывает трудно наладить контакт с заключенными, но через год или два они сами просят, чтобы приходили.
«Только один или два человека из ста категорически отказываются менять сложившиеся у них религиозные представления. Я знаю многих, кто за это время уже вышел из тюрьмы и зажил нормальной жизнью. А вот чтобы кто-то снова стал экстремистом — не знаю ни одного», — говорит Ажыкулов.
У экспертов на этот счет другие данные. По словам теолога Кадыра Маликова, риск возвращения в ряды экстремистов в условиях социальной изолированности и отсутствия системной работы по их реинтеграции в общество довольно высок.
«Реабилитация таких заключенных не должна заканчиваться в учреждениях. Очень важно сопровождать их после освобождения. Иначе он пройдет реабилитационную программу, выйдет на свободу, походит немного, не сможет найти себе места в обществе и снова присоединится к прежним единомышленникам. К примеру, в соседнем Казахстане, после работы с теологом лишь 20% от общего числа отказываются от своих прежних взглядов», — говорит Маликов.
Посещения тюрем представителями духовенства, по словам теолога, практически никак не влияют на ситуацию с дерадикализацией спецконтингента. Осужденные за религиозный экстремизм видят в сотрудниках муфтията представителей действующей политической власти и относятся к ним с недоверием. Члены террористических групп воспринимают их как предавших веру, и к встречам с ними тоже не стремятся.
Читайте также: Кыргызские тюрьмы воспитывают экстремистов
Билал ажы Сайпиев — глава группы из 18 имамов, которых в этом году делегировали от ДУМК ездить по тюрьмам. Он говорит, что так или иначе польза есть от любой их встречи с заключенными, ведь если из года в год говорить, то пробить можно любую стену.
«В религии нет принуждения. Есть закон о свободе вероисповедания, у кого какое вероубеждение — одному Богу известно. Изменить его — это самое трудное, очень тонкая вещь. Мы только говорим, а разделяют они наши слова или нет это никому неизвестно. Принудить нельзя, только постараться поставить под сомнение его установки, запустить его собственный мыслительный процесс», — говорит Билал ажы Сайпиев.
Религиовед Индира Асланова также отмечает, что сейчас ко всем осужденным используется один и тот же подход, несмотря на их очевидные различия. По ее словам, нельзя экстремистов и террористов смешивать в одну кучу. Первые придерживаются идеи построения халифата, изменения социальной жизни, обосновывая это религиозными постулатами, но при этом они не используют насильственные методы.
«Террористы же в своем мировоззрении допускают применение насилия для достижения своей цели, они делят людей на тех, кто имеет право жить, а кто — нет. Это уже совершенно иная идеология. Членов экстремистских групп они называют философами и болтунами и не воспринимают их всерьез. Необходима классификация, даже между собой их надо разделить на категории. Например, «Хизб ут-Тахрир» (экстремистская организация, запрещена в КР — прим. ред.) и «Йакын Инкар» (экстремистская организация, запрещена в КР — прим. ред.) будут сильно отличаться, хотя и те, и другие относятся к экстремистам», — говорит Асланова.
Изолировали по соображениям безопасности
Осужденным по вышеуказанным статьям в год положены до пяти долгосрочных свиданий до трех суток и 10 краткосрочных до четырех часов, а также восемь телефонных разговоров по 15 минут. На два часа заключенные могут выходить на прогулку в так называемый тюремный дворик размером чуть больше их камеры. Это лимит разрешенных контактов с внешним миром для осужденных за религиозный экстремизм и терроризм.
Их содержат в особых тюремных корпусах камерного типа, отдельно от остального контингента колонии. Решение о тотальной изоляции было принято после громкого побега и убийства четырех охранников СИЗО № 50 в 2015 году девятерыми осужденными за религиозный экстремизм и терроризм. Теперь таких заключенных содержат только в четырех учреждениях в Чуйской области.
30-летнего жителя Джалал-Абада Артура (имя изменено) обвинили в оказании спонсорской помощи боевикам экстремистской и террористической организации ИГИЛ (запрещена в КР — прим.ред.) в конце 2015 года. По его словам, он отправлял деньги на учебу младшего брата в Египте. Уже после ареста он узнал, что родственник уехал воевать в Сирию.
«Арестовали в аэропорту Оша, когда я возвращался домой из Турции, где проработал несколько месяцев. Обвинили в том, что я сам был боевиком, но у меня есть доказательства, что я работал и ни в какую Сирию не выезжал. Они не смогли доказать это, но все равно осудили за якобы помощь террористам. Откуда я знал, что братишка нахватается там этих идей, я помогал ему получить образование. А меня обвинили в пособничестве террористам и приговорили к 10 годам заключения», — рассказывает Артур.
Как говорят сотрудники ГСИН, кроме угрозы распространения экстремистских идей их изолировали и по соображениям собственной безопасности. Криминальный мир, по их словам, таких не жалует.
Число осужденных растет
Для повышения уровня знаний в религиозных вопросах с начала этого года в ведомстве появились два штатных теолога. Эксперты уже давно рекомендовали ведомству усилить кадры такими специалистами, чтобы хорошо понимать язык, на котором говорят осужденные за экстремизм и терроризм и не радикализироваться самим. В их задачи входит разработка методики работы с такими заключёнными, которой пока еще нет.
Непосредственная работа с осужденными должна вестись приглашенными экспертами не из системы, иначе они автоматически становятся им врагами, отмечает Асланова.
«Нужны хорошо подготовленные теологи. Кроме знаний религиозных вопросов (это сама по себе очень большая сфера), специалист должен хорошо понимать и знать историю и идеологию экстремистских групп — как они возникли, от кого и почему. Должны понимать психологию осужденных, как с ними общаться, разбираться в вопросах безопасности, все-таки закрытое учреждение», — говорит религиовед.
И она, и теолог Кадыр Маликов говорят, что таких экспертов в Кыргызстане пока нет. Как их готовить тоже не понятно, как и то, кто это будет делать.
В списке запрещенных в Кыргызстане радикальных групп около 20 организаций. Однако до сих пор нет ответственного органа, координирующего работу силовых ведомств, госорганов и общественных организаций в этом направлении. Эксперты рекомендуют более активно использовать потенциал ДУМК практически на всех уровнях, начиная с мечетей в каждом районе страны.
«Это было бы хорошо. Участковый предупреждает имама и тот уже ждет этого человека. Не афишируя, может работать с ним, поддержать его. Но готовы ли имамы к этому? Они должны иметь высшее образование, разбираться в светских вопросах, знать психологию общения и, конечно, иметь хорошую зарплату. Но сейчас у них нет никакой зарплаты! Им выплачиваются какие-то деньги из собранных на хадж и то далеко не регулярно. Кто пойдет работать на таких условиях?», — задается вопросом Кадыр Маликов.
Имам Билал ажы Сайпиев говорит, что религиозные деятели готовы включиться в эту работу и более плотно сотрудничать с ведомствами, но от последних пока нет активных шагов в этом направлении.
Эксперты отмечают, что нерешенной остается и проблема несоразмерности наказания и содержания тех, кто по незнанию “лайкнул” или поделился постом в социальных сетях, взял почитать книжку или, ничего не подозревая, одолжил денег тому, кто потом вдруг оказался в зоне боевых действий. Ведь усилия по дерадикализации, практически наверняка, придется применять и к ним, хотя до осуждения многие из них даже не входили в группы риска.
Весной этого года Аппарат омбудсмена вынес на общественное обсуждение проект закона, которые предусматривает ряд изменений в Уголовном кодексе и Кодексе о проступках. В частности, подобные преступления, совершенные без умысла, предлагается перевести из категории уголовных в разряд административных правонарушений и карать за них штрафом. Уголовную ответственность предлагается рассматривать лишь при повторном нарушении.
Документ планируется представить на рассмотрение парламента во время ежегодного отчёта омбудсмена. Точной даты пока нет, но по закону, он должен это сделать до 1 апреля 2020 года.
Данная статья была подготовлена в рамках проекта IWPR «Стабильность в Центральной Азии через открытый диалог».