«Говорить о том, что сейчас у России есть возможность быть ключевым государством в центральноазиатском регионе, которое может не только обещать, но и выполнять свои обещания, мы не можем. В случае с Камбаратинской ГЭС мы видим, что это всё не соответствует действительности. Я бы воспринимала высказывания тех людей, которые считают, что Россия должна быть единственным игроком и стратегическим партнером всей Центральной Азии как просто из категории желаний, не больше», – сказала в интервью IWPR эксперт по Центральной Азии Чинара Эсенгул.
В рамках визита президента России Владимира Путина по трем странам Центральной Азии (Казахстан, Таджикистан и Кыргызстан), специалист по международным отношениям Чинара Эсенгул поделилась своим мнением о роли России в центральноаизатском регионе и ее будущем.
– Как вы оцениваете отношения России со странами Центральной Азии?
-Во-первых, отношения России с Центральной Азией больше двусторонние, нежели региональные. Необходимо смотреть на суть двусторонних отношений и степень их развитости и насыщенности отличается. Например, между Россией и Узбекистаном менее интенсивно развиваются, чем с Казахстаном и Кыргызстаном. Это связано с тем, что оба государства входят в ЕАЭС. Вступление Таджикистана в ЕАЭС не близко, но стратегически возможность вступления так же увеличивает динамику двусторонних взаимоотношений между Россией и Таджикистаном, хотя если мы говорим об ЕАЭС, это должно быть не Россия и какая-нибудь потенциальная страна-кандидат, а должны быть все страны ЕАЭС и потенциальная страна-кандидат. Очень интересная ситуация, что Россия всё еще является ведущей страной и поэтому удобный для неё формат переговоров двусторонний.
– Если говорить в контексте ЕАЭС, что можно сказать об отношениях с Казахстаном и Кыргызстаном?
– Отношения между соседствующими странами в рамках ЕАЭС идут не очень, например, Россия-Беларусь или Казахстан-Кыргызстан, это естественные процессы, потому что страна хочет защищать свой рынок разными способами, если даже уже нет тарифных ограничений, они делают это неформальными процессами. Поэтому мне кажется это очень объективные процессы, которые любая интеграционная структура должна пережить, когда-то через это проходила Европа, когда они создавали Европейский союз и таможенный союз, в частности. Я рассматриваю это как обычные процессы, которые должны пройти, ими конечно тоже нужно управлять, в этом плане очень эгоистично ведёт себя Казахстан, немного «пофигистически» и лениво к своим обязательствам относится Кыргызстан, и в результате у нас такая ситуация сейчас.
–В экспертной среде бытует мнение, что ЕАЭС больше о политике, нежели об экономике, и из-за этого появляется большинство экономических проблем. Как вы к этому относитесь?
– Да, изначально это стратегический геополитический проект. В первый раз сама идея была озвучена ещё господином Назарбаевым еще в 1994 году, тогда он задумывался как комплексный интеграционный проект, и акцент не делался на политике. В 90е годы Назарбаев думал, что все варианты связи советских стран можно ещё спасти, пока полностью разъединение не произошло. В тот момент, понятно, что объективных причин для этого у других стран не было, в том числе и у России. После этого ренессанс этой идей произошел с приходом Владимира Путина, и он видел это как возможность для восстановления былой роли и пространства влияния Российской Федерации, это был как политический проект. Но первым шагом к такому политическому союзу находится все еще в сфере экономики, поэтому всё это начиналось как таможенный союз между тремя государствами: Россия, Казахстан, Беларусь. Поэтому если давать оценку на данном этапе, то это политико-экономическая структура, где акцент делается на каких-то технических регламентах, стандартах, обобщенно все это касается экономической сферы.
– Насколько Китай, скажем так, портит планы России в Центральной Азии?
– Я думаю, у них есть стратегическое понимание и некое разделение зон, понимание роли России и Китая в Центральной Азии, между ними есть договорённость, поэтому Китай экономически реализует свои инфраструктурные, транзитные проекты, и Россия объективно никак этому не может противостоять. В этом плане Россия не сильно борется с этим. Что касается сферы безопасности, то Китай не ставит под сомнение, что Россия является ключевым гарантом национальной и региональной (внешние зоны региона) безопасности Центральной Азии. Если говорить о национальной безопасности, то вы знаете, что есть силы ОДКБ в Канте, то есть за счет этого обеспечивается воздушное пространство. Наша национальная безопасность в какой-то степени обеспечивается внешней организацией, поэтому большую роль (более, чем на 90%) играют российские войска и Китай никак не представлен в сфере безопасности. Пока вот такой статус-кво и разделение ролей устраивает эти два государства. Посмотрим, может ли это изменится в будущем, все зависит от того как будут развиваться отношения у России и Китая, а это в свою очередь зависит от отношений России с Европой и США и от отношений Китая и США.
– Помимо Казахстана и Кыргызстана, у других трёх центральноазиатских стран есть ли желание тесно кооперироваться с Россией?
– Я бы сказала, что такого желания как у Казахстана и Кыргызстана у них нет. Туркменистан – это страна, которая еще в 1995 году объявила нейтралитет, у них есть закон о позитивном нейтралитете, концепция, признанная ООН, поэтому мне кажется, они очень долго будут придерживаться этого, это полностью исключает вступление Туркменистана в тот или иной союз. Узбекистан с первых лет своей независимости во внешней политике ведёт достаточно независимую позицию, если какая-нибудь организация или проект не соответствует национальным признакам Узбекистана, то государство может вступить, может выйти из этой организации. Мы все это прекрасно знаем, Узбекистан очень динамично может менять свою внешнюю политику. Кооперация, сотрудничество – это когда нет каких-то серьезных обязательств, а есть партнерское соглашение, в какой-то период выполнили и разошлись. А интеграция – это очень серьезно, это наднациональная комиссия, и Узбекистан на такое никогда не пойдет, потому что, мне кажется, что основу внешней политики, которое берет это государство, строится совершенно на другом принципе. Она строится на национальных интересах. Даже при новом президенте изменения вряд ли будут. Максимум – это может быть как с Вьетнамом и ЕАЭС – это зона свободной торговли. Я думаю, что это очень близко к этому, потому что мы знаем про вопрос мигрантов, экспортируемых товаров. Узбекистан при Мирзиёеве будет максимально пользоваться перезагрузкой отношений в таком объективно-прагматичном формате и это будет как зона свободной экономической торговли.
– А что касается Таджикистана?
– Очень сложно рассуждать о Таджикистане. С точки зрения реальных каких-то показателей: зависимость по вопросам миграции, давнее нахождение российских военных на границе с Афганистаном. Всё это говорит о том, что Таджикистан будет постепенно двигаться в направлении вступления в ЕАЭС. Но есть очень серьёзные компоненты, которые отличаются от кыргызско-казахских отношений с Россией, то что Таджикистан за годы своей независимости 5 лет отдал гражданской войне, и очень сильно интегрировался в сторону Ирана, Афганистана (в сторону юга). Эти реалии будут очень сильно вынуждать Таджикистан думать что же выбрать. У них практически 50/50, так же у них есть альтернатива, у них выход в море через Иран, и потом, это – культурно-лингвистически одна цивилизация, поэтому, на мой взгляд, это очень серьёзный аргумент.
-То есть Таджикистан может позволить себе выбирать?
-Да, в отличие от нас. Это моя оценка.
– Насколько Россия довольна своим нынешним положением дел в Центральной Азии? Некоторые российские популисты считают, что все страны региона должны смотреть только на Москву.
– Во-первых, Россия сама исторически не может определить, куда она принадлежит – это все-таки европейское государство или азиатское? У них сейчас отношения с Европой и Западом очень сильно ухудшились и видимо надолго. Россия была вынуждена развернуться в сторону Азии, в сторону Китая. А что касается Центральной Азии, то очень много лет, во время президентства Ельцина, Центральная Азия была полностью забыта. Мы тоже в это время просто так не стояли и развивали отношения с другими партнерами, поэтому говорить о том, что сейчас у России есть возможность быть ключевым государством, которое может не только обещать, но и выполнять свои обещания, мы не можем. Вот в случае с Камбаратинской ГЭС мы видим, что это всё не соответствует действительности. Я воспринимала бы высказывания тех людей, которые считают, что Россия должна быть единственным игроком и стратегическим партнером всей Центральной Азии просто из категории желаний, не больше. Путин ведёт прагматичную политику, он знает потенциал каждой страны, и поэтому делает политику двусторонней, а не региональной. Он индивидуально относится к каждому государству, давит на больные точки или наоборот подарит что-нибудь, какой-нибудь долг спишет. Россией используются разные методы на двустороннем формате, но у нее нет региональной стратегии.
– Если у России имеются сильные рычаги давления, то почему она ими не воспользуется, чтобы обратить взор Узбекистана и Таджикистана в сторону Москвы?
– Мне кажется пока рано. Россия тоже движется в рамках своих возможностей. Они не могут сразу давить на всех и вся, то есть сначала с Казахстаном поработали, потом были другие страны. Россия медленно, но верно идет к своей цели. Постепенно и насколько это возможно расширяют евразийскую зону. Ведь нельзя на всех фронтах начать активные действия, а потом не суметь ресурсно это все обеспечить.
–То есть так или иначе Узбекистан и Таджикистан стоят на очереди?
– Конечно, в любом случае. Только неизвестно как долго это будет длиться. Это нормальное явление для такой державы, как Россия, которая поставила себе цель. С другой стороны, насколько другие игроки такого же калибра как Россия, например Китай, США, Европа могут и хотят показать сигналы нашим странам, что будут достойным балансом и альтернативой, вот в чём вопрос.
– У Китая в сотрудничестве со странами региона привлекательный подход: мы в вашу политику не вмешиваемся, только экономика, только торговля. Но насколько в будущем дела у Китая в Центральной Азии будут связаны не только с экономическими проектами?
– Я считаю, что Китай пока никак не будет политически вмешиваться в Центральную Азию, потому что у них много вопросов в Азиатско-тихоокеанском регионе (АТР). Там очень серьёзные вещи стоят на повестке. Поэтому вопросы с нашим регионом будут касаться только экономики, именно для реализации «Экономического пояса Шёлкового пути». Потому что им нужна только возможность транспортировать через континент, и получается им необходимо только обеспечить свой транспортный потенциал из нашего региона в Европу и тогда Европа будет полностью покорена «Made in China». Если они выполнят эту цель, то это будет «браво» для китайцев. В военно-политическом смысле у Китая много сил уходит на обеспечение своих позиций в Азиатско-тихоокеанском регионе, поэтому они не могут полноценно работать по всем аспектам сотрудничества на всех фронтах своей границы. Даже Китай, который сейчас достаточно силён, не способен вести достойную политику по всему миру.
– То есть Россия пока может не беспокоиться за «свой» регион?
-Пока, я думаю, нет. На данный момент это выгодно и для Китая, и для России.
– Помимо России, в идеологическом плане кто еще может потеснить ее роль в Центральной Азии?
-Только религия. Ислам. Вы знаете, что Россия – это православное государство. Я бы не стала исключать вопрос о том, что следующие политические партии будут иметь «исламское лицо». Следовательно, это будет ставить под вопрос «российскость», «светскость» нашей страны.
– Это касается только Кыргызстана?
– На самом деле это касается каждой страны региона в разной степени, но природа этих процессов одинакова. Исламизация, радикализация происходит во всех странах Центральной Азии. Россия, как и раньше, когда она была Российской империей, когда она только пришла в регион в середине XIX века, потом в Советском Союзе попробовала убрать фактор религии окончательно, но это всё же абсолютно не сработало. Поэтому для них основной враг – это исламский фактор, но я думаю, что это в Москве сейчас не все понимают.
С экспертом беседовал Тимур Токтоналиев, редактор IWPR по Кыргызстану.