«Несмотря на довольно важные шаги по активизации обсуждений гендерной проблематики и создания множества структур, стратегического видения и системного похода пока не наблюдается», – отмечает в своей статье Нозима Давлетова, консультант по гендеру, адъюнкт-профессор в Вебстерском университете в Ташкенте, подготовленной специально для аналитической платформы CABAR.asia.
Гендерное равенство – относительно новое словосочетание в обороте официального дискурса Узбекистана на высоком уровне. В начале 2000-х понятие «гендерное равенство» произносилось шёпотом в экспертных кругах – термин можно было встретить только в докладах международных организаций, а для широкой публики оно было практически не знакомо[1]. Тем не менее, за последние два года был предпринят ряд шагов по улучшению положения женщин, в том числе и в правовом поле, женская повестка официально была возведена в ранг приоритетных вопросов государственной политики. Однако, остается ряд системных проблем, которые в долгосрочной перспективе будут препятствовать достижению осязаемых результатов в области расширения прав и возможностей для женщин и девочек в стране, а также уменьшению масштабов гендерного насилия.
В 2019 году, аккурат до представления Узбекистаном шестого периодического доклада в комитете CEDAW ООН (Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин), были приняты два закона: «О защите женщин от притеснения и насилия»[2] и «О гарантиях равных прав и возможностей для женщин и мужчин»[3]. Первый закон дает определение всем видам насилия: половое, физическое, экономическое психологическое и насилие на рабочем месте, регламентированы понятия «жертвы» и «охранного ордера». Второй закон регламентирует понятия гендера, гендерной дискриминации, гендерной статистики и гендерно-правовой экспертизы. Два этих закона сами по себе значительный шаг в правовом поле, однако ряд положений не подкреплен соответствующими статьями в административном и уголовном кодексах. Некоторые положения относительно гендерного насилия подкреплены отсылочными нормами в законодательстве и часто не имеют практического значения.
Даешь гендер в каждое министерство!
В начале 2020 года был упразднен комитет женщин Узбекистана – структура с неоднозначным юридическим статусом при кабмине, отвечавшая практически за весь набор проблем в социальной и культурной жизни женщин. Организация вызывала крайне негативные реакции как внутри системы, так и среди граждан. Если руководители были недовольны обилием застарелых проблем и откровенно неудачными решениями, то вторые обвиняли организацию в недееспособности и вредной риторике. По мнению ряда специалистов, структура изжила себя, не была приспособлена к быстрому реагированию на проблемы из-за перегруженности, текучки и бюрократии. Формально это была негосударственная организация (по факту, ГОНГО – государством организованная негосударственная организация), однако, от нее ожидали функций полноценного ведомства.
Часть функций после упразднения была передана новообразованному министерству по поддержке махалли и семьи, часть – структурам при Сенате Узбекистана – Комитету по вопросам женщин и гендерного равенства, и Комиссии по вопросам обеспечения гендерного равенства Республики Узбекистан. Министерство махалли – это орган самоуправления, возведенный в ранг министерства. С точки зрения госуправления – решение спорное, однако, логика за его созданием скорее всего состояла в укреплении структуры махалли и увеличении финансирования для повышения эффективности в реализации ее функций: социальной и надзорной. Примечательно, что два ключевых руководителя министерства являются бывшими представителями силовых структур.
Махалля – это основной канал распределения социальных выплат, в частности женщинам. Система «женских тетрадей» была введена в начале 2021 года и позволяет получать кредиты и разовую материальную помощь женщинам социально-уязвимых категорий: безработные, потерявшие кормильца, женщины с детьми-инвалидами и др. Она осуществляется через систему махалли, а отбор ведется с помощью анкетирования. Сама по себе система не нова – нуждающихся в помощи традиционно определяли руководители махаллинских комитетов, зачастую на основе своих субъективных убеждений.
Комитет по вопросам женщин и гендерного равенства – структурный отдел Сената, который отвечает за правовые документы по гендеру. В рамках сенатских структур в мае нынешнего года была принята Стратегия достижения гендерного равенства в Узбекистане до 2030 года. Документ предполагает создание отделов по гендерному равенству в каждом из министерств и ведомств. Основными проблемами здесь могут стать подготовка кадров и сам механизм достижения целей. Самые сложные вопросы пока остаются открытыми.
Гендерная комиссия под руководством председателя Сената Танзилы Нарбаевой нацелена на международное сотрудничество и реализацию совместных проектов с международными организациями. В марте нынешнего года был создан Республиканский общественный женский совет, ответственный за ряд мер по укреплению социально-экономической роли женщин. В целом, новая структура нацелена на работу с экономическими проблемами социально-уязвимых женщин.
Такое обилие квазигосударственных структур с порой повторяющимися задачами подрывает доверие к реальным переменам в области гендера у заинтересованного населения. Обсуждения прав женщин в социальных сетях зачастую приводит к критике существующих структур, однако, при этом представляется невозможным назвать одну конкретную структуру ответственной за решение тех или иных проблем. Из-за отсутствия единого координирующего органа внутри исполнительной власти (с правовой точки зрения, было бы правильным возложить эту ответственность на кабмин), многие проблемы не находят системных решений и могут только «тушить пожар» при возникновении тех или иных проблем. Из-за отсутствия четкого механизма защиты прав женщин и распределения узких задач на каждое из ведомств, гендерная политика не представляется по сей день целостной.
Среди очевидных позитивных перемен можно назвать более эффективное сотрудничество государственных структур с международными организациями и ННО (хотя новые организации регистрируют по-прежнему с трудом). Это гарантирует более критичный взгляд на существующие проблемы, привнесение международных стандартов в защиту прав женщин, продвижение принятия необходимых юридических документов. Такое сотрудничество способствовало разработке стандартных операционных процедур по реагированию на насилие в отношении женщин, которые должны быть приняты в ближайшее время. Итоговый утвержденный документ станет лакмусовой бумажкой свидетельствующей о готовности поменять статус-кво по профилактике насилия и борьбе с ним. Очевидно, самым сложным для перемен является низкий и средний уровень принятия решений в данном вопросе. Именно на этом уровне концентрируется наибольшее влияние традиционалистских взглядов в отношении женщин и из формальной сферы переходит в неформальные практики, включая непотизм, коррупцию, халатность и попустительство преступлениям в отношении женщин.
Несовершенная система охранных ордеров
Очевидным недостатком по защите женщин от насилия остается отсутствие уголовной ответственности за домашнее насилие. Система охранных ордеров (документ, предоставляющий защиту жертве притеснения и насилия, влекущий применение определенных мер воздействия к лицу или группе лиц, притесняющих женщин или совершивших в отношении них насилие), введенной в 2020 году эффективна только частично.
Из-за отсутствия статьи в Уголовном кодексе, привлекающий к ответственности близкого родственника женщины за насилие по отношению к ней, работа с агрессором даже в случаях повторного насилия сводится к профилактической беседе со стороны инспекторов по профилактике, которые подотчетны министерству внутренних дел и министерству махалли и семьи. Максимум обидчик может быть привлечен к административной ответственности и штрафу в пользу государства, что ложится дополнительным бременем на бюджет семьи и самой жертвы. Так называемая коррекционная работа над агрессором, зачастую супругом жертвы, бывает неэффективной и приводит к повторному насилию. По некоторым данным, рецидив домашнего насилия после выдачи охранного ордера происходит в 20% случаях. На практике соотношение повторного насилия может быть выше, тем не менее, по сей день не существует работающего механизма отслеживания проблемных семей. Хотя данная обязанность на практике возложена на представителей МВД, полноценная система должна включать межведомственную координацию с единым надзорным органом и не ограничиваться полномочиями одного ведомства.
Из-за отсутствия четкого механизма реагирования на насилие, порой случаи тяжкого насилия над женщиной приводят к уголовному преследованию только после осуждающих постов со стороны высокопоставленных лиц: к примеру, председателя Сената Танзили Нарбаевой и старшей дочери президента Саиды Мирзиёевой[4]. Одним из таких случаев стал кейс Мустахкам, сирота и мать двоих детей, муж которой применял систематическое насилие в отношении нее в крайне унизительной форме. Случай стал резонансным после публикаций блоггера Акиды Ханум – супруг получил 6 лет лишения свободы. Однако, по словам блогера, жена, которая, помимо всеобщего сочувствия подверглась буллингу в сети, стала посещать мужа в тюрьме и даже обвинила блогера в давлении на нее. Ранее Мустахкам заявляла о поступающих ей угрозах.
Защита от агрессора обеспечивается сроком на месяц, при необходимости продлевается. Изоляция от агрессора в местных условиях происходит в общем доме либо перемещением жертвы в реабилитационные центры. Некоторые эксперты считают, что было бы справедливым выдворять агрессора из дома на время действия охранного ордера, однако, в патриархальном укладе это пока представляется невозможным. Законодательная база для центров реабилитации и адаптации для жертв домашнего насилия не регламентирует отдельные классификации по международным стандартам. К примеру, шелтеры для жертв насилия не должны афишировать свой адрес с целью защиты своих подопечных от агрессора. В Узбекистане, по словам организаторов шелтеров, были случаи нападений со стороны мужей и родственников женщин во время их нахождения там.
Существенной проблемой в области поддержания реабилитационных центров является финансирование. Негосударственные центры достаточно эффективны в сотрудничестве с международными донорами, они имеют позитивный опыт подачи заявок и достижения практических результатов деятельности, чего не всегда можно сказать про государственные. В мае нынешнего года было объявлено, что из 197 заявленных центров реабилитации для женщин будут образовано 29 нормально функционирующих организаций. За данное мероприятие ответственно министерство по делам махалли, очевидно, что процесс будет долгим и сложным благодаря существующим проблемам в сфере финансирования и подготовки кадров.
Имущественный фактор в борьбе с гендерным насилием
Значительным недостатком в системе реагирования на насилие является то, что после выдачи охранного ордера зачастую женщина с детьми покидает дом супруга, и, как правило, остается в последующем без жилья. Некоторые женщины проживают в реабилитационных центрах несколько месяцев без возможности найти работу и снять жилье. Проблема жилья для женщин остается ключевой и очевидно, играет не последнюю роль в борьбе с насилием со стороны государства.
По данным АБР, количество принадлежащих женщинам объектов недвижимости (включая, но не ограничиваясь жильем) составляет около 30%. По данным того же доклада, «автомобили, сельскохозяйственная техника, оборудование и скот, также традиционно принадлежат мужчинам (прим. авт.: свекру, супругу, кровным родственникам мужского пола)». Жилье, как правило, оформляется на женщину в качестве исключения либо в качестве дополнительного имущества у мужчины. Даже в таких случаях женщина не всегда может распоряжаться имуществом, помимо прочего, ввиду правовой неграмотности и плохого доступа к юридической помощи.
При наследовании имущества предпочтение в семье отдается мужской части, в то время как считается, что дочь принадлежит семье мужа и предполагается, что келин (традиционный институт невестки в Узбекистане) должна оставаться в доме мужа. На практике женщины не могут уйти от агрессивных мужей и нефункциональных браков в том числе из-за отсутствия жилья. Возвращаясь к родителям, многие женщины не находят там своего места. Нередки случаи, когда родители возвращают дочерей к мужьям, систематически применяющим насилие. Некоторые жертвы насилия ссылаются на поговорку, которые говорили им близкие родственники: «Эти уларники, суяги бизники», что означает дословно «плоть их, кости наши», предполагая, что женщина не должна возвращаться в родительский дом после замужества. В апреле нынешнего года 20-летняя келин была найдена повешенной в доме супруга. По данным ее отца, она неоднократно жаловалась на насилие и притеснение, но не получила никакой поддержки. Данные об уголовном деле по статье 103 УК «Доведение до самоубийства» по сей день отсутствуют.
Подобные случаи оправдываются традициями и концепцией крепкой семьи. По некоторым данным, долгое время существуют неформальные ограничения на официальный развод. Полуформальные процедуры осуществлялись со стороны комитетов махалли на местах (орган самоуправления, с 2020 года возведенный в статус министерства махалли и семьи), которые должны были выдать справку для дальнейшего судебного расторжения брака, хотя не было никаких легальных основ для этого. В свою очередь, в махаллях существовали так называемые примирительные комиссии, которые в большинстве случаев оказывали давление на женщину с целью сохранения семьи. В сельских районах такие комиссии состояли из женщин-активисток махалли и отын (атын, женский религиозный исламский титул), которые примиряли супругов в большинстве случаев, порой несмотря на объективную опасность для жизни и здоровья женщины. Примирительные комиссии были упразднены, но практика примирения с агрессором, хоть и не представляется принудительной, все еще считается наиболее приемлемой и желательной.
Очевидно, попытки примирения и зацикленность на сохранении семей связана не только с эфемерными понятиями о национальных ценностях. Женщины, имеющие традиционно более низкий социально-экономический статус и редко имеющие собственное жилье, являются социально-уязвимой категорией людей не только для их семей, но и для государства. Учитывая общую экономическую ситуацию в стране и высокий уровень безработицы, а также низкую представленность женщин в сфере высшего образования и более доходных позициях, развод (потеря официального места проживания и ведения совместного с мужем хозяйства) будет означать автоматическое занесение большого количества женщин в число социально-уязвимой категории. Дальнейшие шаги государства должны быть связаны с обеспечением женщины работой, доступным жильем и льготами, восстановлением и социализацией в случае насилия, на что ресурсов, очевидно, нет.
При этом, рост традиционализма укореняет убеждение в том, что для женщин роль матери и жены являются главными в ущерб профессионального развития и перспектив. В сложных социально-экономических условиях растет количество женщин, вовлеченных в неформальный сектор труда, а также в торговлю людьми (138 женщин из 150 кейсов торговли людьми, обнародованных официальной статистикой, включая 89 вовлеченных в сексуальное рабство за 2020).
Апогеем примирительной практики является брак насильника с жертвой. Это также является результатом крайне традиционалистских взглядов, когда жертва сексуального насилия становится объектом общественного осуждения и предметом клейма «уят» (позор). Одним из резонансных примеров стал брак певца Джасура Умирова с несовершеннолетней девушкой, которую ранее изнасиловал и получил 5-летний тюремный срок. СМИ цитировали отца жертвы, который отказался от претензий в отношении певца за то, что он согласился «смыть позор» женитьбой. Умиров был освобожден после 4-х месяцев заключения.
Ответственность за моральный облик нации в общественном дискурсе возложен в основном на женщину, это подкрепляется вытеснением светских взглядов религиозными среди значительной части населения. Так, общественный дискурс об ограниченных ролях женщины поддерживается на государственном уровне и в медиа. Официальный дискурс, транслируя заверения в приверженности универсальным общечеловеческим ценностям равенства (как закреплено в Конституции Республики Узбекистан), подыгрывает консервативным убеждениям относительно прав женщин.
Господство неформальных практик в общественной жизни в ущерб законности проявляет себя особенно ярко в вопросах женских прав. Например, многоженство является острой социальной проблемой с серьезными последствиями для женщин и детей. По некоторым данным, количество незарегистрированных религиозных (через исламский религиозный обряд никох) браков при наличии официального брака, достигает несколько десятков тысяч. Многоженство уголовно наказуемо[5], однако, привлечение к уголовной ответственности на практике крайне малочисленно. Во-первых, нарушение доказать сложно, поскольку религиозный обряд происходит при участии самих участников и их близких, и зачастую они не заинтересованы в обнародовании фактов нарушения закона. Во-вторых, формулировка в статье гласит, что нарушением закона считается «сожительство с двумя или более женщинами на основе общего хозяйства», что доказать крайне сложно, а при социальном одобрении и господстве неформальных практик – практически невозможно.
Не существует уголовной ответственности за проведение религиозного обряда представителем духовенства, хотя они могут быть привлечены к административной ответственности за нарушение семейного кодекса Республики Узбекистан. На практике имамы, которые в Узбекистане формально всегда аффилированы с зарегистрированными в государственных органах религиозными заведениями, крайне редко привлекаются к ответственности, что связано частично с их авторитетом и сложившимися социальными связями.
В свою очередь, двоеженство становится причиной для частых скандалов и домашнего насилия в официальном браке, а для неформальных жен – отсутствием правовых гарантий в унаследовании и делении имущества как для самих женщин, так и общих детей. Мотивами для многоженства у женщин могут быть социально-экономическая незащищенность, низкий доступ к качественному образованию, плохие перспективы на полноценные отношения у разведенных и вдовствующих в традиционных кругах, патриархальные устои в повседневной жизни, ограничивающие доступ к определенным ресурсам и услугам.
Заключение
Наличие политической воли изменить статус-кво для женщин в Узбекистане привело к ряду положительных изменений.
[1] Осторожность в употреблении термина «гендер» было связано с опасениями по поводу необходимости признания понятий вне бинарной гендерной системы. На сегодняшний день концепция гендера в Узбекистане используется только для обозначения прав мужчин и женщин.
[2] https://www.lex.uz/docs/4494712
[3] https://lex.uz/docs/4494873
[4] Старшая дочь президента заявила, что нельзя одновременно за ответ на оскорбление лишать свободы, а за восемь лет издевательств «наказывать» примирением (https://www.gazeta.uz/ru/2020/09/11/mirziyoyeva/)
[5] Статья 126 УК. “Многоженство, то есть сожительство с двумя или более женщинами на основе общего хозяйства, — наказывается штрафом от пятидесяти до ста минимальных размеров заработной платы или исправительными работами до трех лет либо лишением свободы до трех лет”: http://fmc.uz/legisl.php?id=k_ug_22