Политолог Алия Тлегенова в статье для CABAR.asia раскрывает проблемы гендерной политики, а также предлагает ряд эффективных мер для их решения.
Подпишитесь на наш канал в Telegram!
Участие женщин в политической жизни является одним из главных условий развития демократии и эффективного государственного управления, так как голоса женщин, т.е. более чем половины населения страны, помогают принять во внимание более широкий спектр общественных интересов[1] и указать на ряд проблем, часто игнорируемый политиками-мужчинами. Опыт мужчин кардинально отличается от опыта женщин, поэтому такие проблемы, как неоплачиваемый домашний труд, бытовое насилие, харассмент в публичных местах или пресловутое отсутствие пандусов для детских колясок в городах, зачастую даже не выносятся на обсуждение в представительных органах.
Гендерная политика в казахстанском контексте
Определенный прогресс в предоставлении равных прав и возможностей для женщин в стране был достигнут. Например, Казахстан ратифицировал одну из основных международных конвенций «О ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин», а в 2009 году правительство приняло закон «О государственных гарантиях равных прав и возможностей мужчин и женщин». Это были важные шаги в построении более равного общества, однако гендерная проблематика все еще по большему счету игнорируется правительством. Так, например, рассмотрение гендерных вопросов в контексте Концепции семейной̆ и гендерной политики до 2030 года, указывает на то, что правительство все еще сопротивляется созданию отдельной стратегии гендерного равенства и совмещает эту сферу с семейными вопросами.
В законе «О государственных гарантиях равных прав и возможностей мужчин и женщин», который является основой гендерной политики страны, огромный пробел существует в том, что определение дискриминации недостаточно четкое и полное, а запрет на дискриминацию и на неравенство и вовсе отсутствует.[2] Вместо этого закон пестрит множеством положений, направленных на продвижение равенства, обязанность за исполнение которых не разграничена. Какой из государственных органов отвечает за контроль соблюдения положений этого закона также не ясно.
Представленность женщин на государственной службе
Если говорить о системном подходе к вопросу предоставления государством равных возможностей, как для мужчин, так и для женщин, необходимо обратить внимание на степень вовлечения женщин в органы власти, и соответственно на их возможность влиять на государственную политику.
Взглянув на официальную статистику по вовлечению женщин в общественную жизнь и процессы принятия решений,[3] становится ясно, что помимо принятия обширных, но способных удовлетворить международное сообщество мер, Казахстан мало продвинулся в предоставлении женщинам пространства для защиты собственных интересов и продвижения своей повестки в правительстве и представительных органах власти.
Так, в нижней палате парламента Казахстана представленность женщин, хоть и выросла значительно с начала 2000-х годов, тем не менее, остается на уровне 27,4%.
Тут важно упомянуть о существовании такого концепта, как «критическая масса». Исследователи считают, что одна из причин почему женщины в госорганах не так активны в продвижении интересов женщин и гендерной повестки – отсутствие «критической массы», которая позволила бы им работать более эффективно, создавая женские коалиции и имея больший вес при принятии решений.[4] Прохождение этого 30% порога, позволяет женским голосам не затеряться среди мужчин-парламентариев.
Если рассматривать состав госслужащих, то согласно официальным данным на 2018 год, доля женщин на государственной службе составляла 55%. Однако такой высокий показатель держится за счет женщин на административной службе, но не на политической. При этом даже на административных должностях, управленческие позиции занимают крайне мало женщин – лишь 4,1%.[5] Среди политических госслужащих же, доля женщин в 2018 году была на уровне 9,3%, а в 2019 году и вовсе упала до 7,5%.[6]
Доля женщин в маслихатах, органах местной власти также небольшая. Так, например, в 2019 году из более чем трех тысяч представителей маслихатов, лишь 700 были женщинами (22%). При этом, есть значительная разница в представленности между регионами. К 2016 году только три области (Костанайская, Павлодарская и Северо-Казахстанская) приблизились к 30% порогу, в то время как Южно-Казахстанская область достигла лишь 5%.[7]
При этом согласно данным социологического исследования Фонда им. Фридриха Эберта, почти 60% казахстанцев считают, что женщины обязательно должны участвовать в политике.[8] Значительная часть респондентов данного исследования также считает, что женщины, участвуя в общественной жизни страны, способны сделать социальную политику более эффективной, а также, что именно женщины более осведомлены о насущных проблемах общества.
Несмотря на то, что стереотипное мышление в казахстанском обществе по-прежнему сохраняется, результаты опроса, представленные выше, указывают на то, что общество скорее готово и не сопротивляются тому, чтобы женщины активно участвовали в политической жизни страны. Официальная статистика, в свою очередь, указывает на неготовность властей к реальным переменам, к определению и следованию действующей гендерной политики, которая как раз-таки и соответствовала бы международным нормам.
Политические партии также могут играть важную роль в продвижении гендерного равенства. Именно у партий есть прямой механизм продвижения кандидатов на государственные должности за счет включения их в избирательные списки, соответственно, и наибольшая возможность содействовать участию слабо представленных групп. Однако, к политическим партиям в Казахстане это скорее не относится, пока в их рядах наблюдается значительный кадровый дефицит относительно числа женщин.
Так, наиболее весомую роль в продвижении гендерной политики и отстаивании интересов женщин в казахстанском контексте все еще играют неправительственные и международные организации. Азиатский банк развития в своем докладе по гендерной оценке Казахстана отмечает, что правительство часто сотрудничает с НПО, специализирующимися на гендерном равенстве. В частности, Национальная комиссия по делам женщин и семейно-демографической политике, а также отраслевые министерства консультируются с рядом НПО и даже включают их в свои рабочие группы. Однако, даже такое сотрудничество, к сожалению, ограничено. Государство предпочитает прислушиваться к НПО лишь по вопросам социальным и «женским».[9]
Выходит так, что даже там, где женщинам или женским НПО дали возможность оказать влияние на политику, сфера их влияния все еще осталась ограничена. Поэтому крайне важно понимать, что гендерное равенство в политике – это не только о представленности женщин в органах власти, но и об их активном участии в принятии решений во всех сферах политики, в особенности тех, которые затрагивают распределение ресурсов.
Дизайн системы гендерного квотирования
Учитывая повсеместную гендерную дискриминацию, введение квот (как временная специальная мера) – довольно распространенная в мире практика и уже доказала свою эффективность в продвижении женщин в политике и трансформации гендерных отношений. Хоть введение квот и не является окончательным решением проблемы, тем не менее, это важный шаг для увеличения представленности женщин в парламентах, что дает женщинам возможность формировать общественную повестку, участвовать в дискуссиях и оказывать реальное влияние на принятие решений. Квоты также помогают открыть доступ к руководящим должностям и увеличить количество женщин на лидерских позициях в будущем.[10]
В соседнем Кыргызстане политику квотирования внедрили в 2007 году, в результате чего на выборах того же года представленность женщин в парламенте выросла с 0% до 26,6%. Несмотря на то, что барьеры для женщин все еще остаются, введение квот позволило сделать значительный прорыв, открыв новые механизмы для расширения представленности женщин в парламенте страны.[11] В Узбекистане, гендерные квоты, внедренные еще в 2004 году, наконец были соблюдены на последних парламентских выборах в 2019 году. Женщины составили 41% кандидатов, а по итогам выборов каждая партия превысила 30% порог представленности женщин.[12]
В апреле 2020 года депутаты мажилиса Казахстана утвердили введение тридцатипроцентной квоты в партийных списках для женщин и молодых людей.[13] Несмотря на то, что гендерное квотирование доказало свою эффективность как инструмент усиления роли женщин в политике, казахстанский дизайн системы квотирования вряд ли поможет достичь усиления гендерного равенства в политической жизни страны.
Даже при поверхностном изучении создается впечатление, что гендерная квота в Казахстане была введена лишь для формального соблюдения международных стандартов и соглашений. Еще до принятия квоты, в 2020 году в нижней палате парламента Казахстана было 27,1% депутатов-женщин. Если бы дизайн системы квотирования позволил закрепить представленность женщин на уровне 30% в мажилисе, это уже было бы хорошим достижением. Однако, реформа в принятом виде вызывает некоторые вопросы.
В первую очередь, квота предполагает представленность не только женщин, но и молодых людей. Это означает, что пропорция женщин в парламентских списках полностью зависит от самих партий и вполне может оказаться так, что квоты будут заполнены молодыми людьми, среди которых женщин окажется совсем мало.
Во-вторых, квота распространяется лишь на партийные списки, что в системе с закрытыми избирательными списками (как в Казахстане) позволяет партиям распределять мандаты по своему усмотрению после оглашения итогов выборов. Отсутствие какого-либо механизма контроля или санкций за несоблюдение квоты не позволяет рассчитывать на то, что партии действительно сохранят депутатские кресла за женщинами. Так, по итогам последних выборов в мажилис, от депутатов Народной Партии Казахстана лишь 20% были женщины, а у партии «Ак жол» этот показатель еще ниже (17%) несмотря на то, что в партийных списках обе партии придерживались квоты.
Более того, опыт Кыргызстана и Армении показывает, что даже если женщины и доходят до парламента, это еще не означает, что они получат возможность принимать участие в политических процессах. Распространены случаи, когда через некоторое время после выборов, женщины-депутаты по разным причинам покидали парламент, а на их место снова приходили мужчины.[14] Более того, партии зачастую продвигали на квотированные места жен, сестер, дочерей мужчин-политиков, которые выступали в роли рупора для своих родственников, а не продвигали свою политическую повестку.[15]
Учитывая вышесказанное, довольно сложно ожидать даже достижения «критической массы», не говоря уже о предоставлении реальной возможности женщинам формулировать вопросы, обсуждаемые в органах власти, и оказывать влияние на политику.
Заключение
По итогам результатов выборов 2021 года стало ясно, что вместо системного подхода к гендерному равенству, власти предпочитают проводить половинчатые реформы и ратифицировать международные конвенции, лишь создавая фасад соответствия международным нормам. Так, в новом составе мажилиса остались все те же 27%.
Для реального приближения к международным стандартам в гендерной политике, и самое главное – для предоставления равных возможностей для участия женщин в политике существует ряд простых, но при этом эффективных мер.
Рекомендации:
- Система квотирования должна быть направлена на женщин и отделена от квот для других групп населения.
- Так как голосование проходит по закрытым партийным спискам, нужно обязать партии соблюдать квоту по итогам выборов. Также важно установить механизм, позволяющий заменять ушедших из парламента депутатов на парламентариев того же пола.[16]
- Важны не только цифры, но и активное участие женщин в работе парламента. Необходимо предусмотреть равную представленность женщин и во главе постоянных парламентских комитетов.
- Также необходимо соблюдать представленность женщин на местном уровне и в органах исполнительной власти.
Данный материал подготовлен в рамках проекта «Giving Voice, Driving Change — from the Borderland to the Steppes Project». Мнения, озвученные в статье, не отражают позицию редакции или донора.
[1] https://www.osce.org/ru/odihr/80989
[2] https://www.icj.org/wp-content/uploads/2013/11/Women’s-Access-to-Justice-in-Kazakhstan-Rus-Interactive.pdf
[3] https://gender.stat.gov.kz/ru/category/9
[4] http://mlkrook.org/pdf/childs_krook_2008.pdf
[5] https://forbes.kz/woman/jenschinyi_u_vlasti_1555046103/
[6] https://gender.stat.gov.kz/ru/category/9
[7] https://gender.stat.gov.kz/page/frontend/detail?id=69&slug=-56&cat_id=9&lang=ru
[8] https://library.fes.de/pdf-files/bueros/kasachstan/13622.pdf
[9] https://www.adb.org/sites/default/files/institutional-document/34091/files/kazakhstan-country-gender-assessment-ru.pdf
[10] https://mlkrook.org/pdf/hpk_2017.pdf
[11] https://caa-network.org/wp-content/uploads/2015/09/CAF-papers-7-Natalia-Zakharchenko_in-Russian-1.pdf
[12] https://www.ipu.org/resources/publications/reports/2020-03/women-in-parliament-1995-2020-25-years-in-review
[13] https://rus.azattyq.org/a/30625162.html
[14] https://caa-network.org/wp-content/uploads/2015/09/CAF-papers-7-Natalia-Zakharchenko_in-Russian-1.pdf
[15] https://www.osce.org/files/f/documents/6/6/230151.pdf
[16] https://caa-network.org/wp-content/uploads/2015/09/CAF-papers-7-Natalia-Zakharchenko_in-Russian-1.pdf