«Особенностью позиции Узбекистана в понимании Центральной Азии состоит в том, что он исходит из идеи, что неотъемлемой частью Центральной Азии является и Афганистан и он должен быть активно вовлечен в региональные экономические процессы и инфраструктурные проекты – отмечает профессор Казахстанско-немецкого университета Рустам Бурнашев в статье, специально для CABAR.asia
Подпишитесь на наш канал в Telegram
С начала 2017 года, времени принятия Стратегии действий по пяти приоритетным направлениям развития в 2017-2021 годах,[1] Узбекистан начал активно трансформировать свою региональную политику, целью которой, в соответствии со Стратегией стало «создание вокруг Узбекистана пояса безопасности, стабильности и добрососедства». Стратегия не фиксирует пространственное наполнение этого «окружения»: идет ли речь только о граничащих с Узбекистаном странах или охват более широкий и включает в себя таких акторов как Россия, Китай, Иран или Турция. При том, что еще в сентябре 2016 года, будучи премьер-министром Узбекистана, Шавкат Мирзиёев отмечал, что «главным приоритетом внешнеполитической деятельности Узбекистана является регион Центральной Азии» и в качестве ближайших соседей страны выделял «Туркменистан, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан»,[2] линия на приоритетность Центральной Азии сохраняется и в дальнейшем. В этом плане показательно проведение в ноябре 2017 года в Самарканде под эгидой ООН конференции «Центральная Азия: одно прошлое и общее будущее, сотрудничество ради устойчивого развития и взаимного процветания». Можно предполагать, что под «поясом безопасности, стабильности и добрососедства» понимается именно Центральная Азия.
Тем не менее, вопрос о том, что в данном случае понимается под самой «Центральной Азией» и каковы, с точки зрения Узбекистана здесь основные структурирующие линии, остается открытым.
История регионализации в формате «Центральная Азия»
Традиционно, когда говорится о «Центральной Азии», речь идет о пространстве, объединяющем пять постсоветских государств – Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан – и зафиксированном на уровне международных документов в начале 1993 года в рамках саммита, прошедшего в Ташкенте.[3]
Рассмотрение регионализации Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана как «Центральной Азии» оставалось доминирующим на протяжении всех 1990-х годов. Ее институционализация прошла через ряд структур: сначала Единое экономическое пространство, затем – Центрально-Азиатское Экономическое Сообщество и, наконец, Организация «Центрально-Азиатское сотрудничество». Однако уже в это время было видно, что регионализация в рамках проекта «Центральная Азия» носила, прежде всего, идеологический характер.
Во-первых, с экономической точки зрения Центральная Азия не могла рассматриваться как единое образование, поскольку включала в себя республики, входившие в рамках Советского Союза в разные экономические районы: Казахстанский и Среднеазиатский.
Во-вторых, после распада Советского Союза спецификация стран Центральной Азии только нарастала – как в силу их стремления обеспечить экономическую независимость, так и в силу выбора различных моделей экономического реформирования. Наиболее ярким проявлением такой спецификации стало вступление Кыргызстана в ВТО в 1998 году, которое не было согласовано с другими странами – партнерами Бишкека по Центрально-Азиатскому Экономическому Сообществу.
В-третьих, с точки зрения безопасности в странах, включавшихся в Центральную Азию, секьюритизация ряда ключевых вопросов осуществлялась по-разному. Прежде всего это относится к таким вопросам, как гражданская война 1992-1997 годов в Таджикистане; ситуация в Афганистане во второй половине 1990-х годов; отношение государств к ряду внутриполитических, экономических и социетальных вопросов.Регионализация в формате пяти стран осложнялась и тем, что параллельно с региональными проектами существовали не менее сильные конструкты, входящие за границы пяти республик – например, «Шанхайская пятерка» и Договор о коллективной безопасности. Не менее важной являлась концепция «расширенного» региона, построенная на идее «евразийской реинтеграции» и предложенная президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым в марте 1994 года – Евразийский союз. На ее основе в 2000 году создается Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) в составе Беларуси, Казахстана, Кыргызстана, России и Таджикистана. В совокупности реализация этих инициатив четко свидетельствует о доминирующей значимости для Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана[4] в конце 1990-х – начале 2000-х годов связей, выходящих за рамки «Центральной Азии».
В совокупности, вышесказанное привело к тому, что к 2000-м годам окончательной регионализации в формате Центральной Азии так и не произошло.
Во второй половине 2000-х годов предпринимается попытка реанимировать Центральноазиатский проект в виде идеи Центральноазиатского союза, высказанной президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым. Но эта инициатива не получила поддержку на практическом уровне. Более того, например, президент Узбекистана Ислам Каримов в ответ на эту инициативу указал невозможность союза в формате Центральной Азии, поскольку «политика и направления, которыми занимаются лидеры государств [входящих в союз], должны быть сравнимы, но не разноречивы, особенно если дело касается реформы и видения перспектив своего развития».[5]
Окончательный отход от концепции Центральная Азия может связываться с запуском механизма единого таможенного пространства в рамках Таможенного союза Беларуси, Казахстана и России в 2010 году, четко фиксирующего выход Казахстана из экономического пространства стран Центральной Азии. Создание в середине 2010-х годов Евразийского экономического союза (ЕАЭС), в который, наряду с Казахстаном, вошел и Кыргызстан, еще больше усилил эту фрагментацию.
Тем не менее, несмотря на то, что идея единства Центральной Азии не была воплощена в жизнь, она была действенным политическим и идеологическим фактором в 1990-е и 2000-е годы. Таким фактором эта концепция остается и в настоящее время. Соответствующее положение имеет смысл обозначить как «квазирегион», иными словами, как номинальный регион, который организуется скорее идеей или термином (в нашем случае – термином «Центральная Азия»), чем региональными структурами. Более того, для Узбекистана вопрос региональной политики сохранял актуальность, как минимум с точки зрения организации совместного водопользования в бассейнах рек Сырдарья и Амударья, а также выстраивания маршрутов выхода на мировые рынки. Это определило трансформацию региональной политики Узбекистана во второй половине 2010-х годов.
Региональная политика Узбекистана во второй половине 2010-х годов
Первыми шагами, предпринятыми Узбекистаном в рамках изменения своей региональной политики в сторону ее активизации, стали действия, направленные на нормализацию отношений с Кыргызстаном и Таджикистаном. До 2017 года отношения Ташкента с этими двумя странами были отягощены целым комплексом проблемных точек.
Отношения с Бишкеком осложнялись как последствиями межэтнического конфликта в Кыргызстане 2010 года, основными жертвами которого стали этнические узбеки, проживающие в южных регионах этой республики, так и нерешенностью пограничных вопросов. Тем не менее, уже в сентябре 2017 году между Кыргызстаном и Узбекистаном был подписан Договор об узбекско-кыргызской государственной границе, было согласовано около 85% государственной границы, сняты ограничения с ряда контрольно-пропускных пунктов.[6] Решение по пограничным вопросам рассматривается Кыргызстаном и Узбекистаном как комплексная задача, включающая в себя не только делимитацию границы, но и сотрудничество в таких направлениях, как использование водных и энергетических ресурсов, развитие приграничных областей и межрегиональное сотрудничество, развитие транспортной инфраструктуры, в частности – мультимодального коридора Ташкент – Андижан – Ош – Иркештам – Кашгар. Показателем нормализации отношений между двумя странами стало первое в истории кыргызско-узбекских отношений участие кыргызской делегации на выборах в Законодательную палату Олий Мажлис Республики Узбекистан в декабре 2019 года в качестве международных наблюдателей.
Сходные темпы выстраивания двусторонних отношений наблюдаются и между Таджикистаном и Узбекистаном. Если ранее между соседними республиками действовал визовый режим и не было практически никакого прямого сообщения, за исключением приграничного, то уже в 2017 году были возобновлены авиарейсы между Душанбе и Ташкентом, восстановлена железная дорога Галаба – Амузанг, была открыта международная автомобильная дорога на участке Самарканд – Пенджикент, возобновил работу ряд пунктов пропуска на таджикско-узбекской границе. В 2018 году было достигнуто соглашение о возобновлении поставок узбекского газа в Таджикистан, также был подписан Договор об отдельных участках узбекско-таджикской государственной госграницы, который позволил сторонам почти полностью согласовать ранее неделимитированные участки границы. Одним из прорывных стало решение территориального спора вокруг Фархадской ГЭС.
Хотя двусторонние отношения между Узбекистаном, с одной стороны, Казахстаном и Туркменистаном с другой, не имели сложностей, сравнимых с отношениями с Кыргызстаном и Таджикистаном, и на протяжении всех годов независимости развивались поступательно, начиная с 2017 года здесь фиксируется активизация сотрудничества. Так, стратегическое партнерство Узбекистана и Казахстана, закрепленное соответствующим двусторонним договором в 2013 году, после 2017 года перешло на практический уровень, когда регулярные контакты лидеров двух государств стали подкрепляться активизацией сотрудничества экономического, социального и культурного плана.
Казалось бы, Узбекистан пытается вернуться к концепту «Центральной Азии» в том виде, как он был закреплен еще в 1993 году.
Основным механизмом многостороннего формата регионального сотрудничества должны были стать Консультативные встречи глав государств Центральной Азии, идея проведения которых была высказана президентом Шавкатом Мирзиеевым на 72-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН.[8] Первая такая встреча прошла в столице Казахстана в 2018 году. Предполагалось, что встречи будут иметь регулярный характер. Однако в дальнейшем как из-за внутренних событий в некоторых странах региона (объявление президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым о своей отставке в 2019 году), так и событиями международного масштаба (глобальные карантинные меры, введенные в 2020 году в связи с распространением COVID-19), регулярность консультативных встреч была нарушена. Тем не менее, сама идея таких встреч сохраняет свою актуальность и является значимым элементом дискурса о Центральной Азии как о регионе.
Важным является и то, что, хотя в риторике относительно Центральной Азии у первых лиц Узбекистана сохраняются термины «безопасность» и «стабильность», они теряют свое доминирование. На первый план выходят понятия «сотрудничество» и «возможности». Эта тенденция была заметна уже в выступлении президента Узбекистана Шавката Мирзиёева на конференции «Центральная Азия: одно прошлое и общее будущее, сотрудничество ради устойчивого развития и взаимного процветания», где понятие «безопасность» используется 7 раз, а понятие «сотрудничество» – 10,[9] и в заявлении, сделанном по итогам второй Консультативной встречи глав государств Центральной Азии (соответственно – 2 и 7 упоминаний).[10] Таким образом, Узбекистан начинает предлагать новую идеологему – «Центральная Азия – регион возможностей».
Целостность Центральной Азии для Узбекистана фиксируется через два фактора. Во-первых, через акцентирование общности для стран региона бассейна Аральского моря и определяемую этим связанность всех стран, входящих в Центральную Азии, общими разделяемыми водными ресурсами. Во-вторых, через фактор интеграции Центральной Азии как региона в глобальные транспортно-коммуникационные коридоры.[11] Здесь необходимо отметить, что Узбекистан рассматривает данный вопрос именно через региональную, а не национальную повестку.
Заключение
Таким образом, можно утверждать, что заявленная в конце 2016 года приоритетность центральноазиатского направления для внешней политики Узбекистана, оказалась не декларацией, а активно проводимой политикой. Инициативы Узбекистана, реализуемые последние четыре года и направленные на нормализацию двусторонних отношений с его соседями, вновь подняли вопрос о возможности конструирования «Центральной Азии» как региона, однако уже не на идеологической основе, а на принципах прагматизма, не через призму обеспечения региональной безопасности, а через реализацию имеющихся возможностей. Происходит переход Узбекистана от региональной политики в рамках заданных априорных формальных схем («Центральная Азия как пять постсоветских республик») к региональной политике прагматического характера, когда в регион входят страны не по формальному признаку, а по признаку наличия реального взаимодействия. При этом, хотя конструирование региона идет под активным воздействием Узбекистана, речь не идет о каком-то особом положении этой республики в пространстве Центральной Азии: в официальном дискурсе Узбекистана практически не используется термин «региональный лидер» и, тем более, региональное сотрудничество не рассматривается через призму какой-либо межгосударственной конкуренции.
Данный материал подготовлен в рамках проекта «Giving Voice, Driving Change — from the Borderland to the Steppes Project». Мнения, озвученные в статье, не отражают позицию редакции или донора.
[1] Президент Республики Узбекистан. Указ от 7 февраля 2017 года № УП-4947 О Стратегии действий по дальнейшему развитию Республики Узбекистан// Национальная база данных Республики Узбекистан LexUz// https://lex.uz/ru/docs/3107042
[2] Премьер-министр Республики Узбекистан. Выступление на совместном заседании Законодательной палаты и Сената Олий Мажлиса от 8 сентября 2016 года// Официальный сайт Президента Республики Узбекистан. – 2016. – 8 сентября // https://president.uz/ru/lists/view/5
[3] Левин Л., Каримов А. Возврат к старому невозможен. Путь истории – только вперед!: С пресс-конференции глав государств Средней Азии и Казахстана// Правда Востока. – 1993. – 5 января
[4] В силу нейтралитета Туркменистана он в данном контексте не рассматривается.
[5] Дубнов А. Каримов сказал Назарбаеву «раз и навсегда»// Время новостей. – 2008. – 23 апреля
[6] В дальнейшем процесс делимитации границы между двумя странами шел достаточно динамично, что в марте 2021 года позволило председателю ГКНБ Кыргызстана Камчыбеку Ташиеву заявить, что все спорные вопросы по границе с Узбекистаном решены (Камчыбек Ташиев: Теперь спорных участков на кыргызско-узбекской границе не будет// K-News. – 2021. – 26 марта// https://knews.kg/2021/03/26/kamchybek-tashiev-teper-spornyh-uchastkov-na-kyrgyzsko-uzbekskoj-granitse-ne-budet/)
[7] Президент Республики Узбекистан. Послание Олий Мажлису от 28 декабря 2018 года// Официальный сайт Президента Республики Узбекистан. – 2018. – 28 декабря// https://president.uz/ru/lists/view/2228
[8] Президент Республики Узбекистан. Выступление на 72-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН// Официальный сайт Президента Республики Узбекистан. – 2017. – 20 сентября// https://president.uz/ru/lists/view/1063
[9] Президент Республики Узбекистан. Выступление на международной конференции «Центральная Азия: одно прошлое и общее будущее, сотрудничество ради устойчивого развития и взаимного процветания» в Самарканде// Официальный сайт Президента Республики Узбекистан. – 2017. – 10 ноября// https://president.uz/ru/lists/view/1227
[10] Президент Республики Узбекистан. Заявление на брифинге по итогам Консультативной встречи глав государств Центральной Азии // Официальный сайт Президента Республики Узбекистан. – 2019. – 29 ноября// https://president.uz/ru/lists/view/3111
[11] Президент Республики Узбекистан. Выступление на 75-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН// Официальный сайт Президента Республики Узбекистан. – 2020. – 23 сентября// https://president.uz/ru/lists/view/3851