17 июня президент США Дональд Трамп подписал закон о санкциях против Китая. Документ налагает санкции для лиц, ответственных за нарушения прав человека в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая. Шон Робертс, американский ученый-антрополог, исследователь Центральной Азии и специалист по уйгурам в СУАР, директор программы исследований международного развития Школы международных отношений Эллиотта при университете Джорджа Вашингтона в интервью для CABAR.asia объясняет что означает новый закон.
Подпишитесь на наш канал в Telegram!
CABAR.asia: Недавно Сенат США утвердил законопроект [затем его подписал президент Трамп] в поддержку уйгурского населения в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) Китая. Кого затронет новый закон и какими будут новые санкции?
Уйгурский закон о защите прав человека прежде всего обязывает администрацию Трампа усилить давление на Пекин, чтобы Китай прекратил практику массового интернирования, преследования на почве расовой дискриминации и массовые репрессии в отношении коренного населения Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР), в основном представленным тюркоязычными мусульманами и уйгурами в большинстве.
На первый взгляд законопроект практически полностью призывает правительство США использовать действующее законодательство для решения этой проблемы. Документ предусматривает следующее:
1) на основании Закона Магнитского ввести санкции в отношении высокопоставленных китайских чиновников и бизнесменов, которые причастны к преследованиям уйгуров и массовым нарушениям прав человека в СУАР;
2) на основании существующих законов о труде запретить американским предприятиям включать продукцию компаний, использующих принудительный труд уйгуров в производстве, в свои цепочки поставок;
3) обязать ФБР использовать существующие законы для предотвращения слежки и преследования американцев уйгурского происхождения со стороны китайского правительства.
Кроме того, закон призывает Государственный департамент США убеждать другие правительства и международные организации оказать содействие в осуждении политики Пекина в СУАР и предотвращении экстрадиции уйгуров и других коренных народов СУАР в Китай из третьих стран. Наконец, законопроект призывает правительство выделять больше ресурсов уйгурской службе Радио «Свободная Азия», являющейся основным источником информации о ситуации внутри СУАР.
Хотя все это Вашингтон мог бы сделать без нового законопроекта, реальная сила нового закона заключается в том, что он обязывает исполнительную власть отвечать перед Конгрессом за выполнение требований. Эти требования включают в себя следующие годовые отчеты:
1) один [отчет] от аппарата президента США о лицах, причастных к массовым нарушениям прав человека в СУАР и подлежащих санкциям;
2) один [отчет] от Государственного департамента США о нарушениях прав человека в СУАР и об ответных мерах Департамента на эти нарушения;
3) один [отчет] от сотрудников ФБР о действиях в области защиты американцев уйгурского происхождения о потенциальной слежке и преследований со стороны китайского правительства;
4) один [отчет] от директора Агентства национальной безопасности на основе информации разведслужб относительно китайских компаний, вовлеченных в строительство лагерей перевоспитания и надзоре за коренными народами СУАР. По сути, все эти требования являются мерами подотчетности c целью обеспечения реальных действий по данному вопросу со стороны госорганов и ведомств США.
Как новый закон может помочь уйгурам и другим мусульманским меньшинствам? Насколько эффективны санкции против китайских чиновников? Есть ли предпосылки для введения более строгих санкций, к примеру, в торговле с Китаем?
Я считаю, что основное влияние закона заключается в его заверениях в том, что СУАР останется в центре внешнеполитического взаимодействия США с КНР в обозримом будущем. В отличие от Тибета, судьба уйгуров и других коренных народов в СУАР всегда была серьезным вопросом в повестке дня. Согласно этому закону, в распоряжении Государственного департамента, ФБР, аппарата президента и директора по национальной безопасности должны быть соответствующие разделы для отслеживания событий в СУАР и реагирования на них. Аналогичный закон о Тибете, принятый в 2002 году, обязал создать в Государственном департаменте «Специального координатора по тибетским вопросам», который обеспечил центральное расположение вопросов, касающихся Тибета, в двусторонних отношениях США и КНР. Хотя в законе об уйгурах такого положения нет, я не удивлюсь, если он приведет к аналогичной позиции в Государственном департаменте в целях координации требований к отчетности различных учреждений и департаментов по уйгурскому вопросу.
Несмотря на то, что этот законопроект может благоприятно повлиять на поддержку Вашингтоном прав и свобод уйгурского населения и других народов СУАР в долгосрочной перспективе, законопроект ограничен краткосрочными результатами его действия. Закон пытается донести до международного сообщество то мнение, что Китай должен быть осужден за свои действия в СУАР.
Однако моральный авторитет США в международных вопросах прав человека, возможно, находится на рекордно низком уровне по крайней мере с 1940-х годов. Администрация Трампа вывела США из Комитета ООН по правам человека. Кроме того, администрация подвергается критике за игнорирование системного расизма в Соединенных Штатах и в основном реагирует на внутренние акции протеста против жестокости полиции по отношению к афроамериканцам, прибегая при этом к насильственным действиям в их подавлении и нежеланиям услышать требования протестующих.
Кроме того, бывший советник Трампа по национальной безопасности Джон Болтон недавно заявил, что Трамп в разговоре с Си Цзиньпином отметил, что «перевоспитание» Пекином уйгуров в СУАР было хорошей идеей. В этом контексте, пока Трамп остается на посту президента, искренность закона будет под сомнением.
Что касается непосредственного воздействия положений закона на Пекин, предлагаемые им санкции включают запрет на въезд в США и заморозку активов для лиц, причастных к нарушениям прав человека в СУАР. Данные санкции, возможно, имеют ограниченную пользу. В отличие от России, большинство из элиты КНР не прячут свои деньги в офшорах, особенно в контексте антикоррупционной кампании Си Цзиньпина, и, учитывая влияние Китая в других странах, у них есть много других вариантов поездок за пределами США. Фактически, учитывая нынешнюю геополитическую напряженность между США и КНР, некоторые из санкционированных лиц могут остаться в выигрыше от этой ситуации, поскольку государство может рассматривать их действия как знак чести и лояльности по отношению к коммунистической партии. Я считаю, что более эффективные санкции будут нацелены на те компании, которые связаны со многими программами принудительного труда в регионе. Недавние сообщения показывают, что эти программы распространились по всей КНР и переплелись с цепочками поставок крупных транснациональных корпораций. Существует новый законопроект, представленный в Конгресс США – «Закон о защите уйгуров от принудительного труда», который предусматривает подобные санкции, но так как он будет исходить только от правительства США, у этого закона будет ограниченное влияние.
Большая проблема с законопроектами заключается в том, что в настоящее время влияние Вашингтона на Пекин само по себе небольшое. Хоть новые законы и могут убедить другие либеральные демократии в совершении аналогичных действий, вряд ли они поспособствуют существенным мерам широкой коалиции государств, которые смогли бы оказать давление на Китай в этом вопросе. В моей будущей книге о культурном геноциде уйгуров, я утверждаю, что только широкомасштабное международное и общественное движение в бойкотировании и отказе от услуг компаний, извлекающих выгоду из этой трагедии, может изменить поведение Пекина. В этом смысле законопроект, в случае его принятия, оказывает важную услугу, предоставляя незасекреченную и общедоступную информацию об этих компаниях. Однако для этого потребуется хорошо организованное международное и общенародное движение в целях использования этой информации для нанесения экономического ущерба коммерческим интересам Китая, что может привести к изменениям.
Существует мнение, что США используют уйгурский вопрос как рычаг давления на Китай. Почему и насколько важен этот вопрос для США? Не станут ли уйгуры и другие нацменьшинства разменной монетой в большой политике?
Китайские СМИ действительно часто приводят доводы о том, что в Вашингтоне грубо искажают реальные факты о ситуации в Синьцзяне как средство атаки против Китая в геополитической борьбе за мировое господство. Тем не менее, я думаю, что в действительности все намного сложнее. Важно помнить, что обе палаты Конгресса почти единогласно одобрили законопроект. Его сторонники включают в себя как правых, так и левых представителей политического спектра США. Вполне вероятно, что в Конгрессе есть некоторые законодатели, которые считают, что вопрос сыграет на руку против КНР в том, что все чаще изображается как возрождающаяся «холодная война» между Китаем и США. Однако большинство непреклонных сторонников этого законопроекта являются приверженцами внешнеполитического «идеализма», а не геополитическими реалистами или воинственными неоконсерваторами. Среди консерваторов наиболее ярыми сторонниками законопроекта были приверженцы религиозной свободы, рассматривающие вопиющие попытки искоренения ислама в СУАР как угрозу их основополагающим принципам. В то же время левое крыло Демократической партии также решительно поддерживает законопроект, рассматривая его как ответ на репрессии на почве расизма и интернационализацию исламофобии. Наконец, среди правозащитников с обеих сторон принятие ответных мер по уйгурскому вопросу рассматривается как необходимое условие, если Вашингтон намерен и впредь выступать как глобальный защитник прав человека и гражданских свобод. Я полагаю, что интерес большинства ярых сторонников законопроекта в большей степени обусловлен желанием возродить имидж Америки как глобального защитника прав и либеральных ценностей, нежели способом геополитических маневров против Китая.
Однако это не гарантирует того, что судьба уйгуров и других коренных народов СУАР не станет разменной монетой в китайско-американских отношениях. Это происходило и раньше. В 2002 году администрация Буша лживо признала неизвестную и несущественную группу потенциальных уйгурских боевиков в Афганистане террористической группировкой, связанной с Аль-Каидой, скорее всего для того, чтобы не дать Китаю выступить против вторжения США в Ирак. Кроме того, в Вашингтоне предположили, что именно торговая сделка с КНР задержала принятие этого законопроекта. Во многих отношениях этот законопроект усложняет ведение таких торгов в долгосрочной перспективе, учитывая заметную позицию Вашингтона по уйгурскому вопросу, но тем не менее это может и не предотвратить «торг» уйгурских прав.
Каким образом Китай реагирует на санкции, обвинения в нарушении прав национальных меньшинств в СУАР? Пойдет ли Пекин на какие-то уступки?
Как я уже говорил, сам законопроект в одиночку вряд ли изменит поведение Пекина. Принятие законопроекта уже вызвало негативную реакцию со стороны китайских властей, которые попыталась представить его как злонамеренную атаку против Китая, основанную на ложных обвинениях. Скорее всего, это продолжится, и китайские власти могут даже усилить свою пропаганду с заявлениями, что китайская политика в СУАР ничего не нарушает в сфере прав человека. Пекин вряд ли пойдет на уступки из-за этого законопроекта, но в то же время может ускорить свои действия по нормализации ситуации в СУАР путем консолидации того, чего Пекин уже достиг в плане культурного геноцида, перемещения населения, общественного контроля и изменения демографической ситуации региона. Я предполагаю, что Пекин уже начал эту политику во время пандемии COVID-19, пытаясь стереть доказательства своих действий в СУАР за последние три года. Если китайские власти смогут нормализовать все то, чему подвергли коренные народы СУАР, при этом продолжая их вытеснение, то Пекин вероятно сможет отвлечь внимание международного сообщества от этой проблемы, при этом реализуя то, что [Китай] хотел сделать с самого начала.
Какова позиция властей стран Центральной Азии по уйгурскому вопросу? Насколько она отличается от общественного мнения в этих странах?
Государства Центральной Азии в целом старались не обращать внимания на то, что происходит с представителями своих этнических общин через границу в Китае, пытаясь не разозлить Пекин. Это, ожидаемым образом, представляется сложнее для Казахстана и Кыргызстана, у большинства граждан которых есть родственники в СУАР или они сами являются бывшими жителями этого китайского региона.
В этом плане чрезвычайно тяжела ситуация Казахстана, который в значительной степени зависит от китайских инвестиций и торговли с Китаем, но в то же время на его территории находится большая группа людей с родственниками в СУАР. Ко всему тому, что наибольшая уйгурская диаспора в Центральной Азии проживает в Казахстане, на территории республики также проживает большое количество этнических казахов, родившихся в Китае. Кроме того, репатриация этнических казахов из Китая была частью политики Нурсултана Назарбаева по «казахофикации» страны. Многие из этих казахов очень активно протестовали против действий Пекина в СУАР, и именно они были во главе сбора свидетельств тех, кто провел время в массовых лагерях перевоспитания. Кроме того, большое количество репортажей международных СМИ о бывших заключенных лагерей перевоспитания приходится на казахов и уйгуров в Казахстане. В отношении этих людей власти Казахстана пытались ограничить возможность высказываться, но не смогли заставить их полностью замолчать.
Несмотря на определенные признаки того, что общественность в Центральной Азии глубоко обеспокоена происходящим в СУАР, еще не было существенного общественного сопротивления государственной политике, пытающейся игнорировать кризис. Это может удивить стороннего наблюдателя, но вполне нормально воспринимается аналитиками, изучающими регион в течение определенного времени. Центральная Азия не славится политической активностью, а её жители, как правило, не склонны к политическим действиям, если вопросы непосредственно не влияют на них. Такие настроения были привиты региону в советский период, а позже были подкреплены в целом авторитарным характером режимов в регионе с момента обретения независимости.
Тем не менее, есть свидетельства того, что ситуация в СУАР колеблет общественное мнение о Китае в целом, особенно по вопросам, касающимся экономического и политического взаимодействия Китая с регионом. Таким образом, ситуация в СУАР, по-видимому, добавляет к уже существующим антикитайским настроениям и в целом беспокойству по поводу намерений КНР в Центральной Азии.
Есть информация, что большинство лагерей перевоспитания уже закрыты. На ваш взгляд, что будет дальше с правами человека в Синьцзяне? Каким процессам подвергнутся национальные меньшинства?
Чтобы ответить на эти вопросы, важно сперва понять мотивы Пекина в отношении его действий в СУАР, а это требует небольшого повествования истории этого региона как части Китая.
В своей готовящейся к изданию книге я предлагаю считать действия Пекина в СУАР первоначально как попытку активнее интегрировать регион в монокультурный Китай. Хоть СУАР и находился в составе Китая с середины 18-го века, связи с центральной властью китайского государства появились только в последние тридцать лет. Вплоть до революции 1949 года регион главным образом был буферной зоной для Пекина наподобие пограничной территории. В течение первых 40 лет правления КНР демографическая ситуация в регионе значительно изменилась благодаря миграции ханьцев, но в основном это происходило на севере СУАР, который располагал железнодорожным сообщением с внутренним Китаем. Южную часть региона в подавляющем большинстве населяли уйгуры, а сама территория числилась как государственная граница во многих отношениях. Я бы сказал, что реальный потенциал и мотивация для полного включения этого региона в государственную культуру у КНР появились только в конце 1980-х – начале 1990-х годов. То, что мы наблюдаем сегодня, является логическим завершением этих усилий. В этом смысле действия Пекина в СУАР за последние три года представляют собой насильственное и агрессивное ускорение попыток преобразовать данный регион в составную часть единого Китая.
Пекин заявляет, что все его действия в СУАР с 2017 года направлены на выявление источников существующей террористической опасности и смягчение её последствий, но это совершенно неискреннее утверждение. С начала 1990-х годов, когда Пекин всерьез предпринял попытку развивать СУАР как неотъемлемую часть Китая, центральная власть столкнулась с сопротивлением уйгуров к ассимиляции и дальнейшему заселению региона этническими ханьцами. Китайским государством это сопротивление характеризовалось как «сепаратизм» и жестко подавлялось. Однако, с началом «Войны против терроризма» (GWOT) в 2001 году, Пекин изменил свою политику, относя уйгурское сопротивление к угрозе терроризма, связав его с «джихадистами». Таким образом, это позволило усилиям подавить сопротивления обрести более агрессивный и насильственный характер. Эти меры со стороны государства только усугубили проявления уйгурского сопротивления, сделав их более жестокими в ответ, что, в свою очередь, также усилило насильственные действия властей против уйгуров. К 2014 году этот цикл репрессий-насилия-репрессий достиг своего пика, и некоторые акты насилия, совершаемые уйгурским населением, все больше походили на терроризм. Стоит отметить, что все события с 2017 года, связанные с уйгурами и другими меньшинствами в СУАР, ведут к 2014 году, который также был первым полным годом правления Си Цзиньпина.
С 2014 года были построены объекты инфраструктуры, которые, собственно, и обеспечивали действия последних трех лет. В частности, была учреждена на ранних этапах огромная система электронной слежки, начато тестирование различных моделей «перевоспитания» как средства идеологической обработки, а также были одобрены законы, позволяющие государству пресекать любые проявления религиозности и местных культурных обычаев, обозначив их как проявления «экстремизма». Таким образом, Пекин начал создавать условия для установления мира в СУАР ещё в 2014 году, однако активная реализация китайского политики по региону началась только в 2017, что по сути подразумевало нейтрализацию всяких форм проявления сопротивления для того, чтобы преобразовать СУАР и сделать регион безопасным для массового переселения ханьцев.
В этом контексте постепенное закрытие или перепрофилирование лагерей перевоспитания можно рассматривать как часть общего плана КНР. Несмотря на то, что многие лагеря, по всей видимости, закрываются, есть свидетельства того, что большинство интернированных лиц были переведены в обычные тюрьмы и осуждены за преступления в ускоренных судебных разбирательствах. Других переводят в программы по трудоустройству по месту проживания, где они подвергаются «политической и культурной индоктринации» в классах «по перевоспитанию» и ограничены в своих передвижениях. Часть из этих трудовых программ проходит на фабриках в СУАР, но многие другие направляют местных рабочих на фабрики во внутреннем Китае. В обоих случаях это открывает перед государством возможность сократить население заселяемых коренными народами деревень страны и «превратить» их в новые места потенциального переселения. Наконец, в то время как взрослых отправляют на эти программы трудовой занятости на отдаленных фабриках, детей помещают в школы-интернаты, а сам СУАР лишается местных культурных ориентиров, за исключением тех случаев, когда они полезны в качестве туристических достопримечательностей.
Другими словами, эти действия, похоже, являются попытками консолидировать процессы, произошедшие за последние три года, чтобы успокоить местное население и подготовить регион к полномасштабной колонизации ханьцами. В этом смысле, если международное сообщество продолжит игнорировать происходящее, коренное население СУАР ожидает судьба других народов, чьи родины в прошлом подвергались колониализму со стороны поселенцев, к примеру, коренные американцы или аборигены в Австралии и Новой Зеландии. Их численность серьезным образом сократится, а оставшиеся подвергнутся маргинализации, если не будут помещены в карантинные зоны на собственной родине. Уйгурский закон о защите прав человека предупреждает о серьезности данного кризиса в области прав человека, но, как я уже сказал, сам по себе закон вряд ли будет сдерживать Пекин. Я лишь надеюсь, что это вызовет больше откликов на международном уровне, что в совокупности может помочь оказать давление на Пекин для того, что тот положил конец массовому уничтожению уникальной культурной самобытности ярких коренных народов СУАР, пока не стало слишком поздно.
Данный материал подготовлен в рамках проекта IWPR «Giving Voice, Driving Change — from the Borderland to the Steppes Project». Мнения, озвученные в интервью, не отражают позицию редакции или донора.
Фото на обложке: AFP