В декабре 2021 года Центральная Азия была в фокусе зарубежной прессы о пересмотре подхода Индии к региону, об усиливающейся роли Ирана, об угрозе статуса автономии ГБАО, сотрудничества Узбекистана и Южной Кореи, а также прогнозом на 2022 год.
Стратегический оплот: о третьем диалоге Индия-Центральная Азия
Индийская газета The Hindu сообщает, что Индия должна удвоить усилия в отношении Центральной Азии, чтобы противостоять соперничеству в “Большой игре”.
Третий раунд диалога Индия-Центральная Азия, созванный министром иностранных дел С. Джайшанкаром в декабре, является одним из серии своевременных связей Нью-Дели с регионом в 2021 году, в определенной степени подстегнутых событиями в Афганистане.
Диалог состоялся за месяц до того, как лидеры всех пяти республик Центральной Азии (ЦАР) планируют приехать в Дели в качестве главных гостей на празднование Дня Республики, и через месяц после “Регионального диалога по безопасности” советника по национальной безопасности Аджита Довала с его коллегами из ЦАР для обсуждения Афганистана.
Среди вопросов, обсуждавшихся на встрече с главами МИД, были оказание “немедленной” гуманитарной помощи Афганистану, расширение торговли и улучшение связи. Знаменательно, что министры иностранных дел ЦАР решили приехать в Нью-Дели, что является показателем того, что индийский охват Центральной Азии, региона, которым Южный блок пренебрегал в течение нескольких десятилетий, получает ответную реакцию. Совместное заявление о том, что они разделяют “широкий региональный консенсус” по Афганистану, вполне уместно, учитывая, что, как и Индия, все центральноазиатские соседи Афганистана обеспокоены угрозой терроризма, радикализации, наркотиков и беженцев. Однако, в отличие от Индии, большинство стран ЦАР поддерживают двусторонние переговоры с режимом Талибана; Узбекистан и Туркменистан вновь открыли там свои представительства.
Объем торговли между Индией и Центральной Азией долгое время составлял менее 2 миллиардов долларов, и все стороны стремятся к его увеличению. Кроме того, частью диалога стала кредитная линия Индии на сумму 1 млрд. долларов для проектов в Центральной Азии, а также инициативы по налаживанию связей, такие как порт Чабахар, международный транспортный коридор Север-Юг и газопровод Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия.
Хотя укрепление связей между Индией и Центральной Азией и возрождение их традиционных, исторических и культурных связей крайне необходимо, важно также признать геополитические перекрестные течения, которые осложняют такие усилия. В то время как Россия продолжает оказывать влияние на правительства ЦАР, китайская инициатива “Пояс и путь” и торговля на сумму 100 миллиардов долларов (по некоторым оценкам) сделали ее центральной фигурой в регионе. США также стремятся закрепиться в регионе, особенно после Афганистана. Между тем, сухопутное сообщение Индии с Центральной Азией затруднено Пакистаном, который устанавливает прочные связи и заключает соглашения о транзитной торговле с каждым из ЦАР. Альтернативный маршрут, через иранский Чабахар, потерпел неудачу после захвата Кабула талибами, а развитие управляемого Индией терминала Шахид Бехешти продолжает страдать из-за угрозы американских санкций. Хотя Индия укрепила связи с другими частями Азии, теперь она должна удвоить свои усилия в отношении Центральной Азии, если она хочет противостоять соперничеству в рамках “Большой игры”, происходящему в регионе, и вернуть свою общую историю со странами, которые являются важным рынком, источником энергии, а также оплотом против угроз экстремизма и радикализации.
The Arab News: Арабский мир должен отреагировать на действия Ирана в Центральной Азии
Издание из Саудовской Аравии The Arab News отмечает, что страны Центральной Азии превратились из настороженных по отношению к Ирану в дружественные. Относительный успех Тегерана можно объяснить его проницательной дипломатией, безразличием его соперников и региональными геополитическими факторами.
После распада Советского Союза Иран оказался в затруднительной положении в Центральной Азии и на Кавказе. Около 110 миллионов мусульман, преимущественно суннитов, больше не находились в тисках Кремля. Этническое разнообразие народов создавало для Тегерана множество проблем, но в то же время открывало новые возможности. Лидеры новых независимых стран в Центральной Азии и на Кавказе были обеспокоены амбициозными сектантскими интервенциями Ирана в соседние страны.
Использование Ираном персидского языка, помимо других культурных и коммерческих инструментов, оказалось успешным, увеличив проекцию его мягкой силы в Центральной Азии. Наемники Тегерана не приступили к обращению народов региона в шиизм, опасаясь разозлить Россию. Они не только зависели от России, но и знали о нетерпимости Москвы к любой форме радикализма, будь то суннитский или шиитский. Они также опасались проникновения в регион антииранских сил с Ближнего Востока под предлогом защиты суннитского ислама от революционного шиитского Ирана. Даже крошечное шиитское меньшинство Узбекистана иранского происхождения было оставлено в покое. С другой стороны, несмотря на преобладающее шиитское население, Азербайджан, расположенный в регионе Южного Кавказа, мягко прикрывался религиозным туризмом. Светское руководство Баку всегда следило за устремлениями Тегерана.
Несмотря на общую с Ираном персидскую историю и культуру, Таджикистан долгое время рассматривал Тегеран как игрока по обе стороны своей гражданской войны. Даже утверждалось, что Иран спровоцировал неудавшийся переворот в 2015 году. Подозрения относительно амбиций Ирана прочно укоренились в сознании таджикского истеблишмента. Между тем, Туркменистан и Иран ведут спор по поводу экспорта туркменского природного газа.
Чтобы обойти разногласия почти со всеми странами Центральной Азии, Иран решил умиротворить Россию и Китай, двух мировых держав и региональных гегемонов. Это не только избавило страны от иранского проекта сектантской экспансии и внутреннего вмешательства, но и позволило Тегерану присоединиться ко всем региональным форумам, таким как Организация экономического сотрудничества и Шанхайская организация сотрудничества. Эти форумы предоставили Ирану широкие возможности для одновременного взаимодействия со странами Центральной Азии и Азербайджаном.
После ухода Америки из Афганистана в августе этого года взаимодействие Ирана со странами Центральной Азии стало гораздо более выгодным. В то время как Пакистан активно поддерживает правительство талибов в Афганистане, другие его соседи, включая Иран, относятся к нему с подозрением. Совпадение интересов в Афганистане на фоне угрозы возрождения насильственного экстремизма дает Тегерану уникальную возможность не только оказывать давление на Кабул, но и звучать политкорректно для остального мира.
Узбекистан заинтересован в железнодорожном сообщении с Афганистаном, которое в конечном итоге соединит его с Аравийским морем через Иран через порт Чабахар, которым управляет Индия. В то время как иранский порт пока вряд ли выгоден Афганистану, проект узбекского железнодорожного сообщения также находится в зачаточном состоянии. Тем не менее, Иран будет продолжать представлять себя как кратчайший путь к Аравийскому морю для влиятельного и относительно густонаселенного Узбекистана.
Азербайджан стал более тревожным для Ирана после освобождения его территорий, включая значительную часть Нагорного Карабаха, от Армении в прошлом году. Тегеран столкнулся с угрозой этно-националистических сепаратистских тенденций среди своего собственного тюркского населения – азербайджанцев.
В кулуарах 15-го саммита ОЭС в ноябре 2021 года Иран подписал соглашение об обмене газом с Туркменистаном и Азербайджаном. Ашхабад будет ежегодно экспортировать от 1,5 до 2 миллиардов кубометров газа в Иран для реэкспорта в Баку через Иранскую сеть линий электропередач. Несмотря на напряженные газовые отношения Ирана с Туркменистаном с декабря 2016 года, он пытается представить себя в качестве энергетического центра региона. Азербайджан и Туркменистан, оба государства, расположенные на берегу Каспийского моря, не нуждаются в третьей стране для энергетической связи. В ирано-азербайджанских отношениях есть серьезные раздражители, которые необходимо устранить, прежде чем обе страны смирятся с энергетической зависимостью. Например, во время нагорно-карабахского конфликта Тегеран продолжал поставлять Еревану нефть.
После ухода Америки из Афганистана Иран обнаружил, что его политика и интересы сходятся с напористой в военном отношении Россией и экономически напористым Китаем в Центральной Азии и на Кавказе. Москва и Пекин могут не соглашаться с позициями Тегерана, но в их сближении преобладает прагматизм. Однако интересы Тегерана не совпадают ни с интересами Исламабада в отношении Кабула, ни с интересами Анкары в отношении Баку и Еревана. Ни Турция, ни Пакистан не пойдут на компромисс по Азербайджану и Афганистану, поскольку эти страны жизненно важны для стабильности в Центральной Азии и на Кавказе, соответственно.
В заключение можно сказать, что политика Ирана в отношении Центральной Азии в целом может быть признана успешной, но она не обеспечивает ему грандиозного экономического, политического и стратегического якоря, в котором он так отчаянно нуждается. Настало время, чтобы арабские государства начали искать более глубокие связи с государствами Центральной Азии и Кавказа на двусторонней основе, а также через ряд многосторонних форумов.
Кому мешает статус автономии ГБАО и могут ли таджикские власти его ликвидировать?
Информационное агентство «Pamir Daily News» пишет о попытках ликвидации автономии Горно-Бадахшанской автономной области в Таджикистане. Заявление областного депутата из Дарвазского района ГБАО Давлатзода Хакима на сессии местного парламента 24 декабря 2021 года о возможности отделения этой административной единицы из состава области, в очередной раз оголил угрозу автономному статусу таджикского Бадахшана и вызвало огромный резонанс среди населения ГБАО.
Текст, который он буквально прочитал с бумаги, прозвучал на фоне обострения ситуации в области, начавшейся после убийства местного жителя Гулбиддина Зиёбекова в ходе спецоперации ГКНБ Таджикистана в Рошткалинском районе 25 ноября.
Убийство жителя привел к многотысячной стихийной акции памирцев в Хороге и за пределами Таджикистана 25-28 ноября. Протестующие требовали наказать убийц Зиёбекова, отставки руководителя области и региональных силовых ведомств. Однако по прошествии месяца со дня начало акции, ни одно требование не было выполнено. Более того, без всякого объяснения и правового основания доступ к интернету в ГБАО до сих пор отключен.
На этом фоне Давлатзода Хаким без приведения конкретных фактов заявил, что жители Дарвазского и Ванджского района не чувствуют себя в безопасности в Хороге. И в случае продолжения нестабильности, видят будущее своего района в составе другой области.
Очевидно, что такого рода политическое заявление в условиях авторитарного режима Таджикистана без поддержки спецслужб невозможно озвучить. Кроме того, заявление депутата прозвучало после того, как 14 декабря на встрече с представителями митингующих глава ГКНБ Таджикистана Саймумин Ятимов угрожал, что они отнимут из состава ГБАО Ванджаский, Дарвазский и Ишкашимские районы.
Полагается, что своими действиями таджикские спецслужбисты либо хотят сбавить «излишнюю» гражданскую активность в ГБАО, либо идут напролом, чтобы окончательно ликвидировать статус автономии.
В рамках существующего законодательства такое решение невозможно реализовать. Поскольку статус ГБАО закреплен в статье седьмой Конституции Таджикистана. Внести изменения в Конституцию можно путем референдума, который назначается президентом с согласия не менее двух третей от общего числа депутатов.
Но необходимо понимать, что для населения ГБАО наличие автономии пусть даже в ее нынешнем формальном виде представляет жизненную необходимость. Это единственный способ сохранить свою этническую самобытность.
Эта так красная черта, за которой никто не позволит официальному Душанбе перешагнуть. Представляется, что любое посягательство на автономию будет иметь самые серьезные последствия для мира и стабильности в Таджикистане. Об этом в Душанбе хорошо знают, но вероятно, хотят в очередной раз прощупать почву.
The Diplomat: Мирзиёев встретился с Муном: Южная Корея и Узбекистан нацелены на углубление особого стратегического партнерства
Сетевое издание The Diplomat пишет, что возможное соглашение о свободной торговле и надежды на поставки редкоземельных металлов подчеркивают укрепление отношений между Южной Кореей и Узбекистаном.
Приветствуя президента Узбекистана Шавката Мирзиёева, президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин назвал его “братом”. Мун отметил, что его первый саммит 2021 года с Мирзиёевым состоялся виртуально, а последний – во время личного визита Мирзиёева 16-18 декабря.
Лидеры двух стран подписали совместное заявление об углублении специального стратегического партнерства, ряд соглашений, касающихся здравоохранения, развития и сотрудничества в области иностранных дел на период 2022-2024 годов, а также меморандумы, касающиеся развития диалога по вопросам энергетики, развития “умных городов” и “умных ферм”, ИКТ, электромобилей и диверсификации цепочек поставок редкоземельных металлов.
Это был второй государственный визит Мирзиёева в Южную Корею, первый состоялся в ноябре 2017 года. Мун совершил поездку в Узбекистан в апреле 2019 года, когда отношения двух стран перешли от стратегического партнерства к специальному стратегическому партнерству. За последние пять лет ряд других официальных лиц совершили двусторонние визиты, подчеркивая отношения, которые, возможно, не попадают в заголовки газет, но, тем не менее, важны для обоих партнеров. В конце января 2022 года будет отмечаться 30-летие отношений между двумя странами.
Узбекистан и Южная Корея, согласно совместному заявлению, достигли прогресса в заключении соглашения о свободной торговле и надеются подписать его в следующем году. Южная Корея также выразила поддержку стремлению Узбекистана к членству во Всемирной торговой организации. Узбекистан начал переговоры о вступлении в ВТО в 1995 году, однако после 2005 года этот процесс окончательно застопорился. В 2020 году Узбекистан возобновил свое стремление к членству в ВТО, хотя и параллельно с, возможно, более активными заигрываниями с Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС), возглавляемым Россией.
Взгляд в будущее 2022 года: Центральная Азия закрепит свой поворот против Запада
Японская деловая газета Nikkei Asia отмечает, что хотя 2021 год может показаться судьбоносным, правда в том, что мы еще не увидели полного эффекта от захвата власти талибами в Кабуле. Это проявится только по мере того, как потенциальные оппозиционные силы организуются, региональная геополитика встанет на свои места, а разворачивающаяся экономическая катастрофа начнет давать о себе знать.
На более широком уровне последствия ухода американцев из региона будут ощущаться по мере того, как регион будет приближаться к России, Ирану и Китаю, поскольку эти три державы продолжают противостоять друг другу в антизападном геополитическом противостоянии.
Но проблемы внутри Афганистана меркнут по сравнению с более масштабными геостратегическими сдвигами, происходящими после вывода войск США.
Хотя многие в Вашингтоне старались отрицать это, мало кто скрывал, что решение о выводе войск из Афганистана было принято скорее для того, чтобы США могли уделить больше внимания Индо-Тихоокеанскому региону. Представляется очевидным, что политики в Вашингтоне решили оставить распутывание средней Евразии другим.
Это не означает, что Запад полностью ушел из региона. США и Европа будут оставаться основными инвесторами и поставщиками помощи и других форм поддержки в регионе. Но это означает, что Центральная Азия будет получать меньше внимания со стороны Вашингтона и Брюсселя.
Ожидается, что Китай и Россия будут вмешиваться в ситуацию и будут активно использовать ее, чтобы подтвердить свой растущий контроль над евразийским центром.
Граничащие с Китаем, Россией, Ираном, все из которых в той или иной степени страдают от западных санкций, Афганистан и Центральная Азия будут почти полностью окружены странами, чьи отношения с Вашингтоном враждебны.
Это, вероятно, приведет к тому, что в региональном дискурсе будет доминировать очень жесткая геополитика. Отношения будут полностью транзакционными и основанными на обеспечении стабильности любой ценой.
В то же время мы, вероятно, увидим довольно циничный подход к тому, как этого достичь, поскольку Китай и Россия все чаще отказываются идти друг против друга. В отличие от прошлого, конфронтация с Западом обострилась до такой степени, что Москва и Пекин видят большую стратегическую пользу в том, чтобы держать разногласия – например, вмешательство России в Грузию в 2008 году – вне поля зрения общественности.
Тот факт, что президент России Владимир Путин и китайский коллега Си Цзиньпин планируют встретиться в начале следующего года, что станет первым личным саммитом для президента Си почти за два года, является отражением того, насколько близкими стали отношения.
На экономическом уровне продолжающееся ужесточение экономической политики в результате реализации COVID-19, вероятно, укрепит позиции Пекина в Центральной Азии, где многие региональные экономики уже связаны с Китаем инвестиционными и торговыми связями.
Нынешний застой, связанный с COVID, благоприятствует китайской торговле, которая все чаще осуществляется через онлайн-платформы, становящиеся повсеместными на евразийском пространстве, и может быть доставлена по железнодорожным и автомобильным маршрутам, которые простираются за пределы Китая.
Напротив, доставка товаров в Китай становится все сложнее, хотя сырье, похоже, продолжает поступать без особых проблем.
В итоге инициатива “Пояс и путь” становится все более односторонней, что только укрепит экономические связи Китая во всем регионе и сделает страны более зависимыми от Пекина, что в конечном итоге не поможет диверсификации их собственной экономики.
Это, вероятно, станет историей 2022 года для Афганистана и Центральной Азии: потенциально нестабильный Афганистан наряду с укреплением позиций Пекина и Москвы во всем регионе. Именно тогда постепенное вытеснение Запада из евразийского центра начнет действительно усиливаться.