«В современном Узбекистане и Таджикистане историческое прошлое региона рассматривается с точки зрения укрепления национальной независимости новых республик, что порождают нешуточные баталии между “национальными” историками за историческое наследие народов региона», — отмечает в своей статье, написанной специально для аналитической платформы cabar.asia, независимый исследователь Бахтиёр Алимджанов.
Подпишитесь на наш канал в Telegram!
В сентябре 2018 г. после визита президента Узбекистана Шавката Мирзиёева в Таджикистан, в интернете разгорелись споры и баталии насчёт культурного наследия и величия предков (например, Джами и Навои). Были написаны несколько полемических статей и обзоров на историческую тему отношений “общих предков”. В связи с этим возникает вопрос, насколько влияет историческая политика на нациестроительство и идентичность местного населения? Кто создатель исторической политики, которая все больше влияет на судьбы народов центральноазиатского региона?
Национальная или государственная идентичность?
В 90-е гг. XX века политическая элита центральноазиатского региона полностью монополизировала культурную сферу, развивая ее в своих интересах. Правительства с помощью интеллигенции инициировала новую культурную революцию, которая стала бы катализатором формирования новой “национальной” идентичности населения региона. Основой новой культурной “революции” стала национальная история, национальные традиции и обычаи, и религиозные ценности в усеченном виде. Основной задачей власти в обеих республиках было создание светской (государственной) идентичности в противовес религиозной и региональной (локальной) идентичностей. По форме новая культура была “национальной”, по содержанию светской (государственной). Противопоставление государственной (светской) идентичности к локальным и религиозным идентичностям, затрудняло проведение активной культурной политики. Тогда инициаторы “новой” национальной культуры пошли по проторенному “старому” пути. Частично и творчески был переосмыслен советский культурный опыт, и в результате возникла симбиозная культура с культом личности.
В Узбекистане национальным героем и символом национальной государственности стала фигура Амира Тимура, а в Таджикистане – Исмаил Самани, т.е. два государственных деятеля стали олицетворять стремления молодых государств. В честь Тимура был построен музей в центре Ташкента, а в крупных городах республики появились его памятники. Образ Тимура также трактовался как освободитель народов Средней Азии от монголов, что наталкивало мысль на Ислама Каримова, под руководством которого Узбекистан обрел независимость.
В 1996 году с помпой был отпразднован юбилей Амира Тимура в Париже и в Ташкенте. В 1999 году праздновали 1100-летие образования и культурного расцвета государства Саманидов. Личность Тимура и Самани, таким образом, служит для легитимации неограниченной власти президентов Узбекистана и Таджикистана. Также были «реабилитированы» исламские философы, правоведы и поэты средневековья, которые были призваны для укрепления «новой» культуры. Нужно отметить, что культ «великих предков» был изобретен еще в 40-60-е гг. XXв. куда входили Алишер Навои, Мирзо Улугбек, Ибн Сина, Джами, Рудаки, Машраб и др. В культурном пантеоне появились новые религиозные персонажи как Имам ал-Бухари (юбилей праздновался в 1998 г. в Узбекистане), имам Аъзам (юбилей праздновался в 2009 г. в Таджикистане), Абу Мансур аль-Матуриди, Бурхануддин аль-Маргинани. Это было своеобразной данью исламской идентичности населения. Тем самым политическая верхушка поддерживала “официальный” ислам в противовес фундаменталистам и экстремистам. В противовес исламу начали “возрождать” доисламские религии и праздники – зороастризм и Навруз. Как отмечал по этому поводу Ислам Каримов «осознание духовной самобытности центральноазиатского ислама требует глубокого изучения доисламской культуры, как части нашего культурного богатства»[1].
В 2001 г. в Узбекистане праздновался 2700-летний юбилей Авесты. В Таджикистане происходили схожие “юбилеи”, например, 2002 г. был объявлен Годом 2700-летия Авесты, священной книги зороастрийцев, а несколько позднее 2006 год был объявлен международным Годом арийской цивилизации.
Дискуссии о “древности” истории между Узбекистаном и Таджикистаном
В современном Узбекистане и Таджикистане историческое прошлое региона рассматривается с точки зрения укрепления национальной независимости новых республик, что порождают нешуточные баталии между “национальными” историками за историческое наследие народов региона. Эти споры и дискуссии приводят к созданию исторических “теорий”, которые делают историю узбеков или таджиков древнее, в ущерб исторической науке. Историки обеих республик апеллируют к понятию «автохтонности» (т.е. коренного) древнего тюркского или ираноязычного населения, что реставрирует историческую концепцию “извечной” борьбы оседлого и скотоводческого населения, пришлого и автохтонного, тюркского и ираноязычного. Нужно отметить, что таджикистанские ученые придерживаются теории борьбы между “пришлым” и “автохтонным” населением, а узбекистанские сторонники естественной ассимиляции и консолидации населения региона в силу исторических условий и обстоятельств.
Нужно отметить, во всех исторических конструкциях древней государственности, этноса и культуры, значимым компонентом является апелляция к государственности. «Нациестроительство» в современной Центральной Азии обусловлено государственной идентичностью населения, а не ее этническим происхождением (особенно в современном Узбекистане). То есть в современном этапе “формирования” среднеазиатских наций, в первую очередь для Узбекистана, играет роль географические границы республики, а для Таджикистана конструкт этнической исключительности, хотя таджикистанская элита активно использует “историческую” (воображаемую) географию Таджикистана, которая включает в себя территории Узбекистана (Самарканд, Бухара). Нужно отметить, что для “большого” Узбекистана “реальная” география играет основную роль для нациестроительства (точнее государственного строительства), а для Таджикистана “историческая” география не только материал для формирования сильного государства, а скорее условие нациестроительства. Поэтому наряду с понятием «автохтонности» возникает политический исторический конструкт о “древнейшей” государственности на территории Центральной Азии, которое принимает порой неисторический контекст.
Первые “национальные” государства на территории Узбекистана и Таджикистана
Узбекистанские и таджикистанские историки сконструировали первые “национальные” государства на территории Центральной Азии, которые послужили точкой отсчета государственного строительства. Первым “национальным” государством (не царством и не ханством – прим. авт.) на территории Центральной Азии, по мнению узбекистанских историков является Караханидское государство (X в.) основу которого составляли тюркоязычные племена, а для таджикских коллег Саманидское государство (X в.) основу которого составлял ираноязычный этнос. Появление «централизованных» государств, по мнению центральноазиатских историков совпадает с формированием узбекского и таджикского народов. «В период господства Караханидов (IX-XI вв.), пишут узбекистанские историки (ссылаясь на труды известного историка К. Шаниязова), в связи с переходом политической власти в Мавераннахре и Хорезме в руки тюркских династий, начался завершающий период этногенеза узбекского народа. В государстве западных Караханидов сформировался тюркский этнос, составивший этническую базу современных узбеков. В этот период сложилось единство таких ведущих этнических характеристик, как единство территории, языка, культуры, исторической судьбы, этнического самосознания, государственной принадлежности, религии и т.д.»[2]. Таджикистанские историки в противовес узбекистанским коллегам создали собственную версию, где утверждается, что «таджики еще в период своего первого государственного образования – Государства Саманидов – сложились в единый народ на основе общности территории и единого, почти современного, языка, с небольшими диалектическими отличиями. Естественно, в те далекие времена еще не могли появиться другие элементы, способствующие образованию полноценной нации»[3].
Нужно отметить, что две «нации» были образованы “одновременно” и в одинаковых условиях и исторических обстоятельствах, казалось бы, эти “теоретические” наработки могли бы положить конец “символическим” баталиям между историками обеих стран, но остается много существенных различий в подходах в интерпретации истории государственности края. Как сетуют таджикистанские историки, «после распада государства Саманидов в судьбе таджиков наступили тяжелые времена»[4], так как она была ликвидирована караханидами (т.е. тюркской конфедерацией), т.е. Караханидское государство является в понимании таджикистанских историков “завоевателем” Мавераннахра, которое положило начало концу “таджикской” государственности. Для исторической науки Узбекистана отношение к Саманидам позитивное – оно воспринимается как очередной этап в развитии узбекской государственности. Таким образом, таджикистанскими историками разрабатывается и воспроизводится лакримогенная теория идентичности, а узбекистанскими – симбиоз племен, народов, проживавших на территории Центральной Азии, которые объединились в единое государство – Республика Узбекистан.
Конечно, таджикистанскими историками частично осуществляется отход от “таджикоцентризма”, так как 15-20 % населения Таджикистана является узбекоязычное население. «Костяк искусственно выдуманного народа с названием “узбеки”, – пишет академик Р. Масов, – в основном составили отуреченные таджики – сарты, владевшие двумя языками – таджикским и тюркским с примесью таджикских и тюркских слов»[5]. Поэтому как отмечают российские историки, в Таджикистане (в отличие от Узбекистана) «формируется “бинарная” этническая структура – однородно-национальное таджикское общество с большой общиной узбеков»[6].
Нациестроительство — основа легитимации власти?
Государственная (читай светская) идентификация населения центральноазиатского региона призвана стать основой легитимации “новых” постсоветских республик, которые стремятся к упрочению и расширению власти политических элит региона. Нужно отметить, что население центральноазиатского региона довольно равнодушно отнеслась к “историческим” акциям правительства (особенно в Узбекистане), так как после развала СССР экономическая разруха и нестабильность (особенно в Таджикистане) сказалось на интеллектуальных запросах общества. На самом широком уровне, следует признать, что нациестроительство в Узбекистане и Таджикистане превратилось в национальную политику, а национальная идентичность была заменена исторической географией в ущерб региональной и культурной идентичностей, а культура, которая является основой идентичности была заменена государственными праздниками.
Тотальное вмешательство государства (т.е. правительства) в этноисторию приводит к отчуждению населения от власти, и, в свою очередь, «легитимирует» все акции власти. В таких кризисных ситуациях усиливаются роль региональных кланов, что в свою очередь на первое место выходит региональная, конфессиональная, родовая (или клановая) идентичность личности в Центральной Азии. В Узбекистане это процесс ярок выражен господством локальных (территориальных) групп, а в Таджикистане – авлодами (авлод является неформальным патримониальным институтом, распространенным в большинстве этнических, особенно сельских общин Таджикистана).
Цель и задачи «нациестроительства»
Исторический опыт народов Центральной Азии, по мнению политических элит и академических кругов этих республик должен оправдывать существующие отношения в обществе, которые обеспечивают мир (тинчлик) всем народам, проживающим в этом регионе. Любые изменения, противоречащие историческому опыту этих республик (читай правительствам республик), будет восприниматься как чуждый духу и культуре народам и отвергаться как не соответствующий современным реалиям Центральной Азии. Эти исторические конструкции и постулаты служат:
1) гарантом политического и социального спокойствия в регионе,
2) базой для дальнейшей “демократизации” всех сторон жизни населения,
3) карт-бланш для политических элит этих республик в удерживании безраздельно власти.
Возможно также в центральноазиатском регионе возникновение “просвещенной” династической монархии воспроизводства неотрадиционализма в новых конфигурациях.
[1] Каримов И.А. Узбекистан на пороге XXI века. Угрозы безопасности, условия и гарантии прогресса. Т.: Ўзбекистон, 1997. С. 138.
[2] Алимова Д.А., Арифханова З.Х., Аширов А.А., Назаров Р.Р. Еще раз к проблеме этнологии в Узбекистане (в дополнение к дискуссии) // Этнографическое Обозрение 2006. № 3. С. 113.
[3] Масов Р.М. Таджики: история национальной трагедии. Душанбе: Ирфон, 2008. С. 388.
[4] Там же.
[5] Масов Р.М. Таджики: история национальной трагедии. Душанбе: Ирфон, 2008. С. 526.
[6] Абашин С.Н., Бушков В.И. Таджикистан: некоторые последствия трагических лет. М.: РАН, 1998. С. 13.
Материалы, опубликованные в разделе «Мнение», являются личным мнением авторов.