Жульен Торез является географом Национального центра научных исследований (CNRS,), Франция, Париж. Он руководит картографическим проектом CartOrient (www.cartorient.cnrs.fr). В интервью, специально для аналитической платформы CABAR.asia, эксперт рассуждает о конфликтах в регионе с точки зрения постколониализма, анализирует факторы столкновения интересов двух стран, а также выделяет наиболее важные формы миростроительства.
CABAR.asia: Как можно объяснить конфликт на границе между Кыргызстаном и Таджикистаном с точки зрения теории постколониализма в международных отношениях?
Одним из основных вкладов постколониального подхода в изучение международных отношений является отстранение от европоцентричного и государствоцентричного видения. Постколониальный подход также содействует рассмотрению подчиненных акторов и изучению подвижной, гибридной культурной идентичности. Помимо прочего постколониальный подход затрагивает такие темы как доступ к ресурсам, безопасность границ и миграционная мобильность, что способствует пониманию сложности современной ситуации на таджикско-кыргызской границе. На самом деле, одной из основных характеристик этого конфликта является большое количество точек разногласий между различными акторами вовлеченными в него: между представителями местного населения, между представителями центральных/региональных властей двух стран и двух регионов, между местным населением и центральными властями и др.
В этом плане, важно подчеркнуть, что государственные власти проводят «классическую» национальную политику с 1991 года с целью легитимизации и укрепления государства-нации. Делая упор на продвижении этнической идентичности, власти часто подчеркивают и продвигают ее в рамках эссенциализма. Более того, власти производят эмфатический националистический дискурс о территориальной целостности, единстве и т.д., что приводит к усилению внимания со стороны населения к этим вопросам. Кроме этого, подобная политика часто получала идеологическую и экономическую поддержку со стороны международных организаций, например, о вопросе пограничной политики или строительства новых транспортных инфраструктур, адаптированных к новым границам. Эта политика является далекой от постмодернистских и постколониальных концепций обществ и государств.
С другой стороны, государствам приходится сталкиваться с царским и советским наследием, которое можно понимать как колониальное наследие. И сегодня один из основных источников напряженности в регионе заключается в формировании и в укреплении независимых национальных государств, которые были созданы как советские социалистические республики в 1920-х и 1930-х годах, в рамках СССР. Одним из последствий такой политики является социальное и территориальное разделение сообществ, которые ранее характеризовались взаимосвязанными отношениями. Это размежевание – трудный процесс, который вызывает еще большее напряжение тем, что происходит в демографическом контексте, характеризующимся быстрым ростом населения, и в экономическом контексте, связанным с принятием принципов рыночной экономики, что увеличивает почву для разногласий по поводу доступа к ресурсам (земля, вода, пастбища и т.д.).
Какие еще существуют факторы столкновения интересов между Кыргызстаном и Таджикистаном, которые могут усугубить двусторонние отношения? Каким образом политические режимы двух стран влияют на усиление или ослабление конфликтных двусторонних ситуаций?
Конфликт на границе между Таджикистаном и Кыргызстаном проистекает из сочетания нескольких факторов, о чем свидетельствует его длительная история. Экономические и социальные перемены, произошедшие в XX веке (развитие орошаемого земледелия, расселение кыргызов в новых селах, рост численности населения, и т.д.), способствовали не только преобразованию территориальной организации самого региона, но и трансформировали представления о территории, а также взаимное восприятие сообществ.
Кроме того, неудивительно, что национальная политическая жизнь каждой страны влияет на межгосударственные отношения, а значит, и на уровень напряженности на границе. Любое заявление о спорном расположении границы, решение о полном или частичном закрытии границы, то или иное укрепление части границы может быть воспринято в соседней стране как враждебное и вновь запустить цикл напряженности и насилия. Поэтому роль правительств и государственных представителей является абсолютно фундаментальной для разрешения конфликта. В силу чего важно анализировать пограничную политику с точки зрения как внешней, так и внутренней политики. В этом плане, можно увидеть, что власти Таджикистана гораздо меньше сообщают о конфликте, чем представители государства или политической силы Кыргызстана.
Следует отметить, что достаточно большое количество комментариев и оценок о конфликте были опубликованы в социальных сетях с подтекстом о бонусах насильственного конфликта, когда та или иная сторона намеревалась либо продемонстрировать военную мощь, либо найти внешнего врага, либо устранить оппозицию, либо дестабилизировать президента и т.д. Однако, важно помнить, что в социальных сетях часто распространяются фальшивые новости и ложные слухи, что подпитывает экстремистские позиции и насильственное поведение.
Кроме того, некоторые дискурсы рассматривают конфликт на границе как линия напряженности между тюркским и иранским миром. Однако, я бы не стал разделять подобный ракурс анализа, так как этот взгляд игнорирует экономические и географические аспекты напряженности, также, как и политические. Более того, этот подход распространяет этническое видение конфликта, что и является препятствием для его разрешения.
Я думаю, что мы должны быть очень осторожны с подобными оценками и попытками анализа. Во-первых, они часто являются способом переложить вину за напряженность на другую сторону, соседнюю страну или конкурирующие политические силы. Во-вторых, хотя некоторые из них могут быть отчасти верны, их недостаточно для понимания фундаментальных факторов конфликта.
Стороны объявили о перемирии еще в мае, и горячая фаза завершилась, однако, похоже, что конфликт перешел в «холодную» фазу. Можно ли говорить о нарастании напряженности, о перетекании пограничного конфликта в торговую войну и какие формы в истории международных отношений могут принимать приграничные конфликты?
Что касается разногласий между двумя странами, конфликт в апреле-мае достиг беспрецедентного уровня напряженности, из-за его масштаба. Однако, после прекращения огня, правительство Кыргызстана, как и правительство Таджикистана, вновь заявило о своей воле мирно решить пограничные споры и подтвердили свое желание поддерживать хорошие отношения. Для этого, они подчеркнули, что это был локальный конфликт, что способствует деэскалации и отходу от расползания конфликта за пределы его физических территорий. Проблемы бассейна Исфары являются фундаментальными для местного населения, но они не угрожают существованию или суверенитету Кыргызстана или Таджикистана.
В этом контексте очевидно, что меры, принимаемые той или иной стороной, имеют не только практическое измерение, особенно для населения, проживающего в приграничных районaх, но и символическое измерение, связанное с внешним, и внутренним значением. Но трудно сказать, означают ли они ухудшение ситуации. Наиболее важным аспектом являются сейчас межгосударственные отношения.
В этом отношении как бы Вы могли охарактеризовать реакции со стороны соседних государств или других центров силы? Насколько уместно медиаторство (посредничество) в вопросах границ? Могут ли эту роль взять на себя международные организации?
Для международного сообщества, весенний конфликт не является крупным событием из-за его скромных масштабов, по сравнению с войнами и конфликтами, которые в настоящее время существуют в разных регионах мира (на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке, в Восточной Европе и.т.д.). Более того, в этом конфликте не принимают участие крупные игроки международной системы, а значит конфликт не ставит под сомнение международные и региональные балансы. В регионе внимание международного сообщества сейчас приковано к событиям в Афганистане, где талибы укрепляют свои позиции.
Зато, для стран Центральной Азии, отношения между Кыргызстаном и Таджикистаном имеют особое значение из-за географической, экономической и социальной близости, из-за обеспокоенности потенциальной дестабилизацией региона. В этом контексте Казахстан и Узбекистан могут принять участие в разрешении конфликта. Россия также может предложить посредничество Кыргызстану и Таджикистану, с которыми у нее тесные отношения. Однако заметно, что в действительности Москва проводит довольно осторожную политику на постсоветском пространстве, когда на карту не поставлены ее прямые интересы.
В итоге, я полагаю, что в нынешнем контексте устойчивое разрешение пограничной напряженности находится прежде всего в руках властей Бишкека и Душанбе, несмотря на то, что иностранные акторы (страны, международные организации) могут предоставить им свою помощь или опыт. В этом контексте, очень важно, что С. Жапаров и Е. Рахмон провели переговоры в конце июня в Душанбе, даже если соглашение о делимитации и демаркации границы не было подписано.
Можно ли утверждать, что стороны продолжают вести двусторонние отношение в духе игры с нулевой суммой? Что можно предпринять двум странам, чтобы перейти на win—win решения и какие условия должны созреть для этого?
Я считаю, что для достижения прочного и удовлетворительного урегулирования конфликтa для обоих государств, но также, и прежде всего, для жителей приграничных регионов, необходим ряд элементов.
Во-первых, необходимо десакрализовать границу и ограничить символическое значение национальной территорией. Это означает, что политики должны прекратить продвигать националистический дискурс в отношении национальной территории, и, например, в рамках переговоров о делимитации границ, перестать считать каждую ее спорную часть абсолютно стратегической. Этот важно не только для достижения соглашения о делимитации границы, но и для использования приграничных территорий.
Во-вторых, власти должны обеспечить местному населению Кыргызстана и Таджикистана политические и экономические рамки и условия, позволяющие ему нормально жить и развиваться. Если говорить конкретно, то они должны учитывать взаимосвязи и взаимоотношения, которые существуют между населением проживающим по обе стороны границы, даже если они менее интенсивны, чем раньше, в результате постсоветской пограничной политики.
Государства должны принимать меры, чтобы предоставить местным жителям возможность, согласно закону, свободно и безопасно передвигаться, обрабатывать землю или торговать в рамках правовой базы, признанной обеими странами. Они также должны создавать условия для взаимодополняющего землепользования и сбалансированного распределения ресурсов. С практической точки зрения, важно, например, создать условия для выпаса скота Таджикистана на кыргызстанских пастбищах легально при удовлетворительных экономических условиях, так же как важно, чтобы Кыргызы имели доступ к городским рынкам Таджикистана. Другими словами, экономические субъекты из обеих стран должны иметь возможность работать на обеих территориях без того, чтобы их деятельность воспринималась как агрессия или потеря суверенитета.
В итоге, обеим странам необходимо договориться не только о делимитации границы, но и о пограничной политике, основанной на открытости и сотрудничестве. В отличие от этого, последние несколько лет показали, что «секьюритизация» границы, поддерживаемая международными организациями, не способствовала ослаблению напряженности. И милитаризация границы стимулировала недовольство местного населения и повысили уровень насилия в случае конфликта.
Какие формы миростроительства доступны на данном этапе и подходят для приграничных проблем в Центральной Азии?
«Новые» границы являются инструментом политики государственного и национального строительства постсоветских государств. Они позволяют странам отличаться друг от друга на региональном уровне и объединяться на национальном масштабе. Для этого, границы были оборудованы и закрыты, в контексте напряженности между странами по поводу регионального распределения ресурсов. Некоторые исследователи также анализируют эту политику как признак доминирования государств над обществами при авторитарных режимах. В целом, она оказала очень значительное социальное и экономическое влияние на повседневную жизнь, поскольку большая часть населения Центральной Азии проживает в приграничных районах и областях.
Мне кажется, что теперь основным подходом к решению пограничных проблем являются региональная интеграция и трансграничное сотрудничество, так как ни одна политическая или общественная сила больше не ставит всерьез вопрос о существовании постсоветских центральноазиатских государств. В этом плане, недавняя эволюция внешней политики Узбекистана, которая долгое время была препятствием для региональной интеграции, дает реальную надежду на улучшение ситуации в регионе в этой области.