«Мягкая сила РФ и ее проецирование на Таджикистан, пока не представляют какой-либо серьезной угрозы»

Формированием своего столь положительного образа в Таджикистане Россия обязана, в первую очередь,  трудовым мигрантам, антизападной и проинтеграционной ориентацией нынешней российской власти и отражающие ее политические интересы официальным российским СМИ, говорит в статье, написанной специально для Cabar.asiaтаджикский политический эксперт Рашид Гани Абдулло (Душанбе, Таджикистан).

Определение «мягкой силы», как способности государства или нации, добиваться желаемого на основе добровольного участия союзников, а не с помощью принуждения или подачек, сформулированного создателем соответствующей теории Джозефом Найем, выглядит столь однозначным лишь на первый взгляд.

Способность той или иной страны побуждать другие страны, (общества элиты и т.д.), делать то, чего она желает, не применяя силу или разного рода давление, требует значительных усилий. Сила же, будь она «мягкой» или «жёсткой», всегда остаётся силой.

Действительность нашего времени такова, что стремление проецировать свою «мягкую» силу в наибольшей степени присуща США, непрерывно укреплявших в течении двух десятилетий существования однополярного мира свою монопольную сверхдержавность. Союзникам США, фактически утратившими свою политическую самостоятельность, не оставалось ничего иного, как следовать в фарватере единственной сверхдержавы мира.

Однако сейчас подобное стремление США и их союзников сталкивается с возрастающим противодействием, в первую очередь, России и Китая. Обе эти страны озаботились тем, чтобы также могли иметь способность проецирования собственной «мягкой» силы вовне. Кроме того, они не исключают возможность применения и не совсем «мягких» форм противодействия. Ровно в той степени, в которой Россия восстанавливает и наращивает свою политическую и военную субъектность на мировой арене, а Китай оспаривает статус первой экономики мира с США и преобразует свою экономическую мощь в сопоставимую с ней политическую силу.

Когда большая держава проецирует свою «мягкую силу» на другие страны, когда она «побуждает их делать то, что она желает, не применяя силу», неизменно присутствуют и сила, и подачки, и совращение, и пропаганда, но всё это в более–менее завуалированной форме. Всё это особенно наглядно проявляется в тех случаях, когда «мягкая сила» проецируется с повышенной интенсивностью, в весьма концентрированных дозах и нацелена на достижение данной страной и её союзниками искомого политического результата в кратчайшие сроки.

Классическим примером того, чем подобное проецирование может обернуться для страны-объекта, являются события последних двух лет на Украине. Они начались, как массовые акции в поддержку ассоциативного членства страны в Евросоюзе и воспринимались, как выражение добровольного стремления в привлекательную Европу. Мирная акция активно поддерживалась Западом, представители которого, сменяя друг друга, постоянно присутствовали на киевском майдане. Завершилось же проецирование Западом «мягкой силы» приходом к власти, фактически через вооружённый государственный переворот, откровенно антироссийских сил. Новая власть была немедленно признана Западом.  Сохранявшийся до этого момента баланс интересов Запада и России на Украине оказался резко нарушенным в пользу первого. За этим последовало то, что не могло не последовать – превращение Украины в поле открытого противоборства больших держав, утрата ею территориальной целостности, гражданская война, подпадание страны под внешнее управление, провал в экономическую яму и пр. Иными словами, «мягкая сила» может быть столь же деструктивной, что и «жёсткая».

Сегодня Таджикистан является объектом проецирования на него «мягкой силы» сильнейших держав современности, располагающими наибольшими для этого возможностями – России, Китая и США, а также совокупного исламского мира. При этом, данный процесс изначально — с момента обретения Таджикистаном независимости в ходе распада СССР, сопровождается конкуренцией между его участниками, правда, в отличие от той же Украины, в не столь явной и бурной форме.

Вялотекущий характер конкуренции, особенно политической, больших сил современности в Таджикистане предопределяется, главным образом, никем серьёзно не оспариваемым доминированием России в данном процессе. Этому же в полной мере способствует и стремление руководства страны никоим образом не нарушать сложившийся баланс интересов России, Китая и США в Таджикистане, прежде всего, в пользу США и западных стран. Поскольку любой чрезмерный крен в данную сторону немедленно породит соответствующую реакцию России и Китая со всеми вытекающими из этого последствиями.

Множество факторов предопределяют доминирование я России в процессе проецировании своей «мягкой» силы на Таджикистан.

Один из них, причём основополагающий, лежит в плоскости истории. В 60-е годы 19 столетия царская Россия приступила к последовательной реализации курса на завоевание Центральной (Средней) Азии. Развёрнутые ею военные походы завершились включением территорий региона, напрямую, уже в составе Российской империи, или в качестве протектората,  в сферу её военно-политического, экономического, а затем и образовательно-культурного и информационного влияния.

Так, до установления советской власти весь северный регион современного Таджикистана и территория современного Горно-Бадахшанского автономного района, за исключением Дарваза, входил в состав Российской империи, соответственно Самаркандаского и Ферганского генерал-губернаторств её Туркестанского края. Южные его регионы, пребывали в составе Бухарского ханства или эмирата, формально независимого, а на деле российского протектората.

В советский период влияние Росси на регион обрело более глубокий и разносторонний характер.

За долгие годы, свыше 120 лет, пребывания в едином пространстве между территориями современной Центральной Азии и России, между населяющими их народами сложились многочисленные, разнообразные и устойчивые связи и сформировалось много общего в их менталитете.

Эти связи настолько многочисленные, что даже по прошествии 24-х лет с момента распада СССР в независимых государствах странах Центральной Азии, включая и Таджикистан, Россия по прежнему воспринимается, как не чужая и не чуждая для них страна.  И такого явления, как сознательное массовое отторжение её и всего, что связано с ней, и, прежде всего, русского языка —  нет. Число владеющих русским языком и уровень его знания в современном Таджикистане уступают тому, что было в советское время, но это есть объективный результат распада Советского Союза и всего того, что за этим последовало.

Мощной составляющей российской «мягкой» силы и её проецирования на Таджикистан является такое устойчивое явление таджикской действительности, как массовая трудовая миграция из республики в Россию. По разным данным, в данный момент в трудовой миграции в России находится чуть более или менее 1 миллиона человек. Эти цифры подтверждаются и данными ФМС России, в соответствии с которыми по состоянию, например, на 4 сентября 2014г. на её территории находились 1 млн. 170 тыс. 403 человека. Абсолютно большую часть этой массы людей составляли трудовые мигранты. По оценке экспертов, в 2013г. денежные переводы трудовых мигрантов на родину по банковским и небанковским каналом равнялись примерно 5 миллиардам долларов, или более половины ВВП республики.

Ходжимухаммад Умаров, известный таджикский экономист, в одной беседе со мной высказал мнение, что ежегодный экономический эффект от обращения мигрантских денег в республике может составить ещё не менее 25% ВВП.

Если нынешние экономические неурядицы, каким-то образом, и сказались на численности трудовых мигрантов в России, то вряд ли это существенные цифры. Данные ФМС РФ подтверждают это, 1 миллион 723 граждан Таджикистана (841.483 мужчины и 159.240 женщин) трудятся в этой стране на 2 июля 2015г.   Кроме России мигрировать им практически некуда, а говорить о том, что внутренние обстоятельства в республики, побуждавшие их мигрировать в Россию, коренным образом изменились к лучшему, как-то не приходится.

Пребывая длительное время в России трудовые мигранты так или иначе оказываются под воздействием российских реалий – политических, экономических, социальных, информационных, образовательных,  культурных, включая деловую культуру, отношение властей к религии, в том числе к исламу, к функционированию мечетей, исламских учебных заведений, отправлению культа мусульманами и последователями других традиционных религий и т.д. Вольно или невольно в их головах  идёт постоянное сопоставление российских реалий с аналогичными реалиями у себя на родине и вырабатывается отношение, в целом благоприятное, к первым из них.

Позитивное отношение к России трудовых мигрантов ретранслируется на родину. Учитывая массовый характер самой трудовой миграции и то, что трудовые мигранты в своём абсолютном большинстве являются выходцами из базовых, а, следовательно, и самых многочисленных страт населения республики, для которых характерно наличие больших семей и развитые родственные отношения, то позитивное восприятие России принимается от них подавляющим большинством населения республики.

Замечено, что молодые трудовые мигранты, жившие и работавшие в России, по возвращению домой испытывают дискомфорт и трудности с реадаптацией к местным реалиям. Зачастую такое состояние связано с тем, что они ощущают себя дома менее свободно, нежели в России. Во всех смыслах. И при первой же возможности они уезжают обратно в Россию, в страну большей для себя свободы и возможностей.

Чрезвычайно важную роль в проецировании «мягкой» силы России на Таджикистан играют средства массовой информации – телевидение, Интернет-порталы и, в меньшей степени, печатная пресса. В своих медийных пристрастиях население республики не просто русско- , а по настоящему «россияориентированное». Прежде всего, благодаря знанию аудиторией республики русского языка и восприятию российской масс-медиа, как своей. Следствием является восприятие событий в мире глазами российских СМИ. Отношение абсолютного большинства населения республики к западным средствам массовой информации можно свести к очень короткой формуле – активное неприятие. Это отношение переносится и на российские либеральные масс – медиа, как прозападной по своему духу, ценностям и установкам.

Свою роль в проецировании российской «мягкой» силы на республику играют чисто российские или совместные таджикско-российские образовательные учреждения. Такие, как средняя школа при российской военной базе МО РФ, русскоязычная школа при Российско-Таджикском Славянском Университете (РТСУ) и сам РТСУ, а также филиалы МГУ и других российских вузов в Таджикистане. Учебный процесс в них базируется на соответствующих российских учебных программах. Стремление граждан Таджикистана и не только русских по национальности, устроить своих детей в эти школы, обусловлены их убеждённостью в том, что в этих образовательных учреждениях они получат более качественное образование.

В меньшей степени сказанное можно отнести к вузам в самой России. Во-первых, число таджикских студентов, обучающихся в России не значительно. Во-вторых, пренебрежительно уничижительное отношение в русском сегменте российского общества к таджикским трудовым мигрантам стало всеобщим. Оно в полной мере распространяется не только на трудовых мигрантов, но и на таджиков вообще, кем бы они ни были, в том числе и на студентов. Таджикские студенты в гораздо болезненнее реагируют на подобное отношение к себе, поэтому негативных ассоциаций, связанных Россией, формируется у них намного больше, чем у простых мигрантов.

Нельзя не сказать и о таком факторе проецирования «мягкой силы, как функционирование в Таджикистане 201-1 военной базы Министерства обороны Российской Федерации. Она была преобразована в таковую из дислоцировавшейся в республике до распада СССР 201 Гатчинской мотострелковой дивизии. Действительность такова, что она не воспринимается местным обществом, как чужая или чужеродная военная структура. На протяжении всех 90-х и ещё какое-то время в 2000-х гг. в подразделениях 201 дивизии, а затем и базы служили и граждане Таджикистана. Хотя с тех пор ситуация в этом плане и изменилась, тем не менее, база продолжает оставаться неплохо интегрированной в окружающую ею местную реальность. Судя по сообщениям в прессе, в настоящее время идёт процесс перевооружения базы новейшим вооружением, передача высвободившегося прежнего вооружения таджикским коллегам и оказание им содействия в его освоении. Для военных обеих стран, особенно тем из них, кому под сорок и выше,  совместное советское прошлое во многом остаётся вполне реальной действительностью.

В Таджикистане довольно большое число этнических русских. Но являются ли они сами проводниками «мягкой» силы современной России – вопрос дискуссионный. Они в большей степени остаются советскими русскими, нежели современными русскими россиянами. В силу пространственной отдалённости от исторической родины, включенности в далеко не идентичные процессы самого разного характера и содержания, развивающиеся сегодня в Таджикистане и России, различающихся поведенческих и ментальных стереотипов, прямой и однозначный ответ на данный вопрос попросту невозможен.

Что же касается влияния таких структур, как создаваемые в Таджикистане центры и кабинеты Фонда «Русский мир», то судить об этом довольно сложно. Но ясно одно — влияние центров и кабинетов Фонда не идёт ни в какое сравнение с роль и значением  тех факторов, явлений и организационных структур, которые упоминались выше. То же самое можно сказать и о разного рода НПО.

Вместе с тем, гораздо сложнее обстоит дело с отношением к России и влиянием её «мягкой» силы на средний класс. Эта категория населения в Таджикистане крайне неоднородна, соответственно, и его внешнеполитические предпочтения и ориентации также неоднородны. Предпочтения наиболее активного сегмента среднего класса – предпринимателей, определяются их бизнес-ориентацией. Одни ведут свои дела с Россией, другие с Китаем, третьи с Ираном, Турцией и странами Персидского залива, кто-то ведёт дела с коммерческими и некоммерческими структурами США и других западных стран.

В количественном отношении предприниматели, представители политических и военных элит, занятые в сфере точных наук и т.д., в той или иной степени связанные с Россией и ориентированные на неё, преобладают в составе среднего класса. Они, а также технократически ориентированная часть среднего класса республики настроена более толерантно к феномену «мягкой» силы России. Чего никак не скажешь о гуманитарно ориентированном его сегменте, особенно о независимых таджикских СМИ. В проецировании Россией своей «мягкой» силы на Таджикистан существенная часть этого сегмента усматривает вызовы независимости и суверенитету страны.

Показательным в этом плане является отношение тех и других к вопросу о вхождении Таджикистана в Евроазиатский экономический союз (ЕАЭС). Первые, включая, практически всех экономистов республики, активно ратуют за вхождение в этот союз. Вторые, указывая на неизбежность делегирования части, причём, возможно, весьма существенной, суверенитета республики наднациональным органам ЕАЭС, которые рано или поздно, но обязательно будут созданы, призывают, как минимум, воздерживаться от поспешных шагов в этом направлении.

Резюмируя вышесказанное можно констатировать – влияние «мягкой» силы России на Таджикистан вполне ощутимо. Основным результатом этого влияния является формирования положительного образа России в глазах подавляющего большинства населения Таджикистана и восприятие её этим большинством, как безусловного стратегического партнёра своей страны. Формированием своего столь положительного образа в Таджикистане Россия обязана, в первую очередь, трудовым мигрантам, антизападной и проинтеграционной ориентацией нынешней российской власти и отражающие ее политические интересы официальным российским СМИ.

Мягкая сила РФ и её проецирование на Таджикистан, пока не представляют какой-либо серьёзной угрозы. Однако такое может возникнуть в случае, например, если вдруг Россия возьмёт курс на побуждение Таджикистана к скорейшему вхождению в ЕАЭС. Или сам Таджикистан возьмёт курс на такое развитие отношений с Западом, который приведёт к чрезмерному крену в его сторону, к нарушению сложившегося баланса интересов России, Китая и Запада в пользу последнего. Либо будут предприняты не совсем просчитанные шаги, которые могут вызвать кризис в таджикско-российских отношениях, аналогичных странному во всех отношениях «самолётному» кризису, разразившемуся в сентябре 2011г.

В те сентябрьские дни в аэропорту Курган-тюбе был арестован по какому-то непонятному поводу российский самолёт, следовавший из Афганистана транзитом через Таджикистан в Россию. Пилотов судили. Россия предприняла ответные шаги. В конце концов, осуждённых пилотов помиловали и отпустили. Реально пострадавшими оказались таджикские трудовые мигранты в России и таджикско-российские отношения, в целом. Произошедшее добавило негативных тонов имиджу Таджикистана в России и наоборот. Одни в таджикском обществе обрушились с осуждением на российскую сторону. Другие, а также сами таджикские трудовые мигранты, высказывали претензии самой таджикской стороне.

Чтобы не возникла первая из названных угроз, республике следует убедить своего стратегического партнёра в том, что в настоящее время какой-либо практической необходимости для России в скорейшем вступлении Таджикистана в ЕАЭС нет. В экономическом плане Таджикистана, если и имеет какое-либо значение для России, то весьма незначительное. Вхождение республики в данный союз для России значимо лишь с политической и военной точек зрения. Однако оба вопроса успешно решаются уже тем, что в рамках развитых двусторонних стратегических военно-политических отношений сотрудничество ведется, а также участием Таджикистана в ОДКБ, СНГ и ШОС.

В качестве встречного предложения Таджикистан может выдвинуть идею ассоциативного членства республике в ЕАЭС. Предложение удовлетворяет стремление самой России видеть Таджикистан вовлечённым в этот союз, а также и стремление республики сохранить свой суверенитет и никому его не делегировать. Опыт успешного функционирования такой модели имеется. Это ассоциативное членство стран Магриба (Туниса, Алжираи Марокко) в Европейском Союзе, вполне удовлетворяющее как сами эти страны, так и их бывшую метрополию — Францию.

В отношении второй из названных угроз Таджикистану следует иметь в виду следующее. Во-первых, чрезмерный крен в сторону Запада вызовет немедленную негативную реакцию России и Китая. Во-вторых, если по данному поводу у Таджикистана случатся какие-либо неприятности с Россией, что обязательно будет иметь место, или с Китаем, что также возможно, то, как показал опыт Грузии в 2008г. и нынешний на Украине, в открытую схватку ни с Россией, ни с Китаем из-за Таджикистана Запад вступать не будет.

Рашид Гани Абдулло, политический эксперт

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции CABAR