Последние пять лет в соцсетях Казахстана появились десятки, сотни страшных историй об изнасилованиях в общественных местах, о зверствах домашних тиранов, о педофилах, физически и морально калечащих детей. Линия общественного осуждения сводилась к тому, что насилия в стране стало больше. Но вот, что говорит статистика. В 2022 году по сравнению с 2018 годом число сексуализированных преступлений в стране сократилось в два раза — с 1,9 тысяч до 980 уголовных дел.
О том, как за короткий срок удалось достичь такого прогресса, CABAR.asia рассказала известная правозащитница, создательница фонда #НеМолчиkz Дина Смаилова.
— Ваше движение работает в Казахстане уже больше шести лет. Расскажите, какой была ситуация в 2018 году и как она изменилась сейчас. Дина Ботаевна, и личный вопрос. Почему Вы решили заняться общественной работой по такой тяжелой теме, как сексуальное насилие?
— Когда мне было 20 лет, я пережила групповое изнасилование. Это было в 90-ые годы. Тогда было не принято говорить о таком, стыдно. Знала, что пострадали еще девочки. Я много лет молчала, страдала, смотрела, как мои насильники строят свою жизнь, создают семьи, достигают успехов. С годами я поняла, что молчать нельзя ни в коем случае. И ради себя, ведь жертва сексуального насилия получает тяжелую психологическую травму, от которой не может освободиться многие годы. В особенности, если за преступление не было наказания. Это важно и ради других девочек, которые могут пострадать от насильника, который остался безнаказанным.
9 июля 2016 года на своей странице в соцсетях я заявила – хватит молчать о насилии, призвала женщин открыто писать в соцсетях, рассказывать СМИ, наконец, перестать стыдиться того, что случилось. Мой призыв, ставший лозунгом движения «Не стыдно быть изнасилованной, стыдно быть насильником!», я повторяла много раз в своих публикациях. И эту же фразу я сказала спустя год, когда выступала от Казахстана на 72-ой Ассамблее «ООН-женщины». Не поверите, на мой призыв было столько откликов. Просто это очень болезненная тема для женского сообщества. Так началось наше движение #НеМолчиKz. В первый год работы нашего фонда мы собрали большую конференцию с участием министерств, где потребовали пересмотра законов о сексуальном насилии. Мы не молчали и нас услышали. И мы добились этого спустя три года.
За эти шесть лет наш фонд довел до приговора 207 уголовных дел, из них 63 – по сексуальным преступлениям над детьми. Это очень кропотливая и эмоционально тяжелая работа – быть рядом с жертвой от начала, когда произошла беда, и до завершения судебного процесса. Кому-то мы просто помогали консультациями, а кому-то оказывали комплексную поддержку — ищем квартиру, нанимаем адвокатов, оплачиваем экспертизы, лечение. Мы первые три года тянули фонд за счет собственных сбережений и только в 2019 году я впервые попросила финансовой помощи у своих подписчиков. Мы собирали деньги на то, чтобы помочь пострадавшим и отчитывались за каждую копейку.
— Как вам удалось добиться изменения в законах?
— Первое и очень важное мое заявление касалось статьи о примирении сторон при сексуальном насилии. Тогда в Казахстане считали за норму предложить потерпевшей возможность забрать заявление, получить деньги за изнасилование. И многие женщины соглашались. Не потому, что им нужны были эти деньги, просто их начинали запугивать – или ты берешь деньги, или ты завтра опять «попадешь». Спустя три года наших обращений, петиций, акций, конференций примирение сторон в уголовных преступлениях по сексуальному насилию убрали. А ведь эта норма действовала 20 лет, и она очень прочно засела в сознании. Тогда нередко приходилось слышать от мужчин, что все женщины продажные, даже когда их насилуют, они готовы брать деньги. Мы добились того, что эта позорная плата за изнасилование была отменена.
Другой очень важный шаг, который помог изменить ситуацию – это ужесточение наказания за сексуализированные преступления. Если раньше насильник получал от 2,5 до 5 лет тюрьмы, и, чаще всего, выходил через 9 месяцев по УДО, то теперь наказание – от 5 до 8 лет за изнасилование и от 9 до 12 лет за групповое. Сильно ужесточили норму за насилие над детьми — от 20 лет до пожизненного.
Сдвинуть этот вопрос с мертвой точки удалось именно тогда, когда женщины начали открыто рассказывать свои чудовищные истории. В 2019-ом казахстанцы содрогнулись, узнав через наш фонд об изнасиловании двумя проводниками женщины в купе элитного поезда «Тулпар-Тальго» (Общество потребовало от перевозчика — нацкомпании «Казахстан Темир Жолы» запустить женские вагоны и спустя два года это было сделано – прим. редакции). Мы все были шокированы случаем с изнасилованием в туалете на катке «Медео» в Алматы. Возмущение было вызвано не только самой историей, но и ее продолжением. Насильнику-рецидивисту, который уже девять раз попадал под внимание полицейских за насилие, дважды сидел за изнасилование, судья вынес наказание — всего 2,5 года лишения свободы.
И все люди начали спрашивать: а как так? Многие даже не задумывались, что за изнасилование дают такой срок. Народ стал требовать изменения закона. Для этого понадобилось очень многим выйти в СМИ. Но такое ни за что не пройдет в Таджикистане или Узбекистане.
— Почему?
— У нас есть коалиция #НЕМОЛЧИ.АЗИЯ, где объединены четыре страны – Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан. Глядя на то, как работают коллеги и что происходит в их странах, например, в Таджикистане или Узбекистане, могу сказать, что там слишком табуированы эти темы. Казахстан – первая страна в Центральной Азии, которая заговорила о насилии открыто. В нашей республике гендерного насилия не больше, чем в других странах региона. Ситуация везде одинаковая. Просто мы не молчим об этом. Нашим женщинам стало проще заявлять в полицию потому, что они получили поддержку общества.
Эти скрепы нужно менять. Мы все имеем право на защиту. Конечно, сначала все будут в шоке от этих цифр. Но, поверьте, этот период пройдет и постепенно начнется самое важное – изменение сознания общества. Не скажу, что у нас есть доверие к правоохранительным органам, но, по крайней мере, женщины научились бороться за свои права. И сейчас эта борьба настолько явная…
— Еще в 2016 году представитель ООН Рашида Манджу предлагала на законодательном уровне утвердить понятие «фемицид» и ужесточить наказание против домашних тиранов. Были ли за последние годы какие-то подвижки в этом вопросе именно в Казахстане?
— Пока нет. Несколько лет назад в нашей стране декриминализовали статьи о бытовом насилии. Теперь это не уголовные, а административные правонарушения. Представляете, по 84-м тысячам преступлений в год (а в 2021 году их было 25 тыс.) теперь не ведут расследования, не подключают прокуратуру – сразу же передают дела в административный суд. А там чаще всего тиранам просто выносят предупреждение. Его могут 3-4 раза предупредить. Потом ему вынесут трое суток ареста, потом пять. То есть женщину можно 10 раз избить и только после этого он сядет на 20 суток.
В 2021 году у нас произошла трагичная история. Женщину из Павлодара, мать троих детей Антониду Сурову убил бывший муж. Она восемь раз за год писала заявление в полицию о том, что он ее избивает. Дали только защитное предписание и завели уголовное дело об истязании. Она обращалась в наш фонд, говорила: «Дина, как так закон работает? Вот набросится он на меня на улице, что я сделаю? Кину в него это предписание? Я хочу жить. Я хочу, чтобы сейчас полиция меня защищала, а не начинала свою работу, когда меня убьют?». Теперь он сел в тюрьму. Но какой от этого толк? У нее трое детей осталось, а старшая дочь была свидетелем убийства матери и психологически травмирована на всю жизнь. Таких историй масса.
С семейным насилием именно такое направление и должно быть. Нам нужно не сколько жертвам помогать и кризисные центры открывать, сколько вкладывать силы именно в борьбу с насилием. Когда мы начнем все внимание переключать на абьюзеров, с ними работать, принудительно лечить от алкоголя, сажать в тюрьму, трудоколонии, тогда будут сдвиги. Например, в Южной Корее домашний тиран за то, что избил жену, отправляется на год на каторгу, там работает, а деньги отправляет семье.
— Почему женщины предпочитают обращаться к общественникам, а не полицию в первую очередь? Из-за отсутствия доверия?
— У меня складывается впечатление, что в случае беды женщины просто не знают, куда пойти, поэтому она ищет помощь в соцсетях, перероет интернет и находит наш фонд. Почему люди обращаются к нам? Просто у нас по любому случаю есть инструкции – что дальше делать. Почему таких инструкций не дает полиция? Почему не говорят, что ты должна пройти экспертизу в первые минуты после произошедшего? Ты должна не мыться, не стирать одежду. А они что делают? Приняли заявление и говорят – иди домой. А потом дело распадается из-за недостатка доказательств. Бывали случаи, когда полицейские давали такие «советы» намеренно, а потом приходили к насильнику и требовали деньги за то, что развалили дело. Мы пишем обо всем, открыто говорим о насильниках, называем их имена. Нас за это преследуют. На меня заведено два уголовных дела, уже идет девятый гражданский суд.
— Как Вы относитесь к публичным выпадам в отношении Вас, поиску компромата, уголовным делам, критике?
— Первое время я очень болезненно реагировала. Я даже сильно заболела, у меня был рак матки. На тот период я переживала семь судов, на меня начался хейт со стороны Дениса Кривошеева (журналиста – прим. ред.). Всю мою семью наизнанку вывернули, в чем только меня не обвиняли.
После тяжелой операции я прошла реабилитацию. Проблемы со здоровьем заставили меня переосмыслить свое отношение к ситуации. Большинство правозащитников подвергаются нападкам. Это нормальное явление. Если на меня обрушивается столько критики, значит я хорошо работаю. Я усвоила урок и успокоилась. И сейчас я практически не реагирую. Зачем зря тратить свое здоровье, свои силы. Нужно просто не останавливаться, продолжать работать.