Александр Кули, профессор политологии Барнардского колледжа, директор Института Гарримана Колумбийского университета, в интервью для аналитического портала CABAR.asia рассказал об эволюции внешней политики стран Центральной Азии, о проблемах и вызовах, с которыми эти страны столкнутся в ближайшем будущем, и почему США не следует участвовать в новом соревновании великих держав в регионе.
CABAR.asia: За последние 30 лет страны Центральной Азии в целом продемонстрировали, что они из себя представляют. Как вы думаете, как они будут развиваться дальше?
Конечно, трудно предсказать, но мы можем немного подумать о пути, по которому пошли эти страны, и о некоторых ключевых моментах эволюции. Я думаю, будет справедливо сказать, что в 1990-х годах все страны были поглощены проблемами государственного становления, государственности, создания отдельных институтов, функционирующих правительств, бюрократии, пытались справиться с советским наследием и перепрофилировать его, находя свой путь во внешней политике. 1990-е годы были очень трудными с точки зрения переходного периода, но внешняя политика не была тем приоритетом, которым она станет позже.
В 2000-х годах началась золотая эра центральноазиатской внешней политики, которую мы сейчас называем многовекторной политикой. После того как Соединенные Штаты оказались втянутыми в войну в Афганистане, почти во мгновение ока произошли драматические изменения в геополитике региона: присутствие США и НАТО в регионе с их военными базами, участие в кампании в Афганистане изменило облик региона.
Это также побудило Китай и Россию ускорить или либо имитировать свои методы взаимодействия с Центральной Азией. Так, в случае с Россией Владимир Путин хотел стать ближе к Центральной Азии и уже начиная примерно с 2000 года он хотел возродить сотрудничество в области безопасности и создать новые региональные экономические образования. Китай начал взаимодействовать с регионом в конце 1990-ых — 2000-ых годах. Но не стоит забывать, что в самом 2000-м году общий объем торговли Китая с регионом все еще составлял менее миллиарда долларов в обе стороны. Этого было очень мало, так что на самом деле 2000-ые годы — это начало так называемого экономического роста Китая.
2000-е годы ознаменовались активизацией отношений и партнерства Центральной Азии со внешним миром. Будь то региональные инициативы со стороны России, военное сотрудничество и помощь со стороны Соединенных Штатов и Запада, или это были увеличивающиеся китайские инвестиции, а также различные проекты экономической инфраструктуры, такие как газопроводы и автомагистрали. В эпоху многовекторного баланса все страны Центральной Азии принимали в этом участие. Они действовали по-разному, но все хотели оставить открытыми различные варианты и иметь здоровые отношения со внешними силами. Я бы сказал, что этот период заканчивается примерно в 2014 году потому, что США в том году формально покинули Кыргызстан. Также есть мнение, что США собираются покинуть регион в результате объявленного ухода из Афганистана. Возможно, никто не мог предсказать каким образом правительство Афганистана рухнет семь лет спустя, но это уже другой вопрос.
Но и Россия и Китай активизировали свои отношения с Центральной Азией после 2014 года: Россия, в результате протестов на Майдане и краха режима на Украине, того, что произошло в Крыму. Китай в результате инициативы «Пояс и Путь». Конечно, в Центральной Азии есть и другие зарубежные страны для взаимодействия: Япония, желающая противодействовать китайским инфраструктурным инициативам; Южная Корея, и то, что они делают через бизнес и этнические сообщества в Узбекистане и Казахстане очень важно; европейцы тоже вовлечены в различные проекты в регионе. Но в целом, я считаю, что с точки зрения баланса, интересы России и Китая за последние 10 лет укрепились гораздо сильнее, чем раньше.
Хотя все страны по-прежнему хотели бы практиковать многовекторность, только у некоторых есть чуть больше возможностей для этого. Так, например, Узбекистан находится в лучшем положении, чтобы идти по пути многовекторной политики, и страна довольно умело обращается с партнерами. Для Кыргызстана это является более сложной задачей из-за тесных отношений с Россией, а также из-за модели миграции, которые мы можем наблюдать как в Кыргызстане, так и в Таджикистане.
Я думаю, что правительства стран Центральной Азии всегда будут искать новых партнеров. Например, те на Западе, которые говорят, что мы должны быть вовлечены в Центральную Азию, чтобы попытаться помочь им противостоять Китаю, выглядят глупо. Китай граничит с большинством государств Центральной Азии — тремя из пяти из них, и у него очень тесные экономические отношения, где, например, отношения с Туркменистаном построены на экономической зависимости. Я думаю, что проблема заключается в том, как правительства Центральной Азии могут попытаться использовать китайское экономическое участие в своих интересах, а также попытаться использовать несколько вопросов, которые им небезразличны при ведении дел с Пекином. Так что китайский вектор никуда не денется и нет никаких шансов составлять конкуренцию Китаю. Китай будет в Центральной Азии в долгосрочной перспективе – так же как и Россия.
Отношения Центральной Азии с Россией, как мы знаем, являются историческими, но я думаю, что в результате недавних событий в Афганистане, Россия захочет вновь заявить о себе как о гаранте безопасности в регионе. Уже можно наблюдать попытки не только расширить военное присутствие и базы ОДКБ в Кыргызстане и Таджикистане, но намерения России вернуть Узбекистан с Туркменистаном в более тесное сотрудничество по вопросам границ. Так что я думаю, что Афганистан дает России повод снова активно заниматься вопросами безопасности в Центральной Азии.
Однако важно понимать, что страны региона сейчас гораздо более глобализированы, чем были в прошлом. Есть дополнительные векторы или направления, которые также имеют значение. Следует упомянуть страны Персидского залива и финансирование, которое поступает из Объединенных Арабских Эмиратов и Катара. Также через эти районы проходят значительные финансовые потоки.
Совпадают ли проблемы региона в целом от страновых проблем или есть особенности для каждой страны? В чем они заключаются?
Да, думаю, что есть свои особенности, например, фактор климата. Кыргызстан и Таджикистан особенно уязвимы с учетом сочетания гористой местности и ледников, а также важности эрозии пахотных земель и сельских районов.
Я также считаю, что экономический аспект имеет значение. Например, мы видим, что в Туркменистане существует сильная необходимость экономической диверсификации. Туркменские власти долгое время хотели полагаться только на потенциальные продажи и доходы от природного газа как на своего рода подпитку патронажной машины. Но неясно, является ли это вообще устойчивым в качестве экономической парадигмы. В какой-то момент должна быть какая-то диверсификация их деятельности и источников дохода.
Если вы посмотрите на демографические модели, то эмиграция, как правило, исходит из Кыргызстана, Таджикистана, а также из Узбекистана в Россию и, все чаще, в Казахстан.
Один интересный нюанс, когда мы смотрим на Казахстан, это отношения между казахстанцами внутри страны и за ее пределами. Я не буду называть казахстанцев за пределами страны изгнанниками, потому что это не так. Конечно, в изгнании есть некоторые политические оппоненты, которые позиционируют себя оппозиционными деятелями и демократами. Но я имею в виду казахов с двойным гражданством и их семьи, которые очень хорошо себя чувствуют и живут в Лондоне, Нью-Йорке, Швейцарии, могут перемещаться туда и обратно. Вернутся ли они, сыграют серьезную роль в будущем Казахстана или останутся на своих местах, потому что Казахстан слишком политически нестабилен?
Я считаю, что это очень важно для будущего Казахстана, так же, как и узбекская диаспора, которую я считаю очень важной для Узбекистана. Сейчас миллионы узбеков живут за границей. Кажется, только в Нью-Йорке проживает около 50 тысяч узбеков или граждан узбекского происхождения. Вопрос в том, взаимодействуют ли они с родиной и как? Похоже ли это на армянскую ситуацию, когда армяне вернулись в Армению с чувством национального долга на длительное время помогать своей стране? Ислам Каримов, будучи президентом, видел в узбекских диаспорах угрозу. Он делал все что мог, чтобы как-то разорвать связи и дискредитировать их. Нынешнее правительство гораздо более гостеприимней и лояльней, есть постоянные каналы общения, открытые встречи, контакты, но после начального ажиотажа вокруг нового Узбекистан пока неясно, каким будет устойчивое взаимодействие.
Исследователи прогнозируют дальнейший стремительный рост населения в регионе, при этом ожидается сокращение земельных, водных ресурсов, дальнейшее увеличение дефицита рабочих мест. Можно ли прогнозировать конфликты внутри страны и между странами региона по вышеназванным причинам? И есть ли потенциал у правительств для адекватного ответа этим вызовам?
Хотя трудно предположить, что будет проблемным местом для конфликтов, но мы можем предсказать, что увидим напряжение между потребностью населения в эмиграции и желанием властей контролировать границу и региональные потоки.
Одна из вещей, которую я обнаружил в своем исследовании, заключается в том, что, несмотря на разговоры о региональном сотрудничестве и все эти различные, много раз навязываемые извне планы сотрудничества (Новый Шелковый путь, Инициатива «Пояс и путь»), региональная мобильность и официальная торговля в Центральной Азии по-прежнему очень низки по сравнению с глобальными показателями.
Ситуация становится немного лучше, особенно с точки зрения узбекской стороны, что является ключевым моментом, когда вы смотрите на центральное положение Узбекистана в регионе и важность пересечений границ. Однако мы живем в эпоху, усугубляемую пандемией, когда пограничный контроль, миграция и паспорта снова имеют решающее значение.
Власти должны придумать какой-то запасной план, заняться серьезным стратегическим планированием, чтобы обеспечить мобильность граждан. А вот кто их примет уже другое дело. В России по-прежнему будет нехватка рабочей силы. Так что подобная возможность по-прежнему должна быть.
Также считаю, что люди больше начнут видеть экономические возможности в Синьцзяне. Конечно, в том, что происходит в Синьцзяне есть некоторые сложности, но здесь есть и своего рода классовое измерение. Если вы образованы, если ваша семья богата, тогда у вас будет возможность работать в разных глобальных условиях, в том числе на Западе. В противном случае лучше всего попытаться добраться до Кашгара или попытаться сыграть роль в одном из таких китайских экономических мегапроектов, которые принесут навыки и опыт.
Поэтому я думаю, что контроль и управление миграцией, потоками сейчас, возможно, является наиболее важной политической задачей, стоящей перед странами повсюду в мире, не только в Центральной Азии. В последние два года мы наблюдаем обратное: изменение приоритетов, ужесточение границ, наблюдение со стороны государства, внедрение новых биометрических технологий. Это, вероятно, сократит количество неформальный переходов, которые были использованы ранее. Так что все связано. В то время, когда технологии, контролирующие границу, на самом деле являются наиболее эффективными из когда-либо существовавших, необходимость пересечения границ также становится весьма острой.
Сохранит ли Россия (или Китай) свое экономическое, военное, политическое и гуманитарное влияние в регионе на нынешнем уровне в ближайшие 30 лет? Какие страны оттеснят это положение?
Да, конечно. Послушайте, к странам региона проявляют большой интерес со стороны различных групп и сетей из определенных стран. Так, например, Турция будет продолжать активно участвовать, особенно в таких областях, как строительный сектор и, конечно же, в секторе высшего образования. С Турцией идет существенное и органичное сотрудничество, которое никуда не денется.
Думаю, что сдвиг в сторону востока реален. Связи с Персидским заливом, а также с Японией и Кореей будут продолжать укрепляться в различных местах, этнических сообществах и диаспорах.
Мы должны быть осторожны с неизбежностью определенных форм взаимодействия. Поэтому, когда я слышу, что Индия станет крупным игроком в регионе через 20-20 лет, ну, может быть, так и будет, а может и нет. Но давайте посмотрим правде в глаза: торговля Индии с Центральной Азией составляет 2-5% от торговли Китая. Так что эти две державы не могут соревноваться в регионе на равных, у них совсем разная величина взаимодействия. Есть множество препятствий для более активного участия Индии в регионе. Возможно, теперь Афганистан даст Дели новый импульс для такого рода сотрудничества. Аналогичный аргумент можно привести и с Ираном. Государства Центральной Азии всегда с недоверием относились к Ирану, хотя, вероятно, поддержат заявку Ирана на вступление в Шанхайскую организацию сотрудничества. Отношения Душанбе с Тегераном периодически улучшаются и ухудшаются, хотя в последнее время они немного стабильны. Ни Иран, ни Индия не предоставляют Центральной Азии уникальные инвестиции, которые государства не смогли бы получить откуда-либо еще. Так, например, в строительном секторе иранские фирмы не смогут вытеснить китайские фирмы. То же самое и с индийскими энергетическими проектами: они, как правило, проигрывают и уступают Китаю, который может усилить давление, чтобы китайские фирмы выигрывали тендеры. Поэтому я бы поставил под сомнение эту идею о том, что мы неизбежно увидим всестороннее региональное развитие. Кто знает, я просто пока не вижу этого в отраслевых схемах.
Значимая региональная интеграция помогла бы решить некоторые проблемы, но не все. Но если страны региона дойдут до стадии, когда это не будет рассматриваться как своего рода иностранное навязывание, то они смогут добиться большей региональной либерализации с точки зрения инвестиций, миграции, временных рабочих виз. Но я думаю, что до этого еще далеко. Сначала пройти через приступ внутреннего национализма. Я полагаю, когда думаешь о США и о том, будут ли США участвовать, я думаю, что американцы говорят, что они будут вовлечены в Центральной Азии, но я не знаю, что это означает на практике. Например, с точки зрения бюджетов по оказанию помощи, партнерства в области безопасности, миграции. Все еще есть определенные нишевые области, в которых США очень активны — например, образование и установление профессиональных стандартов во всем регионе, но нельзя сказать, что США являются основным экономическим инвестором.
Как вы думаете, пересмотрят ли США свою стратегию в Центральной Азии после ухода из Афганистана?
Я думаю, что это уже произошло. США захотят быть вовлеченными в Центральной Азии. Но проблема США заключается в их стратегической концепции, идее «великой державы» или «стратегической» конкуренции. Штаты перешли от двадцатилетней глобальной войны с террором, которая оправдывала взаимодействие с Центральной Азией, к эпохе соперничества великих держав. Поэтому я опасаюсь, что взаимодействие с Центральной Азией снова будет оформлено как соперничество с Китаем, Россией, и это будет ошибкой. США должны быть вовлечены избирательно, но они не могут начать что-то делать только потому, что в регионе есть Китай. Как я уже говорил ранее, я не думаю, что большие державы смогут просто превзойти Китай. Это окрестности Китая и там есть китайские границы. Худшее, что можно сделать — это заставить Вашингтон оказывать давление на политиков из Центральной Азии, чтобы они действовали провокационно по отношению к Китаю.
Поэтому, я думаю, что есть желание оставаться вовлеченным, я просто не понимаю, в чем состоит веская причина, чтобы довести дело до законодателей и политиков, которые устали от внешних обязательств, и в этом проблема. В случае с Афганистаном была причина, и, конечно же, мы критиковали Вашингтон, потому что он заботился о Центральной Азии только из-за Афганистана, что оказалось правдой. Американские официальные лица сказали бы: «Нет, мы заботимся о Центральной Азии, их развитии, суверенитете, независимости и т.д.». Теперь, когда США отсутствуют в Афганистане, не совсем ясно в чем причина. Я очень сторонник сохранения таких инструментов, как центральноазиатский форум C5 + 1 и вакцинная дипломатия. Все это, на мой взгляд, хорошо и полезно, и, безусловно, сохраняет студенческие визы открытыми, чтобы позволить молодым жителям Центральной Азии продолжить учебу и получить новые возможности. Это лучшее, что мы можем сделать. Но я не думаю, что альтернатива, которая представляет собой стратегию, основанную на геополитике, будет очень выгодна для Центральной Азии в целом.
Поспевают ли страны ЦА за мировыми процессами в экономике, образовании, в социо-культурных аспектах? Учитывая текущие процессы в регионе и мире, какими вы видите страны Центральной Азии через пару десятилетий?
Я не думаю, что мир больше глобализируется так, как это было в 1990-х или 2000-х годах. Я думаю, что мир становится более замкнутым. Это деглобализация и возможно, она становится более региональной.
Одна из вещей, на которую пролила свет пандемия, — это потенциал общественного здравоохранения. Можете ли вы предоставить базовые услуги, такие как протоколы тестирования и безопасности, или важные медицинские товары, такие как вакцины? Каковы ваши показатели COVID? В некоторых странах Центральной Азии дела обстоят немного лучше, чем в других, но отрицание, которое вы видели в Туркменистане, Таджикистане, вначале, несомненно, стоило тысяч жизней. Но я действительно считаю, что неизбежно глобализирующийся идеал стал меньше, чем раньше.
Я думаю, что самое большое преимущество Центральной Азии, которое есть у стран и людей, — это открытость к разного рода взаимным влияниям — будь то правовые стандарты, языки, социальные сети, культура, ценности и национальное происхождение. Мы говорим о Центральной Азии как о перекрестке дорог, и в большинстве случаев я не знаю, что это на самом деле означает. Но я действительно думаю, что это место, где циркулируют различные влияния, идеи и, надеюсь, возможности. Молодые люди из Центральной Азии особенно открыты и подвижны в понимании различных идентичностей и глобальных пространств. Как здесь все устроено? Как мне приспособиться или позиционировать себя? Они всегда что-то выясняют. Такая гибкость, такая адаптивность — это, я думаю, реальный актив в будущем. В этом мире гибридных влияний Центральная Азия находится в довольно выгодном положении, чтобы использовать то, что происходит в Китае, Корее, Европе, России и т.д., и, надеюсь, взять лучшее из каждого места. По крайней мере, это было бы идеально.