Руководитель отдела Центральной Азии Европейской Службы Внешних Связей (EEAS) Борис Ярошевич в эксклюзивном интервью для CABAR.asia рассказал об особенностях политики ЕС в Центральной Азии, а также поделился своими оценками других проблемных аспектов в странах региона.
Подпишитесь на наш канал в Telegram!
Прошло 4 года с момента Вашего назначения руководителем отдела по Центральной Азии Европейской службы внешних связей (EEAS). Как изменились Ваши представления о регионе за это время?
Я увидел большой прогресс, особенно связанный с «открытием» Узбекистана. Мы видим, что начиная с 2016-2017 годов значительно увеличилось региональное сотрудничество. Политический климат сейчас намного лучше, чем раньше, и мы чувствуем это при работе со странами, а также во время совместной встречи с министрами и заместителями министров Центральной Азии. Я бы также сказал, что пандемия коронавируса усилила региональное сотрудничество: Казахстан, Узбекистан оказали помощь соседям, и между тем торговля между странами продолжалась. Другое важное изменение – это отношение к Афганистану, который рассматривается не только как угроза, но как и потенциальный торговый партнер, партнер по проектам связи, линиям электропередач и железным дорогам.
На Ваш взгляд, какие изменения могут быть внесены в новую Стратегию ЕС 2019 г. в отношении Центральной Азии под влиянием пандемии и с учетом смены руководства в ЕС?
Стратегия была достаточно всеобъемлющей в рамках действий, которые были запланированы на протяжении десяти лет. Поэтому мы не хотим ее менять, но у нас могут быть некоторые корректировки: например, здравоохранение не было приоритетом, но мы много говорили о гибкости, способности государств и обществ противостоять вызовам, и пандемия коронавируса как раз-таки является одним из таких вызовов. Однако здоровье было приоритетом, например, в нашем сотрудничестве с Таджикистаном. Стратегия также поможет нам разработать наши будущие программы помощи. Как вы знаете, у нас есть семилетние рамки, и мы завершили цикл в прошлом году. Сейчас мы работаем над следующим циклом 2021-2027 на основе этой стратегии. Что касается руководства, наш предыдущий Верховный Представитель ЕС, Могерини, очень интересовалась вашим регионом. Наш новый Верховный Представитель ЕС, господин Жозеп Боррель планирует приехать в регион, когда ситуация позволит нам, и мы надеемся провести нашу следующую встречу министров в Душанбе позже в этом году. Центральная Азия останется на экране радара, и лучшим доказательством этого является то, что мы продолжим участвовать в ряде региональных мероприятий высокого уровня в этом году, таких как Экономический форум ЕС-Центральная Азия в Бишкеке и Форум гражданского общества в Алматы.
Как Вы оцениваете результаты экспорта ценностей надлежащего государственного управления и прав человека в страны Центральной Азии? Насколько Вам удалось повлиять на развитие демократических процессов в странах Центральной Азии?
Это длительный процесс. К примеру, мы сопроводили реформы в Узбекистане политическим диалогом. Мы всегда призываем страны соблюдать свои международные обязательства (в рамках ООН, ОБСЕ, наших двусторонних соглашений) и внесли свой вклад в некоторые улучшения, и Узбекистан является хорошим тому примером. Мы также ежегодно обсуждаем отдельные случаи с каждой страной в рамках наших диалогов по правам человека. В Казахстане после выборов возникли некоторые проблемы, и мы должны увидеть в долгосрочной перспективе, как наши ценности разделяются национальными властями.
В чем проявляется интерес ЕС к Центральной Азии: демократический мессианизм, геополитическое соперничество, логистический центр коммуникации между Азией и Европой или что-то еще?
ЕС хочет быть более геополитическим, и мы заинтересованы в стабильности, в экономических отношениях, в способности к взаимодействию. Казахстан является крупнейшим торговым партнером ЕС в Центральной Азии. У нас есть стратегия соединения Европы и Азии, и мы также заинтересованы в развитии взаимодействия в самом регионе, а также в поддержке взаимодействия Север-Юг и связей с Афганистаном. У ЕС есть опыт, которым можно поделиться в этом отношении, а также стандарты, которые могут быть применимы в регионе. Мы сталкиваемся с такими общими вызовами, как изменение климата, которое является очень серьезной проблемой в Центральной Азии, в особенности в Таджикистане, в Кыргызстане и в районе Аральского моря. Мы хотим помочь Центральной Азии справиться с этой проблемой и поделиться собственным опытом.
Насколько ЕС заинтересован в региональной интеграции в Центральной Азии? Видит ли ЕС Афганистан как участника региональной интеграции?
Конечно, мы заинтересованы в региональной интеграции и видим большой потенциал для развития торговли внутри региона, что может создать рабочие места и способствовать экономическому росту. У нас есть проблема воды, которая не может быть решена одной страной, нам нужно работать всем вместе – Кыргызстан, Таджикистан как страны верхнего течения и Казахстан, Туркменистан и Узбекистан как страны нижнего течения. Мы заинтересованы в интеграции Афганистана в регион в качестве экспортного рынка для Центральноазиатских товаров, энергоресурсов, электроэнергии, а также для обеспечения связи (например, железных дорог, в которых очень заинтересован Узбекистан).
В декабре 2020 года Европейский Союз и Китай подписали Всеобъемлющее соглашение об инвестициях (CAI). Ранее ЕС и Китай заключили договоренности о совместном мониторинге качества связи на Центральноазиатском участке маршрута из Азии в Европу. Считаете ли Вы, что соглашение CAI усилит сотрудничество в области инфраструктуры между ЕС и Китаем в Центральной Азии?
Я не знаю всех деталей CAI. В любом случае соглашение должно пройти через парламент ЕС и национальные парламенты. Как Вы упомянули о совместном мониторинге, мы вместе запустили расчётно-аналитическое обоснование, чтобы оценить наиболее эффективное и прибыльное железнодорожное сообщение между Китаем и Европой. Будут проведены консультации со странами Центральной Азии, поскольку речь идет не о том, чтобы ЕС и Китай самостоятельно решали какие коридоры являются лучшими, это следует делать вместе с Центральной Азией. Данное расчётно-аналитическое обоснование даст нам некоторое представление о том, над каким коридором нам следует работать и где есть проблемные места, не только с точки зрения инфраструктуры, но также и в аспекте процедур, где таможенные вопросы могут ускорить потоки между Азией и Европой. На мой взгляд, расчётно-аналитическое обоснование повлияет на это в будущем. И опять же, это не только строительство железных дорог, но и, например, управление границами для облегчения передвижения товаров и людей.
В чем заключаются особенности политики ЕС в Центральной Азии, которые отличают ее от политики Китая, России и других держав?
Во-первых, мы не настаиваем на исключительности, мы не просим страны Центральной Азии выбирать между ЕС и другими. У нас есть новые соглашения об улучшении партнерства и сотрудничества, действующие с Казахстаном, заключенные с Кыргызстаном. Они оба являются членами Евразийского Экономического Союза, и мы не обязываем эти страны выбирать между ЕАЭС и соглашением с ЕС, мы не проявляем исключительность. Мы говорим не только о физической инфраструктуре, мы работаем над культурно-гуманитарными вопросами, такими как стандарты, нормы, деловая конъюнктура, что чрезвычайно важно. Мы поддерживаем борьбу с коррупцией в ряде стран, а также уделяем приоритетное внимание таким вопросам, как вода, что, возможно, менее важно для других участников, содействие торговле, образованию и так далее. В этом отношении мы отличаемся от России и Китая, и, конечно, у нас нет военных баз в Центральной Азии, а права человека для нас очень важны.
На Ваш взгляд, с приходом к власти Шавката Мирзиёева, Узбекистан кардинально изменился или изменился только лишь «фасад»?
Борис Ярошевич: Я думаю, что есть большой прогресс, это не изменение фасада, и есть искреннее желание открыться. Это медленный, нисходящий подход, иногда с проблемой возможности проведения реформ. Страна была почти закрыта много лет, теперь есть движение в сторону открытия. Это действительно то, что мы наблюдаем почти каждый день. Я упоминал ранее списки отдельных случаев, которых сейчас уже нет в Узбекистане. Мы видим открытие также и для других стран региона. В сфере экономики прогресс медленный, но мы видим, что здесь больше свободы и приватизации. Детский труд в хлопковой промышленности запрещен, и хотя все еще есть случаи принудительного труда, это больше не носит системный характер. Итак, мы видим действительный прогресс, конечно, требуется время, чтобы изменить все общество, но мы верим, что изменения есть на самом деле.
Практически каждый год в приграничных районах между Таджикистаном и Кыргызстаном случаются водные и территориальные конфликты. Все официальные лица ЕС, занимающиеся Центральной Азией, говорят о важности стабильной и безопасной Центральной Азии. Какие механизмы может использовать ЕС, чтобы найти мирное решение сложившейся ситуации?
У нас есть специальный представитель ЕС по Центральной Азии, господин Петер Буриан, который до коронавируса много путешествовал и пытался поддерживать интеграционные процессы в регионе. У нас есть ежегодная встреча министров 1+5 с нашим Верховным Представителем и 5 министрами иностранных дел. Теперь у нас есть и Центральноазиатские механизмы, уже прошли две неформальные встречи президентов. Первый – в Ташкенте, второй – в Ашхабаде. Они инициируются на местном уровне, и такие инициативы действительно должны исходить из самого региона. Например, когда дело касается приграничных споров, мы готовы оказать некоторую поддержку и посредничество. Я понимаю, что страны Центральной Азии хотят сделать это сами, Кыргызстан или Таджикистан никогда не просили нас помочь в решении пограничных вопросов. Мы много взаимодействуем с Центральной Азией, и мы готовы сделать больше, если есть желание, готовность к тому, чтобы ЕС играл более значительную роль.Как Вы оцениваете последние события в Кыргызстане, связанные с планами проведения конституционной реформы? В какой форме смена власти в государствах Центральной Азии была бы предпочтительнее с учетом принципа гибкости?
Во-первых, каждая страна имеет право определять свою политическую систему. В ЕС у нас есть сильные президентские системы, как во Франции, затем у нас есть полностью парламентский режим с ограниченной ролью президента, как в Германии, у нас есть монархии в Испании, Дании, Швеции и так далее. Идеальной модели не существует, и мы не навязываем ее ни одной стране. Поэтому если граждане Кыргызской Республики выбирают президентский режим, то это их выбор.
Кстати, даже в прошлом, режим не был полностью парламентским. Мы не разочарованы, но у нас есть много вопросов по поводу процесса, мы выразили свою озабоченность в ряде заявлений. Мы продолжим работать с Кыргызской Республикой, но мы должны видеть развитие демократии, прав человека, чтобы быть уверенными, что нет регресса по сравнению с ситуацией, которая была до выборов. Мы посмотрим на желание господина С.Жапарова бороться с коррупцией, что является положительным моментом. Есть много проблем, которые серьезно влияют на страну, такие как коронавирус, экономический кризис, внешний долг. Они значительны, и мы готовы работать вместе, но мы желаем соблюдения международных обязательств, взятых на себя страной.
В течение трёх лет, пока я проводил исследование о политике ЕС в нашем регионе, я пришел к выводу, что ЕС является не самым активным игроком в Центральной Азии, и европейская политика «мягкой» силы, спроектированная на долгосрочную перспективу, не даёт желаемых результатов. Что Вы думаете по этому поводу?
Не знаю, как вы оценивали эту деятельность. Конечно, мы не можем быть такими активными, как большие соседи, которые находятся рядом со страной, я имею в виду Китай или Россию. Мы присутствуем на разных уровнях с разными странами. Мы являемся крупнейшим партнером Казахстана с точки зрения торговли и инвестиций. ЕС в целом важнее для Казахстана, чем Россия или Китай. В плане экономики, Китай вполне присутствует в Таджикистане, Кыргызстане, поэтому это отличается от одной страны к другой. Я думаю, что мы тоже вполне присутствуем в регионе, мы оказываем значительную финансовую поддержку, особенно Таджикистану, Кыргызстану, в некоторой степени Узбекистану, не только в плане программ сотрудничества, но и в плане финансовых институтов ЕС, и мы финансируем чрезвычайно важные проекты в рамках образования, верховенства закона, возобновляемых источников энергии, электростанций. Наша видимость отличается от одной страны к другой, но мы активны в регионе, учитывая, что мы все еще далеко расположены географически. Мы говорим о «мягкой» силе, стандартах, правилах, нормах, доступе на Европейские рынки. У нас долгосрочная политика в Центральной Азии, и я также наблюдаю желание всех 5 стран быть ближе к ЕС, при этом сохраняя баланс с Россией и Китаем. У нас есть своя роль, и мы присутствуем в этом регионе.
Расскажите, пожалуйста, о каком-либо событии, которое было наиболее запоминающимся или которое потрясло Вас за время службы на данном посту?
Сложный вопрос. Мои самые лучшие воспоминания – это в основном контакты с людьми, не только с властями, но и с гражданским обществом во время пребывания в обществе в сельской местности. Я был шокирован, когда услышал о пытках, это недопустимо, даже если у вас авторитарный режим и вы хотите бороться со своими противниками. Жестокое обращение в тюрьмах бесчеловечно, особенно если страна подписала международные конвенции ООН против пыток.
Данный материал подготовлен в рамках проекта «Giving Voice, Driving Change — from the Borderland to the Steppes Project». Мнения, озвученные в статье, не отражают позицию редакции или донора.