«Для России наиболее предпочтительный вариант сопряжения заключался бы формуле взаимодействия с Китаем, особенно для центрально-азиатских стран по линии ЕАЭС, где приоритет отдавался бы интересам интеграционного объединения, а не двусторонним договоренностям», – анализу проблем сопряжения ЕАЭС и китайской геостратегии в контексте Центральной Азии посвящена статья политолога Наргизы Мураталиевой, специально для cabar.asia.
Важность Центрально-Азиатского региона (ЦАР) в мировой геополитической архитектуре проявляется, прежде всего, в разработке внешними акторами геостратегий по его трансформации в своих интересах. При этом государства ЦА выступают в качестве объекта проектирования, а также встраиваются во все предлагаемые геостратегии международных акторов в силу, с одной стороны, низкого уровня социально-экономического развития и зависимости от внешних доноров, с другой – отсутствия выверенной внешнеполитической стратегии. В связи с чем вопрос анализа возможностей их сосуществования и воздействия на развитие региона представляется весьма актуальным.
ЕАЭС и внутренние противоречия объединения
Отличительными характеристиками российского проекта Евразийского экономического союза (ЕАЭС), начавшего свое функционирование с 1 января 2015 г., являются:
- институциональный характер;
- ориентированность на постсоветское пространство;
- нацеленность на реиндустриализацию экономик стран региона через упрощение торгово-экономического взаимодействия.
Важным трендом развития ЕАЭС выступает всё сильнее обозначающиеся противоречия между представлениями государств-членов относительно краткосрочных и среднесрочных перспектив его развития, в основе которых, в свою очередь, лежат различные подходы к оценке его сущности:
- для стран ЦА – это, прежде всего, механизм упрощения торгово-инвестиционного взаимодействия с Россией;
- для России – это геополитический проект, нацеленный на «привязку» региона через политическую институализацию отношений.
Данное различие в подходах приводит к торпедированию и критике странами-участницами инициатив РФ по созданию валютного союза в рамках ЕАЭС. В свою очередь, отсутствие мотивации к интеграции в соответствии с компромиссным, согласованным вариантом стратегии этого союза обусловливает стремление каждой из стран-участниц удовлетворить свои собственные интересы в ЕАЭС без учета интересов объединения в целом. Отсюда – нацеленность на вовлечение в проекты, предлагаемые другими внешними акторами в регионе, что делает цель реиндустриализации экономик за счет, прежде всего, внутренних ресурсов, труднодостижимой.
Китайская инициатива: динамика во всех направлениях
Китайский проект «Экономического пояса Великого Шелкового Пути», в сравнении с другими, является самым «молодым» и во многих аспектах самым привлекательным для центрально-азиатских республик. Привлекательность данного проекта определяется следующими его характеристиками, которыми, вероятно, он был целенаправленно наделен, исходя из хода реализации проектов-конкурентов:
- во-первых, оформление сети зон свободной торговли в качестве опорных точек транспортно-логистической инфраструктуры, являющейся основой проекта «Экономического пояса Великого Шелкового Пути», которые могут сочетаться с членством того или иного государства в рамках других интеграционных образований [1];
- во-вторых, предложения перевести торгово-экономическое взаимодействие на юаневую систему расчетов, что в условиях «долларового кризиса» выглядит привлекательным;
- в-третьих, отказ от институциализации выстраиваемых торгово-экономических отношений, не обязывающих придерживаться той или иной внешнеполитической линии [2];
- в-четвертых, устойчивое реноме КНР в качестве крупного регионального кредитора и инвестора [3].
Данные характеристики особенно выгодно отличают китайский проект от ЕАЭС, взявшего курс на институциализацию отношений, что сокращает пространство для внешнеполитического маневрирования центрально-азиатских стран.
Здесь же важно отметить, что геополитическая доктрина КНР предполагает не только экономическое влияние Пекина в мире, но и культурное, проявляющееся в:
а) популяризации изучения китайского языка,
б) перенесении т.н. «бамбуковых сетей» семейных и межличностных отношений в сферу бизнеса, что компенсирует нормативно-правовые недочеты и способствует более высокой адаптивности китайских предпринимателей к другим экономическим условиям [4].
ЕАЭС и Китайский проект: от обособленности к сопряжению
Китай активно приступил к реализации своей геостратегии на всех направлениях: форсирует масштабные проекты по созданию и развитию системы финансовых, торговых и транспортных систем в Азии, активизирует работу в гуманитарной сфере.
Отсюда возникает вопрос каким образом будут сосуществовать/конкурировать/взаимодействовать Экономический пояс Китая и Евразийский проект России?
При этом некоторые китайские эксперты (эксперт ШОС Института международных исследований при МИД КНР Чэнь Юйжун) старательно подчеркивают, что «Экономический пояс не будет противоречить Евразийскому экономическому союзу» [5].
Есть еще один важный момент, который заслуживает внимания. Если ранее в отношения Китая с Россией существовало негласное «разделение труда», где Москве отводилась активная роль смотрителя за региональной безопасностью, а Китаю отдавалась экономическая сфера, то в настоящее время происходит разбалансировка подобных отношений. Китай все активнее занимается вопросами безопасности и начинает инвестировать в военную сферу.
Предложение министра общественной безопасности КНР Го Шэнкуня на заседании глав председателей оборонных ведомств стран-участниц ШОС в Душанбе в апреле 2014 г. создать Центр ШОС по противодействию вызовам и угрозам безопасности, свидетельствуют о том, что китайское руководство меняет свое представление об универсальности экономического инструментария во внешней политике.
По сути КНР опасается, что существующее негласное соглашение о разделе зон влияния в Центральной Азии с Россией, в конечном итоге, на фоне оформления структур Евразийского Союза, может привести к выпадению региона из ее сферы влияния.
При этом сложная международная конъюнктура, характеризующаяся охлаждением взаимоотношений между одними акторами и углублением сотрудничества между другими привела к появлению такого явления как «сопряжение геополитических проектов». В мае 2015 г. на встрече глав Российской Федерации (РФ) и Китайской Народной Республики (КНР) была выдвинута инициатива сопряжения Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и «Экономического пояса Великого шелкового пути».
Важно отметить, что сам термин «сопряжение» может пониматься двусмысленно: как в форме полного слияния проектов, так и обозначения тех зон, где возможно сотрудничество при сохранении их самостоятельности.
В первом случае возникает вопрос о том, кто будет доминировать – какой проект будет поглощен другим, а во втором случае обозначается перспектива долгих переговорных процессов с учетом мнения стран-участниц обоих проектов, что в условиях стремительных геополитических трансформаций в мире делает эти переговоры фактически труднодостижимыми.
Если рассматривать вариант поглощения, то объективные условия развития, а также экспертные оценки сводятся к тому, что перевес будет скорее на стороне китайской инициативы, чем на потенциале ЕАЭС. К примеру, со слов источника в компании «Российские железные дороги», ЭПШП воспринимается как «проект по порабощению Китаем Центральной Азии, а в перспективе – России. Единственное, чего мы (РФ – примеч. автора) добились, подписав это «сопряжение», – отодвинули себя дальше в очереди на поглощение» [6].
В этом аспекте стоит заметить, что цели ЭПШП и ЕАЭС являются взаимоисключающими. Китай стремится создать благоприятные условия для продвижения своих товаров на мировые рынки, основанное на развитии своих западных регионов, прежде всего Синьцзян-Уйгурского автономного округа, что предполагает рассмотрение ЕАЭС в качестве транзитной территории и потенциального рынка сбыта товаров. В свою очередь, это противоречит заявленной цели ЕАЭС по индустриализации экономик стран-участниц, которые должны в последующем встроиться в систему международного разделения труда. Кроме того, во время различного рода экспертных обсуждений в Китае активно муссируется идея создания единой валюты на перспективу в контексте инициативы ЭПШП, роль которой будет выполнять, естественно, юань.
По сути для России наиболее предпочтительный вариант сопряжения заключался бы формуле взаимодействия с Китаем, особенно для центрально-азиатских стран по линии ЕАЭС, где приоритет отдавался бы интересам интеграционного объединения, а не двусторонним договоренностям. Однако, в действительности, эту формулу взаимодействия по линии ЕАЭС пока реализовать представляется очень сложно по нескольким причинам.
Во-первых, в Китае понимают, что в ЕАЭС есть внутренние противоречия, а механизм взаимодействия все еще четко не отлажен, объединение находится на этапе своего институционального становления, а значит четкие правила игры до сих пор не определены.
Во-вторых, конкуренция самих центрально-азиатских стран между собой за китайские инвестиции задает тон для укрепления двусторонних связей, где, в силу объективных причин вес и мощь КНР – на ее стороне. Слабая координация и взаимодействие между странами-членами внутри ЕАЭС только способствуют укреплению двустороннего формата взаимоотношений с Китаем.
Китай уже начал активно сотрудничать в рамках своего проекта со странами ЕАЭС в двустороннем формате. В частности, был подписан ряд соглашений по реализации казахстанской национальной программы «Нурлы жол» совместно с Китаем в рамках ЭПШП [7]. Кроме того, приоритетным направлением КНР является именно ЦА. Об этом свидетельствует созданный Фонд Шелкового пути, нацеленный на финансирование транспортно-логистических проектов именно в этом регионе. Между тем остается открытым вопрос формата сотрудничества с другими членами ЕАЭС –Арменией и Белоруссией.
Если говорить о форме сопряжения в виде сотрудничества между ЕАЭС и ЭПШП, то здесь важно конкретизировать приоритетные сферы взаимодействия. В этом аспекте обнадеживает намерение Евразийской экономической комиссии сформировать перечень приоритетных инфраструктурных проектов сотрудничества с ЭПШП с учетом заинтересованности стран ЕАЭС [8]. На основании отобранных проектов планируется сформировать «дорожную карту» по взаимодействию стран ЕАЭС с КНР. В случае, если удастся разработать этот документ, который будет согласован и будет устраивать всех участников процесса, а также который будет представлять собой не декларацию намерений, а четкий программный документ, то идея сопряжения начнет приобретать реально осязаемые контуры.
Еще один вопрос, который остается за скобками ЕАЭС и ЭПШП – роль и место ШОС в этом сопряжении. С одной стороны, с началом реализации китайской геостратегии, ШОС уже не рассматривается как главный и основной механизм взаимодействия с Россией и странами ЦА. Стоит заметить, что ЭПШП в формате инициативы может быть наиболее гибкой и адаптивной, меняться под реалии современных международных отношений, привносить идеи нового формата и уровня, что может быть весьма эффективным. С другой стороны – институциональная структура и готовый налаженный формат взаимодействия со всеми участниками не дадут ШОС превратиться в ненужную организацию.
Выводы
В настоящее время регион превратился в объект столкновения нескольких «геополитических проектов», предлагаемых ключевыми акторами мировой политики. Подобное положение геополитической неопределенности сложилось вследствие проводимой государствами Центральной Азии «многовекторной» внешней политики с членством в большом количестве международных региональных организаций, некоторые из которых противоречат, а другие дублируют друг друга.
Геополитические проекты, предлагаемые странам ЦАР, отражают, прежде всего, национальные интересы стран-инициаторов. Роль внешних воздействий на процессы в регионе достаточно велика, учитывая, что ведущие игроки сфокусированы на «геополитическом размежевании» региона в соответствии с выработанными геостратегиями. Подобный расклад, отражающий тактическое маневрирование государств ЦА на геополитической арене, без четкого видения собственного места в региональной архитектонике, вряд ли может привести к предсказуемым результатам.
Учитывая двоякую природу самого «сопряжения» трудно не согласиться с мнением директора Института России при Китайской академии современных международных отношений Фэн Юйцзюня о том, что «в современных интеграционных процессах выигрывает тот, кто встроится в них раньше других»[9]. Поэтому, будь то Россия или страны Центральной Азии, стоит понимать, что ЭПШП – это реалии сегодняшнего дня, которые нужно учитывать, а также использовать для реализации собственных целей и задач.
Исходя из вышеперечисленного, представляется, что идея «сопряжения» геополитических проектов России и Китая пока выглядит достаточно неясной и размытой. В этом аспекте можно предположить, что они могут сосуществовать и являться проекцией геополитических интересов стран-инициаторов, но не дополнять друг друга в рамках единой стратегии в силу прагматичности акторов международной арены.
Литература:
[1] Реакция замещения. Китай становится новым «большим братом» для государств Центральной Азии // URL: http://3mv.ru/publ/reakcija_zameshhenija_kitaj_stanovitsja_novym_bolshim_bratom_dlja_gosudarstv_centralnoj_azii/3-1-0-13310 (9 декабря 2012)
[2] Новый Шелковый путь: стратегические интересы России и Китая. Интервью с Чжао Хуашеном // URL: http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=2883#top (20 декабря 2013)]
[3] Indeo F. The Rise of China in Central Asia // URL: http://temi.repubblica.it/limes-heartland/the-rise-of-china-in-central-asia/1928 (20 августа 2012)
[4]Курманбекова Э. Геополитические доктрины Китая // URL: http://www.enu.kz/repository/repository2012/doktriny-kitaya.pdf
[5] Крис Риклтон. Россия и Китай продемонстрировали глубокие разногласия на форуме ШОС // URL: http://russian.eurasianet.org/node/60741 (26 июня 2014).
[6] Коростиков М. Под высоким сопряжением // “Коммерсантъ Власть” №18 от 09.05.2016. – С. 8 // URL: http://www.kommersant.ru/Doc/2978877
[7] Константин Сыроежкин: Геополитические проекты в Центральной Азии и роль Казахстана (30 марта 2016) // URL: https://cabar.asia/ru/konstantin-syroezhkin-geopoliticheskie-proekty-v-tsentralnoj-azii-i-rol-kazahstana/
[8] ЕЭК сформирует перечень приоритетных инфраструктурных проектов по сопряжению ЕАЭС и Экономического пояса Шелкового пути 04.02.16. // http://www.eurasiancommission.org/ru/nae/news/Pages/04-02-2016-3.aspx
[9] Коростиков М. Под высоким сопряжением // “Коммерсантъ Власть” №18 от 09.05.2016. – С. 8 // URL: http://www.kommersant.ru/Doc/2978877
Автор: Наргиза Мураталиева, политолог (Кыргызстан, Бишкек)
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции CABAR.asia