“Присутствие Китая сфере безопасности в Центральной Азии тесно связано с его национальными интересами, и в отличие от России, которая рассматривает регион как продолжение себя, Китай не готов к чрезмерным обязательствам, и скорее использует мягкую силу в качестве своей основной стратегии в сотрудничестве со странами региона”, – заключают эксперты на круглом столе, организованном Центральноазиатским представительством Института по освещению войны и мира (IWPR ЦА) и Академией ОБСЕ 30 июня 2022 года.
Как долговая ловушка влияет на сотрудничество между Китаем и странами Центральной Азии? Что делает Китай для улучшения своего имиджа в регионе, и насколько эффективна его “мягкая сила”? Чтобы поднять эти и другие вопросы, более 50 участников собрались одновременно в онлайн и оффлайн режимах для дискуссии на тему “Восприятие Китая в Центральной Азии: проблемы и перспективы”.
Д-р Александр Вольтерс, директор Академии ОБСЕ, открыл круглый стол, подчеркнув стратегическую заинтересованность Академии в проведении круглых столов, исследовательских проектов и создании платформ для обсуждения и изучения растущей мощи и влияния Китая в государствах Центральной Азии. Несмотря на то, что Китай не является частью ОБСЕ и даже не является “партнером по сотрудничеству”, включение его в анализ жизненно важно для лучшего понимания безопасности и развития региона. Наргиза Мураталиева, редактор аналитических отчетов CABAR.asia, также выступила со вступительным словом и подчеркнула актуальность круглого стола в свете запуска железнодорожного проекта Китая, Узбекистана и Кыргызстана. Во вступительных речах отмечалось сотрудничество и поддержка этого и других мероприятий со стороны Норвежского института международных отношений (NUPI) , IWPR CA, CABAR.asia и Академии ОБСЕ в Бишкеке.
Модератором дискуссии выступил Айбек Самаков, специалист по исследованиям и обучению Академии ОБСЕ.
В своем основном докладе д-р Раффаэло Пантуччи, старший научный сотрудник Школы международных исследований имени С. Раджаратнама (RSIS) в Сингапуре и старший научный сотрудник Королевского института оборонных исследований (RUSI) в Великобритании, говорил о реакции Китая на некоторые из недавних событий в Евразии, уделив особое внимание многочисленным факторам нестабильности.
Начав анализ с Афганистана, д-р Пантуччи отметил, как Китай почти беспрепятственно перешел от взаимодействия с бывшим правительством в Кабуле к взаимодействию с Талибаном. Кто бы ни находился у власти в стране, Китай будет оставаться важным игроком, с которым необходимо взаимодействовать. Поэтому они поддерживают осторожные отношения с Пекином, который, со своей стороны, получает карты в свои руки. Несмотря на такой переход, многие проблемы, с которыми сталкивается Пекин, остаются актуальными. Китай весьма обеспокоен событиями в Афганистане, особенно присутствием военных сил на севере страны, что представляет собой постоянную угрозу его интересам безопасности. Несмотря на то, что Китай стал играть более заметную роль в Афганистане после прихода талибов, создавая заметную рабочую среду и способствуя притоку предпринимателей и торговцев, с одной стороны, и увеличивая официальную помощь, с другой стороны, ни одно из его усилий не стало переломным. Пекин склоняется к Кабулу, что представляет большой интерес для Талибана. Однако главная озабоченность Пекина заключается в том, что Афганистан может снова дестабилизироваться, что приведет к расколу во власти. Из-за этих трудностей во взаимодействии с Афганистаном Китай не берет на себя обязательства по масштабным инвестициям и запуску крупных минеральных или горнодобывающих проектов. Он сохраняет свою осторожную позицию, как во времена присутствия США.
Говоря о январских событиях в Казахстане, д-р Пантуччи описывает реакцию Пекина как наблюдательную. Он опровергает широко распространенную риторику о том, что размещение возглавляемых Москвой сил Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) в Казахстане подорвало китайское влияние в стране. Напротив, “Китай был рад, что Москва вмешалась”, – предполагает Пантуччи, объясняя, что у Пекина нет ни потенциала, ни опыта для вмешательства с целью стабилизировать ситуацию. Кроме того, Касым-Жомарт Токаев признает экономическое сближение с Китаем. Таким образом, произошедшие события не нанесли серьезного ущерба интересам Китая и не вызвали изменений в его политике.
Докладчик также сделал несколько ремарок о контексте войны в Украине, подчеркнув сложность этого вопроса для Пекина. Очевидно, что Китай решительно поддерживает Россию, не слишком увлекаясь российскими нарративами, но все же прибегая к риторике возложения вины за войну России в Украине на НАТО. “Однако Украина ничего не высказала о позиции Китая и его поддержке России. Вместо этого они признают, что Китай был их крупнейшим торговым партнером, и он, скорее всего, продолжит оставаться важным игроком для Украины, как бы ни развивался конфликт”, – говорит д-р Пантуччи. С точки зрения китайцев, они стремятся поддерживать отношения с обеими странами.
В заключительной части доклада Пантуччи затронул и Таджикистан. С точки зрения безопасности, это “уникальная” страна Центральной Азии, поскольку здесь находится китайская военная база и оказывается постоянная поддержка местным военным, что является редкой практикой во внешней политике Китая. Такое присутствие в Таджикистане в подавляющем большинстве случаев обусловлено интересами национальной безопасности Китая, а именно – наблюдением за потенциальными угрозами безопасности из Афганистана. Это контрастирует с политикой Москвы, которая “рассматривает регион как свое мягкое подбрюшье, как продолжение себя”. Китайские СМИ не освещали недавние события в Таджикистане, поскольку Китай не хочет признавать нестабильность в регионах, с которыми он граничит, и даже его военное присутствие в стране направлено на обеспечение его безопасности, а не безопасности Таджикистана.
Другим аспектом китайско-таджикских отношений является то, как Китай ускоряет строительство дорог в регионе. Правительство Таджикистана рассматривает развитие инфраструктуры как важнейший компонент обеспечения стабильности, в том числе через расширение коммуникаций и привлечение инвестиций. Для этого Китай спешит оказать поддержку, и его проекты получают весьма положительные отзывы со стороны местных жителей.
Доктор Пантуччи отметил, что Китай становится наиболее значимым и жизненно важным игроком в регионе, усиливая свое влияние инвестициями в цифровое пространство, электронную коммерцию и финансы. Но в то время, как экономическая роль Китая в регионе растет, он также выступает в качестве “крупного игрока, который не хочет брать на себя ответственность за основные проблемы в области безопасности и другие”, и будет сохранять свою наблюдательную роль, чтобы “взаимодействовать с тем, кто останется в итоге”.
После основного доклада началась панельная дискуссия. Первым выступил Темур Умаров, научный консультант Фонда Карнеги. Умаров предположил что Россия из-за войны в Украине изменит свою политику в Центральной Азии, что повлияет на Китай. Присутствие России в Центральной Азии является доминирующим настолько, что страны региона не могут от нее отдалиться; однако кризис в конечном итоге приведет к тому, что Россия оттолкнет Центральную Азию от себя.
Таким образом, регион попытается “найти больше связей, диверсифицировать свою зависимость от России, и, следовательно, первой страной, которая станет более активной в регионе, будет Китай”, – утверждает Умаров. Он добавил, что присутствие Пекина может измениться в трех измерениях, однако оно также встречает определенные ограничения.
В экономических отношениях Китай является наиболее динамичным и основным торговым партнером почти для всех стран Центральной Азии. Другим таким партнером является Россия, которая в настоящее время все больше изолируется от мира после начала войны в Украине. Некоторых товаров, которые Центральная Азия раньше импортировала из России, в Москве сейчас не хватает даже для удовлетворения собственных потребностей, не говоря уже об экспорте. В этом контексте “Центральной Азии придется искать замену российскому импорту, для которого Китай является первой альтернативой”. Он добавил: “Тем не менее, Россия и Центральная Азия также имеют прочные связи в области трудовой миграции, чего не может предложить Китай”. Трудности, с которыми сталкиваются мигранты из Центральной Азии при получении туристических виз, отсутствие рынков труда и, что немаловажно, языковой разрыв ограничивают растущее присутствие Китая даже в экономической сфере.
Умаров предположил, что существует еще больше препятствий для китайского присутствия в регионе в политическом плане. Он напомнил, что Россия всегда присутствует при любых крупных внутриполитических изменениях в государствах Центральной Азии, и объяснил, что между центральноазиатскими и российскими политическими элитами существует гораздо больше доверия. В основном это люди одной когорты, родившиеся в СССР и воспитанные на одной идеологии и ценностях. Пекин не имеет таких преимуществ в регионе и остается более отстраненным.
В заключение Умаров повторил высказанную ранее мысль о том, что, несмотря на разговоры о растущем присутствии Китая в вопросах безопасности в Центральной Азии, эта политика связана лишь с его национальными интересами. В отличие от этого, факт влияния России в сфере безопасности остается высоким, и нет никаких реальных свидетельств того, что оно изменится.
Айзат Шайлообек, старший научный сотрудник Академии ОБСЕ в Бишкеке, представила результаты своей исследовательской работы по синофобии в Кыргызстане. Она утверждает, что растущее китайское присутствие и огромный долг некоторых центральноазиатских государств порождают страх, что Китай может захватить страну, и другие теории заговора среди широких слоев населения. Чтобы проанализировать это, Айзат в своем исследовании обратилась к следующим вопросам: Как местные жители Кыргызстана воспринимают Китай и китайских иммигрантов, и как они выражают свою синофобию? Что испытывают китайские иммигранты в Кыргызстане, и как они сталкиваются с дискриминационным поведением местных жителей? С помощью глубинных интервью Айзат проанализировала опыт кыргызстанских рыночных торговцев, местной националистической группы “Кыргыз чоро” и китайских иммигрантов в Бишкеке. Гипотезы исследования заключались в том, что обе местные группы, торговцы и члены “Кырк чоро”, будут испытывать “синофобию”, но по разным причинам: из-за экономической конкуренции и крайней этно-националистической позиции.
Результаты исследования, представленные Айзат, показывают, что местные торговцы “не беспокоятся” проникновением китайцев как потенциальных конкурентов, а больше из-за культурных различий”. Жители проявляют недоверие к китайским мигрантам, испытывают тревогу по поводу Китая и верят в его экспансию в Кыргызстане. Кырк чоро – “сорок витязей” – националистическая группа кыргызских мужчин, которые видят свою роль в сохранении кыргызской культуры, обычаев и языка. Они объявляют чиновников, участвующих в китайских проектах, предателями и обвиняют их в порождении коррупции. Кырк чоро ловили нелегальных китайских иммигрантов и брали на себя ответственность за их депортацию; они также выслеживали китайских мужчин и говорили об их связях с кыргызскими девушками, распространяя агрессивную и шовинистическую риторику в Интернете.
Хотя в интервью они называли себя “позитивными” националистами, работающими ради “сохранения достоинства нации, они выражали негативное мнение о китайских мигрантах, их браках с кыргызскими девушками и “коррумпированном” характере их бизнеса”, – иллюстрирует Айзат. С точки зрения китайских торговцев на рынке “Джунхай” в Бишкеке, они подтверждают дискриминационное поведение местных жителей по отношению к себе. “Несмотря на все инвестиции Китая в Кыргызстан, мы чувствуем, что кыргызстанцы относятся к нам с недоверием”, – процитировала Айзат слова одного китайского бизнесмена.
Айзат Шайлообек обнаружила, что в Кыргызстане распространена синофобия, и группа “Кырк чоро” оказалась более синофобной, чем торговцы на рынках; китайские бизнесмены в Кыргызстане чувствуют дискриминационное отношение больше, чем другие мигранты.
Наргиза Мураталиева, редактор аналитических отчетов CABAR.asia, представила доклад о развитии “мягкой силы” Китая в Кыргызстане и Центральной Азии. Наргиза сослалась на результаты исследования Central Asia Barometer, которые показали рост негативных взглядов в отношении Китая в Казахстане и Узбекистане с 2017 по 2021 год и стабильно негативное восприятие среди кыргызских респондентов.
“В Кыргызстане Китай критикуют не только за отсутствие прозрачности в сотрудничестве и распространенность случаев коррупции, но и за отсутствие масштабных и прорывных проектов. В отличие от Нур-Султана, Бишкек не имеет ни одного реализованного проекта в рамках инициативы “Пояс и путь”, – сообщает Мураталиева.
Она подробно остановилась на обновленной информации о развитии китайской мягкой силы в Кыргызстане. Она начала с институциональных корректировок, например, формата С5+1, введенного для продвижения многосторонних отношений и демонстрации наличия китайской стратегии в Центральной Азии. Среди прочего, Наргиза также отметила инициативу Кыргызстана по созданию Центра культурной интеграции ШОС в Бишкеке, китайскую вакцинальную дипломатию в регионе, расширение списка стипендиальных программ, программ образовательного обмена и школ китайского языка. Наргиза также отметила, что на сегодняшний день структура китайских инвестиций в Кыргызстане демонстрирует критически малое количество “зеленых” проектов. Тем не менее, Китай начал осуществлять проекты в сфере солнечной энергии.
“Тем не менее, у Китая есть ограничения в его “мягкой силе”, главное из которых – размытость идеологической составляющей. В то время как идея либеральных ценностей, демократии и прав человека, продвигаемая западными странами, является универсальной, китайские ценности еще не приобрели упорядоченной формы и содержания”, – поясняет Наргиза Мураталиева.
Еще одним существенным недостатком китайской политики является то, что их агенты фокусируются на носителях и изучающих китайский язык несмотря на то, что их количество в Кыргызстане невелико. Это контрастирует с подходом США, ЕС и Турции, которые также продвигают свою мягкую силу среди тех, кто говорит на кыргызском или русском.
Кроме того, Мураталиева поделилась результатами интервью, которые она провела в прошлом году с выпускниками китайских университетов. Можно говорить о вопросе устойчивости китайской образовательной “инфраструктуры”, что выражается в проблемах с нострификацией дипломов и возможностями трудоустройства по сравнению с российскими программами. Среди других препятствий для продвижения китайской мягкой силы в регионе и Кыргызстане – “загрязненный” имидж Китая (несмотря на готовность к “зеленым” инвестициям), отсутствие НПО (в отличие от США, которые концентрируют в них большую часть своей мягкой силы), слабая общественная дипломатия в Кыргызстане в создании платформ или мероприятий для объединения сторон для перспектив двустороннего сотрудничества.
“Проводимые мероприятия носят больше декларативный и рекламный характер, где упоминаются только выгоды и положительные результаты сотрудничества”, – подчеркивает Мураталиева. Более того, “жесткую риторику китайской дипломатии волков-воинов трудно синхронизировать с мягкой силой и мягкими инструментами”, что создает препятствия для расширения их влияния.
В своей политике в Кыргызстане Китай по-прежнему больше полагается на жесткую силу. Долговая ловушка и экономическая зависимость страны обсуждаются чаще, чем положительные аспекты двустороннего сотрудничества. Остается дискуссия о том, что мягкая сила Пекина в Кыргызстане характеризуется неэффективностью и отсутствием креативных подходов. “Реализацию и сферу влияния мягкой силы Китая трудно измерить на фоне растущей и более эффективной мягкой силы западных стран”, – заключила Мураталиева.
После сессии вопросов и ответов с аудиторией участники дискуссии подвели итоги. Они согласились, что растущее присутствие Китая в регионе Центральной Азии примет более интенсивный оборот перед лицом российской войны в Украине. Тем не менее, оно также сталкивается с ограничениями, связанными с имиджем и восприятием местными жителями проектов Пекина.