Чинара Эсенгул: В стране установилась «нездоровая» параллельная система религиозного и светского образования

English

«Средний достаток семей из которых уехало большинство кыргызстанцев говорит нам о том, что сложное социально-экономическое положение не является ключевым мотивом», — отмечает в статье о причинах радикализации молодежи в Кыргызстане, написанной специально для cabar.asia Чинара Эсенгул, старший советник ПРООН КР по вопросам предотвращения конфликтов.

Введение

Глобализация терроризма и насильственного экстремизма – это уже свершившийся факт современности. Вопрос только в том – почему так произошло и что мы можем сделать, чтобы было меньше террора и насилия?

Кыргызстан не остался в стороне от глобальных проблем. Участие более чем 500 граждан КР[1] в боевых действиях на Ближнем Востоке с доминирующей представленностью среди них молодежи заставляет серьезно задуматься о безопасности нашего общества и государства как в настоящем, так и в будущем. Кыргызстан не может напрямую влиять на ход событий на глобальном уровне, но может и должен работать хотя бы на своей территории для того, чтобы пространство террора и насилия не расширялось.

Данная работа нацелена на 1) анализ и оценку процессов радикализации молодежи КР, 2) выявление комплекса факторов, обуславливающих радикализацию религиозных убеждений и насильственный экстремизм, и 3) выработку ряда предложений стратегического и практического характера для противодействия этим угрозам.

Понятия «религиозная радикализация» и «насильственный экстремизм» четко не определены; отсутствует согласованное видение и понимание их сущности. Выработка и использование единых определений видится проблематичным в силу объективных онтологических и эпистемологических сложностей заложенных в самой природе этих социальных явлений: латентность процессов, ярко выраженная психологически-культурная составляющая, высокая политическая и культурная контекстуальность без единства и согласия среди теоретиков и практиков о «конечном пункте» процесса радикализации[2], недостаточная проработанность теоретико-концептуальных основ и исследовательских механизмов осмысления и практического изучения, и все это в контексте все более усиливающегося геополитического противостояния крупных держав. В этой связи, автор дает свои условные определения на основе обобщения глобально доступных теоретических знаний и небольшого практического опыта изучения этих явлений на примере Кыргызской Республики.

«Религиозная радикализация» понимается как процесс ведущий к более радикальным религиозным взглядам и поведению, все больше отрицающих и не принимающих умеренные и мейнстрим взгляды и практики той или иной религии, что в свою очередь, может вести к насильственному криминальному поведению.[3] «Насильственный экстремизм» — это идеологическая допустимость и практическая готовность применять насилие для достижения свои политических, идеологических и религиозных целей. Часто отмечают, что проблема не в радикализме как таковом, а в том, что он может вести к насильственному экстремизму, и это представляет реальную сложность как в выявлении, так и предотвращении.[4]

Описание проблемы

Молодежь Кыргызстана – лица от 14 до 28 лет стали основной, но не единственной группой, которая подвержена радикализации как политической, этнической, так и религиозной. Средний возраст выехавших в зону боевых действий с 2013 по 2015гг – это лица между 22-28, проживающие в городской или около городской среде, преимущественно представляющие мусульманские этнические меньшинства юга страны из семей со средним достатком. [5]

Почему же так получается, что именно такой профиль сторонников насильственного экстремизма в КР?

Обычно указывают на сложную комбинацию «выталкивающих» (push) и «притягивающих» (pull) факторов, которые обуславливают решение того или иного человека присоединиться к боевым действиям. К факторам, которые выталкивают можно отнести в целом неудовлетворенность социальной инфраструктурой, экономические сложности, наличие социальной или структурной дискриминации, неэффективность систем управления, личные и социальные обиды, и другое. К факторам, которые привлекают обычно относят продуманную идеологическую вербовку, материальные и социальные выгоды, в случае присоединения к экстремистским группам.

Анализ общественных процессов и практик, отношений между государством и обществом в КР показывает, что молодежь Кыргызстана фактически (несмотря на внешне выражаемое внимание со стороны властей к вопросам молодежи после апрельских событий 2010 года) все еще является «неуслышанной» «непредставленной» социальной группой. У молодежи сильно ограниченное пространство в сфере политики и принятия решений, ограниченные возможности в связи с отсутствием необходимых активов (деньги, знания, позиции и т.д.) для самостоятельных решений и действий. Патернализм и инерционный псевдо-этатизм, патримониальные повадки и ценности не позволяют старшему поколению, политикам, родителям и всем другим кто не относится к категории молодежь (в рамках данной статьи условно можно обозначить как возраст выше 35 лет) по-настоящему поверить в молодежь, вкладывать в их субъектность, личностное развитие и капитализировать их молодую энергию и потенциал для развития страны.

Молодежь мусульманских меньшинств радикализируется более активно, так как 1) не видят никаких перспектив для себя в Кыргызстане, не видят перспектив в целом у Кыргызстана; 2) не получают достаточного образования и критического мышления для того, чтобы понимать, что ими манипулируют и используют как орудие для достижения политических и идеологических целей; 3) чувствуют на себе дискриминацию как со стороны общества (читайте, кыргызского большинства), так и со стороны государственных институтов и хотят это радикально изменить; 4) не видят в опыте своих родителей ценность, не получают достаточное и адекватное современным реалиям воспитание и заботу от родителей и близких; 5) видят в построении халифата выход из всех вышеперечисленных проблем.

Городская и около городская молодежь радикализируется, так как 1) постепенно разочаровываются и не находят ответов на свои идеологические, социальные-политические, экономические запросы и потребности в семье и\или в светских образовательных учреждениях; 2) отсутствует работа и занятость для городской молодежи в связи с масштабной деиндустриализацией КР, внутренней миграцией из села в около городскую черту в поисках «лучшей доли», которая для большинства оказывается процессом полным разочарований, социально-экономических и психологических трудностей; к тому же система образования и качество образования не соответствуют потребностям рынка труда; 3) наблюдают за родителями и старшими, которые сами не способны успешно ориентироваться в постоянно меняющемся контексте постсоветского бытия, где опыт, знания и навыки «старших» не совсем релевантные или действенные, а практики «коррумпированные»; 4) чаще используют ИКТ как социальные медиа, приложения для мобильных устройств, интернет, и становятся «легкой добычей» хорошо подготовленных онлайн вербовщиков экстремистских, террористических групп; 5) городская молодежь в большинстве своем не отличается религиозной грамотностью и легко индоктринируется в радикальные интерпретации Ислама.

Средний достаток семей из которых уехало большинство кыргызстанцев говорит нам о том, что сложное социально-экономическое положение не является ключевым мотивом, и на самом деле совокупность комбинации факторов: поиск себя, своей идентичности, ведущей и направляющей идеологии, открывающей новые возможности социализации, «смыслы», разочарованность в нынешней системе, плюс очень своевременная подача нужной информации и мотивации вербовщиками, дает такой результат.

Исследования показывают, что наблюдается тенденция ухудшения когнитивных способностей молодежи как сельской, так и городской. К примеру, результаты исследования, проведенного в 2014 году показывают, что «молодые люди не имеют четкой иерархии ценностей, определенной политической позиции и плохо ориентируются в современной социальной и экономической ситуации».[6] У молодежи имеется «недостаточный уровень развития навыков критического мышления, навыков анализа ситуации». Наблюдаются «завышенные ожидания из-за недостаточного представления о препятствиях, что может представлять риск в среднесрочной перспективе и привести к усилению массового недовольства».[7] Психологическая уязвимость молодежи продуманно используется онлайн и оффлайн вербовщиками, которые указывают и «нажимают» на больные точки, поощряют борьбу против неэффективных светских режимов, оправдывают конфликт в семье ради веры, оправдывают героическую смерть ради Аллаха и рая, и т.д.[8]

Краткий анализ контекста

К 25-летию независимости КР как бы грустно не было это признать, но процесс постсоветских общественных преобразований далек от завершения. Возможно четверть века – это еще небольшой период для формирования и консолидации новых исторических процессов, если объективно смотреть и оценивать историю развития государств и обществ. Тем более (если обобщенно выразиться) в контексте отсутствия у народов Центральной Азии исторической памяти и опыта построения своего независимого светского национального государства, демократического и открытого общества.

До прихода русских в середине 19 века в Центральную Азию, Ислам был единственно доминирующей религией и представлял из себя наднациональный уровень идентичности. Во время СССР религия была под официальным запретом, хотя в быту неформально религиозные практики были. Попытки советской власти «выдавить» религию из общественного сознания и практики привели к ослаблению и постепенной утрате своей исламской школы и научной религиозной мысли мусульман Центральной Азии.

В постсоветский период, начался и продолжается интенсивный процесс ре-исламизации. В этот период Кыргызстан позволил себе «импортировать» множество исламских учений, каждая из которых продолжает претендовать на истинность и старается увеличить количество своих последователей. На период распада СССР было 39 мечетей, на 2015 год количество мечетей составило 2814.[9] Имеется свыше 80 исламских образовательных учреждений.[10] Установилась «нездоровая» параллельная система религиозного и светского образования. Сегодня противостояние развивается одновременно по многим линиям — «светские-религиозные», «умеренные и радикальные», «радикальные мусульмане и экстремисты готовые к применению насилия для достижения своих целей». В условиях отсутствия своей сильной мусульманской интеллигенции и развитой системы управления религиозной сферой, при слабости духовно-идеологической базы так называемого «традиционного Ислама», кризис идентичности стал ключевой проблемой, что выражается:

В отсутствии единой и общей национальной идеологии;
Ослаблении семейных и гражданских традиций;
Неэффективности устаревших и нерелевантных к современным реалиям советских и традиционных формальных и неформальных институтов;
Широкая религиозная неграмотность населения, в особенности молодежи;
Кризис светских ценностей и институтов

Как правильно и лаконично выразился Алексей Малашенко, «идеологический вакуум» в Центральной Азии заполнили Ислам и национализм.[11] Начиная с 2012-2013 гг. в связи с активной фазой событий на Ближнем Востоке и участием наших граждан в боевых действиях в Сирии и Ираке под знаменем ИГИЛ, мы окончательно убеждаемся в том, что идеологическое пространство религиозного радикализма и насильственного экстремизма в КР стремительно расширяется. Независимо от результатов конфликта в Сирии и эффективности действий международной коалиции «борющейся» с ИГИЛ, боевики с их мировоззрением, убеждениями, навыками ведения боя, будут продолжать свое существование в той или иной форме, за рубежом или у себя в странах.

Подводя итоги можно обозначить следующие факторы, которые создают благоприятную почву для радикализации молодежи в КР:

низкое качество образования как светского, так и религиозного;
низкий уровень трудоустройства и неполная\нерегулярная занятость, в большей степени в неформальном секторе;
нечеткие ценностные ориентиры и нерешенные вопросы идентичности;
социальное неравенство, дискриминация и неэффективность государственного и муниципального управления;
экономические сложности и ограниченные возможности;
декларативное внимание к молодежи, ограниченное участие в процессе принятия решений на всех уровнях.

Рекомендации

Общемировая практика показывает, что причины и последствия насильственного экстремизма следует адресовать в трех режимах: профилактика, пресечение и реабилитация. В данной статье предлагаются некоторые рекомендации для профилактики, что касается пресечения и реабилитации, то эти направления следует глубоко изучать и выстраивать совместно с правоохранительными органами и другими государственными органами на всех уровнях власти и совместно с лидерами сообществ, наиболее подверженных религиозной радикализации.

Введение

Описание проблемы

Краткий анализ контекста

Рекомендации

Рекомендации для профилактики: