В Казахстане у осужденных по «религиозным» статьям Уголовного кодекса мало шансов выйти на свободу раньше срока, и даже после освобождения они продолжают подвергаться дополнительным внесудебным наказаниям.
В республике существует группа заключенных, которых правозащитники называют «религиозными». Это те, кто был осужден по экстремистским и террористическим статьям, но при этом никакого отношения к реальному экстремизму и терроризму не имел.
По оценкам правозащитников, одновременно в колониях могли находиться до тысячи «религиозных сидельцев». Ныне покойная руководитель Алматинского Хельсинкского комитета Нинель Фокина говорила, что ее организация фиксировала нахождение семисот заключенных по религиозным обвинениям. Это на несколько порядков больше политических узников. К тому же среди политических происходит ротация, и у большинства из них сохраняется шанс освободиться раньше времени. У осужденных по «религиозным» статьям подобная возможность – редкое исключение.
«То музыка в такси не та, то беседа за чаем»
Правозащитники отмечают, что «религиозные» заключенные, как правило, исповедуют так называемый «нетрадиционный ислам» и поэтому попадают в зону пристального внимания властей.
«Когда Назарбаев дал добро религии, он рассчитывал на вечную благодарность от верующих и моление последних за главу государства. Но ислам и его течения не предусматривают такого отношения к власти, кроме ханафитского мазхаба матрудитского толка (официально одобряемое течение в Казахстане — Ред.). Им нужны религиозные объединения, которые поддерживают власть и которые могут влиять на умы верующих, привлекая их к позиции власти», — выдвигает свою версию особого отношения к нетрадиционным религиям со стороны власти адвокат Галым Нурпеисов.
Он также добавляет, что люди у власти воспринимают религию как моду, что не нравится верующим, которые придерживаются «неофициальных» религиозных взглядов.
Преследование «иноверцев» может быть обусловлено желанием силовиков получить повышение либо продемонстрировать полезность спецслужб, которые периодически оказываются фигурантами публичных скандалов.
«У них (представителей спецслужб — Ред.) то пастор не то запел, то музыка в такси не та, то беседа за чаем не та, — руководитель общественного фонда «Liberty» Галым Агелеуов перечисляет причины для привлечения верующих к административной и уголовной ответственности. – Если есть религиозная община, особенно салафитская или «Таблиги Джамаат» (запрещена в Казахстане и других странах Центральной Азии — Ред.), это для них как красная тряпка для быка. Им очень удобно взять такую общину в разработку и превратить ее в ОПГ или террористическую организацию».
Один из типичных примеров 2022 года – семь лет лишения свободы, вынесенные в июне Анатолию Зерниченко, жителю южного Казахстана, принявшему ислам. Эксперты нашли «подстрекательство к терроризму» в цитатах, размещенных Анатолием в соцсети, из «Книги единобожия» саудовского ученого Салеха Аль-Фаузана.
Любой ценой оставить за решеткой
Если человек попал за решетку «по религиозной статье», то выбраться ему из заключения практически невозможно. «Хрестоматийным» примером этому может служить история Болатбека Нургалиева, одного из девяти фигурантов дела, возбужденного на основе религиозных дискуссий в закрытом чате в WhatsApp. Пострадавших от теологических споров не было, но эксперты обнаружили в беседах «пропаганду терроризма» и «возбуждение религиозной розни». За это Нургалиев и другие участники дискуссий были осуждены в 2019 году на сроки от 5,5 до 8 лет лишения свободы. Болатбек согласился признать себя организатором чата, надеясь, что остальным смягчат вину. Вместо этого ему дали самый большой срок и поставили на особый контроль.
В 2021 году рабочая группа ООН по произвольным задержаниям выразила мнение, что аресты упомянутых мусульман и суды над ними были произвольными. Орган ООН, не дождавшись ответов от государства в установленный срок, потребовал освободить «незаконно осужденных», выплатить им причитающиеся компенсации и провести расследование в отношении виновных лиц, то есть сотрудников Комитета национальной безопасности (КНБ).
После этого четверо осужденных вопреки устоявшейся практике вышли на свободу условно-досрочно. Однако Нургалиева, которого считают главным, могут держать до завершения срока. На это указывает то, что в 2022 году Болатбеку Нургалиеву дважды отказали в смягчении наказания, хотя по закону он мог претендовать на условно-досрочное освобождение (УДО) и руководство кызылординской колонии, где Нургалиев отбывает наказание, само ходатайствовало об УДО. Но прокуратура выступила против.
В первый раз, в феврале 2022-го, основанием для негодования надзорного органа послужило то, что Нургалиев, имевший только поощрения и благодарности, один раз нарушил режим учреждения – совершил намаз в свободное время. В формулировках прокуратуры это означает, что «положительных изменений в поведении не наблюдается».
Второй раз, в ноябре, прокуратура заявила, что сам Нургалиев и проходившие с ним по делу другие осужденные имеют непогашенные иски. Предоставленные администрацией колонии документы, что иск Нургалиева погашен, и сам факт, что за остальных он не несет ответственности, суд учитывать не стал.
Повышенное давление
Отношение в колониях к «религиозным» заключенным более жесткое и даже жестокое, чем к уголовным преступникам или политическим осужденным: пыткам и унижениям подвергают чаще, в свиданиях и посылках отказывают, любые попытки проявления веры пресекают.
Сейчас подходит срок для подачи ходатайства на условно-досрочное освобождение осужденного жителя Щучинска (Акмолинская область) Дадаша Маженова. 7 лет и 8 месяцев не скрывающий своей приверженности салафизму Маженов получил в 2018 году за размещение аудиопроповедей в соцсети «ВКонтакте». Пока его перемещали из одной колонии в другую, он дважды, по словам его матери Ирины Маженовой, подвергался жестоким избиениям, оставившим следы и травмы (какое-то время Дадаш не мог самостоятельно передвигаться). Последний раз, как рассказывает Ирина, ее сына избили в кызылординском следственном изоляторе, сломав ему челюсть; били после январских событий 2022 года, угрожая отправить его домой грузом 200. По первым двум заявлениям о применении пыток ни он сам, ни его родственники не получили никаких официальных решений. В третий раз, понимая тщетность, жаловаться не стали.
«У всех четыре краткосрочных свидания в год, у него — два. Мы штук десять писали заявлений, чтобы его хотя бы перевели поближе к дому, но даже не отвечают», — жалуется Ирина Маженова – мать Дадаша.
Наказать по закону недостаточно?
Выход на свободу еще не гарантирует, что все позади. Три человека из бывших «религиозных» заключенных рассказывали, обратившись в Бюро по правам человека, что после освобождения кураторы из КНБ требовали от них работать на спецслужбу – доносить на единоверцев либо принимать участие в подставах. Лишь один из них в 2018 году попросил защиты, когда комитетчики принуждали его стать «подсадной уткой», чтобы арестовать его единоверцев, не нарушавших закона. В противном случае ему грозили возвращением на зону. Бывший заключенный направил заявление в прокуратуру и его оставили в покое.
Кроме того, существует условно законное наказание, которое стало бедствием для «религиозных» осужденных. После приговора их данные вносят в перечень лиц, «причастных к финансированию экстремизма и терроризма». Сейчас в списке, который ведет Агентство по финансовому мониторингу на основании представления Генеральной прокуратуры, более 1500 человек.
После освобождения люди остаются в этих списках, что лишает их почти всех финансовых прав и возможностей. Фигурантам списка блокируют индивидуальный идентификационный номер (ИИН), без которого казахстанцы «исчезают» из сферы отношений с государством и даже с коммерческим сектором. Без ИИН освободившиеся не могут открыть банковские счета, а значит, получать пособия и «белую» зарплату, оплачивать штрафы, налоги, покупать железнодорожные и авиабилеты и так далее.
В Казахстанском международном бюро по правам человека предпринимали попытку в судебном порядке добиться отмены этого списка, однако иск даже не был принят к рассмотрению.
В ответе на запрос правозащитников Агентство по финансовому мониторингу сообщило, что не видит причин для беспокойства.
«Физическое лицо для обеспечения своей жизнедеятельности вправе обратиться к субъектам финансового мониторинга (банки, пункты обмена валют, страховые, лизинговые компании и другие организации — Ред.) для осуществления [финансовых] операций», — говорится в ответе.
Но проблема в том, что такие обращения приходится делать к каждому отдельному «субъекту финансового мониторинга». Сами же «субъекты мониторинга» часто не желают принимать рискованных решений, перенаправляя заявителей обратно в Агентство.
«Людям приходилось обжаловать, писать в прокуратуру, чтобы получить хоть какие-то возможности для существования, но далеко не всегда получается. Считаю этот список неправильным, потому что не доказано финансирование экстремизма и терроризма. У меня тоже была 266 статья (Финансирование деятельности преступной группы – Ред.), они ничего не могли доказать, и поэтому ограничили меня тем, что приостановили ИИН», — делится Асет Абишев, бывший политический заключенный (политических узников также вносят в злополучный список).
В том же ответе Агентства по финансовому мониторингу указывается, что основаниями для исключения из Перечня являются отмена решений или приговоров судов; наличие документально подтвержденных данных о смерти; погашение и снятие судимости. Первое – практически нереально в Казахстане, третье – может занимать до восьми лет. Поэтому правозащитники требуют, чтобы в Перечень включали только тех, кто виновен в финансирования терроризма, а не всех осужденных по экстремистским статьям. Также правозащитники считают, что нужно законодательно установить срок, на который применяются целевые финансовые санкции.