© CABAR – Центральноазиатское бюро по аналитической журналистике
При размещении материалов на сторонних ресурсах, гиперссылка на источник обязательна.

Надежда Таткало: Вероятно фактическое встраивание БРИКС в китайский проект «Один пояс – один путь»

«В среднесрочной перспективе БРИКС сохранит статус «клуба развивающихся стран» для обсуждения актуальных вопросов глобальной повестки дня и «сверки часов» относительно своей реакции на них. В долгосрочной же перспективе вероятно фактическое встраивание БРИКС в китайский проект ОПОП», – эксперт Института стратегического анализа и прогноза при Кыргызско-Российском славянском университете Надежда Таткало (Кыргызстан, Бишкек) анализирует перспективы БРИКС, специально для cabar.asia.

cabar.asia: На фоне серьезных конфликтов на мировой арене, росте угроз терроризма и экстремизма прошел саммит БРИКС в китайском Сямэне. Как Вы считаете, сможет ли пятерка задать тон для закладки и укрепления нового мирового порядка?

Надежда Таткало: Создание БРИКС, на волне мирового финансового кризиса 2008-2009 гг., является индикатором постепенной трансформации «заточенной» на доллар мировой финансовой системы. Однако, БРИКС достаточно сложно назвать консолидированным актором с четкой целью концептуализации своего видения новой мировой конъюнктуры и правил выстраивания международных отношений с последующей его реализацией в силу следующих причин.

Во-первых, толчком к созданию нового международного объединения  именно в формате – Бразилия, Россия, Индия, Китай – стала не инициатива стран-участниц, а замечание аналитика“Goldman Sachs” Джеймса О’Нила о том, что эти страны потенциально являются главными генераторами будущего роста мировой экономики. Во-вторых, в отношениях между двумя членами  БРИКС – Индией и Китаем – имеются очаги напряженности по поводу спорных приграничных территорий, а также поддержки ими соседних  союзных государств при нарушении одной из сторон регионального статус-кво, что торпедирует перспективу превращения БРИКС в сильного консолидированного актора нового многополярного мира. Наиболее резонансными в этом отношении случаями в последнее время стали:

  • отказ Нью-Дели от участия в международном форуме «Один пояс – один путь», проходившем в КНР в мае 2017 г. ввиду обозначенного маршрута строительства китайско-пакистанского экономического коридора через оспариваемую Индией и Пакистаном территорию Гилгит-Балтистана;
  • усиление индийского военного присутствия в июне 2017 г. на китайско-бутанской границе в качестве союзнической поддержки Бутану в ответ на начало строительства КНР автомобильной дороги на оспариваемой с Тхимпху территории плато Доклам.

В-третьих, уровень торгово-экономического взаимодействия стран-участниц объединения остается на низким, что, вкупе с обозначенными трудностями выстраивания конструктивного диалога между Пекином и Дели по спорным территориям, препятствует динамичному перерастанию его экономического влияния в геополитическое. В этом аспекте следует отметить ряд факторов, торпедирующих усиление экономических связей между странами БРИКС:

  • особенность стратегии поведения КНР в международных организациях состоит в сфокусированности на двусторонних отношениях со странами-участницами. Как следствие: а) КНР выступает главным торговым партнером для каждой из стран-участниц объединения б) КНР лидирует в совокупном объеме внешней торговли всех стран БРИКС;
  • «географическая разобщенность» стран  БРИКС;
  • несбалансированная товарная номенклатура во взаимной торговле с ярко выраженной сырьевой направленностью;
  • наличие институционализированных интеграционных проектов (у России членство в ЕАЭС, у КНР – ОПОП, у Бразилии – МЕРКОСУР, у ЮАР – САДК, у Индии – СААРК), в рамках которых каждая из стран играет одну из решающих ролей;
  • по оценкам экспертов, основной объем торгово-инвестиционного сотрудничества, а также культурного обмена и миграции каждой из стран-участниц БРИКС приходится на развитые страны Запада, а не развивающиеся экономики мира.

Принимая во внимание данные факторы, а также, учитывая, что консолидирующей основой функционирования организации выступает именно укрепление  экономического взаимодействия в целях преодоления негативных последствий витков мирового финансово-экономического кризиса на фоне отсутствия институционального ядра БРИКС, представляется, что в настоящее время данная международная структура не использует в полной мере свой физический капитал в форме огромной территории (25% суши), людских ресурсов (40% населения Земли) и экономической мощи (23% общемирового ВВП) для направления трансформации мирового порядка в своих интересах.

cabar.asia: Насколько формат БРИКС обладает потенциалом для решения проблем региональной безопасности?

Надежда Таткало: Формат БРИКС можно представить как аналог G7 в мире развивающихся экономик – международный клуб, объединяющий развивающиеся страны с высокими темпами экономического роста. Это не международная организация, основанная на международном договоре и имеющая наднациональные органы, определяющие стратегию и тактику внешнеполитического позиционирования или внутриэкономического развития стран-участников. Решения и декларации, принимаемые на министерских встречах и саммитах глав государств пятерки, направлены вовне, нежели вовнутрь – демонстрация своей точки зрения как актора, претендующего на одну из лидирующих позиций в мировой политике. В них фиксируется общая позиция стран-участниц по тем или иным вопросам международной повестки дня и намерения действовать в одном фарватере. Исходя из этого, маловероятно, что БРИКС может стать площадкой для генерирования решений возникающих проблем безопасности. При этом, учитывая отмеченный фактор «географической разрозненности» стран-участниц, детерминирующий отличие контекста проблематики безопасности в Африке, Латинской Америке и Евразии, понятие «региональной безопасности» применительно к БРИКС приобретает многозначный характер.

Представляется, что за БРИКС может быть закреплена репутация разработчика предложений, основанных на разделяемых странами-участницами принципах мирного урегулирования конфликтов, неоспоримости территориальной целостности, неприкосновенности национального суверенитета и невмешательства во внутренние дела других государств, по вариантам урегулирования конфликтных ситуаций, имеющих фактически одинаковый уровень значимости для каждой из них.

Однако в вопросах, где непосредственно затрагиваются интересы того или иного участника, консолидированная позиция БРИКС представлена не будет. Наглядным примером обоснованности данного тезиса выступают отмеченные территориальные противоречия между Индией и Китаем, представляющие также угрозу региональной стабильности, которые, тем не менее, не рассматриваются на встречах глав БРИКС, будучи отнесенными в сферу компетенции двусторонних отношений. Другим примером может служить разгоревшийся в конце августа этого года конфликт в Мьянме, государстве находящемся в непосредственной близости к Индии и Китаю. Однако, в повестку дня саммита БРИКС, проходившего в китайском Сямэне, данный конфликт не был включен. Акцент был сделан на проблематике ядерной программы Пхеньяна. В этом аспекте следует отметить, что для Китая Мьянма имеет стратегическое значение с точки зрения реализации «Морского шелкового пути XXI в.», а также снижения зависимости от поставок углеводородов из стран Ближнего Востока через Малаккский пролив.

cabar.asia: Как известно, страны БРИКС стремятся к децентрализации глобальной экономики. Что было сделано или планируется сделать для этого?

Надежда Таткало: Стратегия действий стран БРИКС по децентрализации глобальной экономики эволюционировала с течением времени. Условно, исходя из особенностей предпринимаемых мер, можно обозначить два этапа в ее развитии:

  • первый этап 2008-2014 гг.: попытки оказать влияние на трансформацию существующей модели функционирования международных финансовых институтов;
  • второй этап 2014 г.-настоящее время.: создание собственных финансовых инструментов для преодоления кризисов в развитии мировой экономики.

Первоначальной целью интенсификации политического и экономического диалога между странами БРИКС было реформирование сложившейся мировой валютно-финансовой архитектуры, обеспечивающей доминирование доллара и лидерское положение в ней  развитых стран Запада, для продвижения своих интересов в международных финансовых институтах. Страны-участницы стремились встроиться в существующую международную финансовую систему на новых условиях, учитывающих их интересы. В этой связи ими были предприняты попытки диалогового продвижения своих интересов:

  • на саммите G20 во Франции в 2008 г. впервые обозначились противоречия между развитыми и развивающимися странами БРИК относительно будущего мировой финансовой системы;
  • на саммите G20 в 2009 г. в Великобритании и последующем первом официальном саммите БРИК в Екатеринбурге страны-участницы объединения уже стали озвучивать конкретные варианты выхода из кризиса мировой финансовой системы: требования увеличить представительство развивающихся государств в международных финансовых институтах, ужесточить контроль над их деятельностью и процедурами назначения сотрудников руководящих звеньев;
  • на саммите ШОС в Екатеринбурге в 2009 в продолжение проблематики саммита БРИК была предложена инициатива создания пула резервных валют для укрепления международной валютной системы.

Однако риторика саммита G20, проходившего в 2010 г. в Южной Корее, обозначила стремление большинства стран-участниц зафиксировать имеющийся статус-кво в мировой финансовой системе с небольшой поправкой на увеличение квот для развивающихся стран в капитале МВФ в среднесрочной перспективе.

Данные условия вкупе с происходившими событиями в мировой политике («арабская весна», политический кризис в Украине, результировавший в «санкционную войну» между консолидированным Западом и Россией, гражданская война в Сирии) детерминировали переход стран БРИК от стратегии генерирования идей реформирования мировой финансовой системы  к стратегии самостоятельных действий по созданию: а) альтернативных институтов международной финансовой арены – Новый банк развития БРИКС с разрешенным к выпуску объемом капитала  в 100 млрд долл., созданный в 2014 г.; б) благоприятных условий для самостоятельного развития – в 2015 г. сформирован пул условных валютных резервов стран БРИКС в объеме 100 млрд долл., который позволяет обеспечить финансовую поддержку члену БРИКС в случае, если у него возникли проблемы, связанные с обеспеченностью его национальной финансовой системы долларовой ликвидностью.

При этом нацеленность стран-членов БРИКС на скорейший запуск обозначенных механизмов определяется тем, что уже через два года после подписания соглашения о создании Нового банка развития БРИКС. Советом его директоров были утверждены 7 инфраструктурных проектов для кредитования на сумму более 1,5 млрд долл., а в 2017 г. объемы кредитования должны увеличиться вдвое – до 3 млрд. долл.

cabar.asia: Как Вы оцениваете формат БРИКС+5? В чем необходимость расширения?

Надежда Таткало: Представляется, что в этом вопросе важным является инициатор расширения сотрудничества БРИКС – КНР, геополитические устремления которой позволяют сделать вывод относительно целей и задач этого расширения. Примечательно, что и ЮАР стала полноправным членом объединения в 2011 г. на саммите глав государств в Китае, т.е. Пекин в этой международной структуре выступает драйвером в привлечении «свежих сил», входящих в орбиту его интересов. Данная роль позволяет ему: а) закрепить за собой статус лидера объединения; б) превратить БРИКС в механизм продвижения проектов ОПОП – сухопутного «Экономического пояса Шелкового пути» и «Морского шелкового пути XXI в.», прежде всего, за счет их финансирования через Новый банк развития БРИКС. В последнем случае КНР получает две главные преференции:

  • во-первых, сокращается финансовая нагрузка на КНР по реализации масштабной инициативы ОПОП, на которую Пекин планирует потратить около 3 трлн. долл. В результате, в распоряжении КНР сейчас три финансовых института (Банк развития БРИКС, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и Фонд Шелкового пути, сфокусированных на финансировании инфраструктурных проектов), и половина стран мира фактически  участвуют в «софинансировании»  ее геополитической инициативы;
  • во-вторых, обозначающиеся интенции Китая занять одну из доминирующих позиций в мире становятся завуалированными декларациями усиления глобального взаимодействия.

Если рассмотреть предполагаемые маршруты ОПОП и совместить их с теми странами, которые Пекин пригласил на саммит БРИКС, то озвученные тезисы получат подтверждение, а именно: Таджикистан (как государство, которое не интегрировано в Евразийский союз и в настоящее время ведет переговоры с Пекином, Кабулом и Исламабадом об усилении взаимодействия по вопросам обеспечения безопасности, прежде всего китайских экономических объектов на территории трех государств), Таиланд  (государство, необходимое для расширения пула доброжелателей КНР в Южно-Китайском  море, через которое осуществляется до 90% всего торгового оборота Китая со странами мира), Египет (ключевая точка, контроль над которой обеспечит бесперебойное движение товаров через Суэцкий канал), Мексика (экономический форпост в Атлантическом океане), Гвинея (экономический форпост в Тихом океане).

Между тем, другие участники БРИКС, в целом не возражая против нового расширенного формата встреч предложенного КНР, не предлагают свои варианты направления расширения, поскольку  самостоятельное взаимодействие с КНР имеет положительный финансово-экономический эффект, а приглашение новых членов, входящих в зону своих интересов, на площадку объединения, где де-факто лидером является КНР, означает фактические геополитические уступки потенциальному сопернику. В частности, альтернативой фондированному Москвой  Банку развития ШОС, на котором настаивала китайская сторона, для стран-членов ШОС  может стать Новый банк развития БРИКС, на что, вероятно, и рассчитывает Пекин, предлагая «расширять круг друзей БРИКС и поддерживать диалог и сотрудничество с другими развивающимися странами».

cabar.asia: Каковы результаты саммитов БРИКС и как Вы оцениваете их дальнейшие перспективы?

Надежда Таткало: Наиболее результативными саммитами БРИКС с позиций развития самой этой структуры: являются:

  • Екатеринбургский саммит 2008 г., который не только формально зафиксировал появление на международной арене нового актора, ставящего целью продвижение интересов развивающихся государств через трансформацию существующей мировой финансово-экономической системы, но и дал старт регулярным встречам членов этого клуба;
  • саммит в китайском Санья в 2011 г. на котором БРИК трансформировалась в БРИКС в связи с присоединением ЮАР;
  • саммит 2014 г. в бразильском Форталеза, на котором было принято решение о создании пула валютных резервов БРИКС и Нового банка развития БРИКС;
  • саммит 2017 г. в китайском Сямэне, зафиксировавший формат БРИКС+.

Рассматривая данные саммиты в качестве основных вех в развитии БРИКС, представляется, что перспективы дальнейшей эволюции объединения обусловлены двумя факторами: а) обозначившейся лидирующей позицией КНР; б) запущенным процессом расширения этой международной группировки, подчиненным геополитическим притязаниям КНР. Исходя из этого, сценарий превращения БРИКС в полноценную международную организацию маловероятен, поскольку необходимость подписания уставных документов, с одной стороны, будет сковывать «движения и маневры» Пекина в аспекте приглашения новых членов ввиду необходимости соблюдения процедур согласования решений с другими участниками объединения, с другой – затягивать сам процесс расширения, что не выгодно Пекину с точки зрения реализации своего масштабного проекта ОПОП.

Следовательно, в среднесрочной перспективе БРИКС сохранит статус «клуба развивающихся стран» для обсуждения актуальных вопросов глобальной повестки дня и «сверки часов» относительно своей реакции на них. Изменения будут касаться увеличения количества финансируемых проектов на территории «государств-друзей» объединения. В долгосрочной же перспективе вероятно фактическое встраивание БРИКС в китайский проект ОПОП.

Интервью подготовила редактор cabar.asia Наргиза Мураталиева

Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: